Я увидел, как от сильнейшего удара «Toyota» подбросило, она перелетела вверх тормашками через развороченный спереди «BMW» и приземлилась за ним, упав прямиком на крышу. «BMW» мгновенно загорелся и тут же взорвался. Во все стороны от него летели куски стекол и пластика, а огромный, похожий на широченную лыжу бампер, пролетев несколько метров, ударил в крышу моего «SAAB». Автомобили по обе стороны стали резко тормозить и въезжать друг в друга. Одну из фур, пытавшуюся резко маневрировать с тем, чтобы избежать наезда на горящий «BMW», занесло. От грузовика оторвался длинный сорокафутовый прицеп, завалился набок и понесся вперед по встречной полосе. Его волокло около пятидесяти метров, и он остановился только оттого, что буквально увяз в сбитых, собранных в кучу им самим же автомобилях.
Я резко ударил по тормозам и остановился точно напротив перевернутой «Toyota», лежавшей на крыше. Совершенно не думая о том, что я делаю, не осознавая себя совершенно, я выскочил из машины и подбежал к этой груде железа. Упал на живот, заглянул в уцелевшее заднее боковое стекло.
Сперва я ничего не смог разглядеть, стекло запотело и изнутри было забрызгано кровью. Я крутанулся на скользкой дороге и ударил в него ногой. Потом еще раз. Стекло покрылось трещинами и, после третьего или четвертого удара, окончательно вылетело. Я просунул в салон голову. Там было ужасное апокалипсическое зрелище. Смерть похозяйничала в салоне вовсю: прямо перед моим лицом оказалось лицо какой-то восточной женщины, то ли японки, то ли китаянки. Оно было залито кровью, а из полуоткрытого, сведенного предсмертной судорогой рта вырвался последний кровавый пузырь. Женщина дернулась, она агонизировала. Водитель с полностью изуродованным, в кашу разбитым лицом беспомощно висел на ремне безопасности. Судя по всему, сработал пиротехнический натяжитель: труп шофера-лихача намертво притянуло к креслу, вжало в него, и он висел на этом ремне, не касаясь головой примятой от удара крыши. Я почувствовал, что у меня от ужаса темнеет в глазах, и собирался уже отползти от этой несчастной машины, ставшей настоящей могилой для тех, кто в ней ехал, как вдруг услышал еле слышный стон. Я обрадовался, что, должно быть, я ошибался насчет женщины и несчастная, к счастью, выжила, но стон повторился откуда-то из-за ее тела. Я прокусил себе губу, для того чтобы не отключиться, и полез внутрь салона. Кое-как сдвинул труп женщины в сторону. Некоторое время у меня ничего не получалось, наконец я продвинулся еще чуть вперед и увидел, что посредине заднего ряда сиденьев автомобиля укреплено детское кресло. И в этом-то вот кресле, висящая на страховочных ремнях вниз головой, полусидела маленькая девочка. Глазки ее были закрыты, но она была жива и тихо-тихо стонала. Женщина, а у меня было мало сомнений в том, что это была мама девочки, в своем последнем предсмертном рывке, левой рукой, словно барьером, пыталась защитить свое дитя. Ее рука судорожно вцепилась в дальний подлокотник кресла, и мне пришлось приложить серьезное усилие, чтобы оторвать ее оттуда. Понимая, что машина вот-вот может взлететь на воздух, я обеими руками принялся отстегивать малышку, чертыхаясь и матерясь при этом так виртуозно, что, наверное, никогда больше не смогу повторить в той же последовательности произнесенные мной фразы. Такие шедевры нарочно не исполняются. Две-три секунды – и мои руки ощутили тяжесть маленького, слабого и почти безжизненного тела. Я со всеми возможными предосторожностями, извиваясь, стал вытаскивать ребенка наружу. В нос мне ударил резкий запах бензина, и я понял, что еще секунда – и я опоздаю, но мне повезло. Я смог вытащить девчушку из салона-склепа и встал, держа ее на руках. Никакой толпы зевак вокруг еще не собралось. Люди из разбитых автомобилей растерянно ходили вокруг своих покореженных любимиц и мысленно подсчитывали убытки. От заправки BP, от автосалона бежали несколько человек, но они были еще довольно далеко. «BMW» горел, словно подбитый под Прохоровкой «Тигр». Но только вот ни один танкист из него так и не выпрыгнул. Я с девочкой на руках ринулся к своей машине. Если она еще жива, думал я, то счет может идти на минуты, а «Скорая помощь» не сможет быстро прорваться через заторы с той и с другой стороны, которые уже начали образовываться сзади меня и на встречной полосе. Передо мной же лежало чистое без автомобилей шоссе. И я решился. Положил малышку на заднее сиденье, расстегнул на ней две верхние пуговицы теплой курточки, освободил горлышко от шарфа, чтобы ей было легче дышать. Под голову положил свой свернутый пополам пуховик. Девочка была без сознания, глаза закрыты, но правое веко слегка дергалось. Потерпи, милая, сейчас дядя что-нибудь придумает, сейчас он тебе поможет. Протянул ремни безопасности так, чтобы они держали ее и не давали скатиться между сиденьями. Прыгнул за руль, крутанул зажигание, ударил ногой по педали газа. Шипованный Gislaved-трудяга, вгрызаясь в снежный накат, без пробуксовок и заносов повел машину вперед. Восемьдесят, сто, сто двадцать! Разобьюсь, к черту! Куда я еду? В Склиф, разумеется, куда же еще!!! «Алексеевская», «Рижская», «Проспект Мира», Грохольский переулок! Ну, не ждать же мне, в самом деле, зеленой стрелки! Пацаны с мигалками, на больших членовозах, ну, не надо материть меня в громкоговорители! Я же не террорист и не придурок. Я девчушку хочу живой в больницу довезти!
Я влетел на заставленную машинами стоянку перед приемным отделением. Мест не было, кроме одного, отгороженного специальной передвижной конструкцией. Не раздумывая, я снес ее и таким образом припарковался. Стоп-машина, дверцу вытолкнул ногой, выскочил, рванул на себя заднюю дверь, отстегнул ремни, осторожно вытащил живой комочек и ринулся с ним к дверям приемного покоя. Все двери были закрыты, и я принялся что есть мочи бить по ним ногами. Через полминуты какой-то испуганный человек в белом халате приоткрыл дверь с явным намерением высказать свое возмущение моим поведением, но я просунул в образовавшуюся щель ногу и заорал ему прямо в лицо:
– Давай быстрее ногами шевели! Я девчонку с аварии привез!
Мужик, наконец, разглядел маленькое беспомощное тело у меня на руках. На лице его, сменив испуг, появилось профессионально-деловое выражение:
– Так, вот что: нечего тут орать, здесь больница, а не стадион. Сейчас разберемся с вашей девочкой. Во-первых: что с ней случилось, позвольте осведомиться?
– Слушай, ты! Она в машине перевернулась десять минут назад, вместе со своими родителями, наверное. Они оба погибли, а ее я заметил и вытащил. Вроде бы она дышит, но если ты и дальше тут будешь трепаться, то получится, что я напрягался напрасно! И учти: машина была с дипломатическими номерами, глаза у женщины раскосые, наверное, она китаянка или японка, так что отвечать вам придется по всей строгости, как говорится, за халатность!
Мужик снова испугался. Я, несмотря на неординарность момента, все же внутренне поразился тому, как быстро и явно сменялось выражение на его лице. Он сделал мне знак и быстро пошел вперед. Я поспешил за ним. Мы оказались в вестибюле с прозрачными стенами, и видно было, как по длинному коридору, начинающемуся за стеклянными дверями, бегут к нам трое таких же, как этот мужик, людей в белых халатах, колпаках, а один из них при этом толкает перед собой блестящие носилки на колесах.
Мой проводник открыл стеклянную дверь, я сделал шаг к нему, но он решительно мотнул головой:
– Все, парень, тебе туда нельзя. Давай сюда свою иностранку.
Я, понимая, что спорить с ним бесполезно и глупо, покорно передал ему девочку. Он осторожно принял ее тельце и пошел по направлению к тем трем. Они встретились, девочку положили на каталку, аккуратно раздели. Двое стали внимательно осматривать ее. Вдруг один из них поднял вверх руку и что-то прокричал. Тотчас же вся четверка в халатах, вместе с малышкой на каталке, сорвалась с места и понеслась в конец коридора, к дверям с надписью «Экстренный оперблок». Миг, и коридор опустел. В вестибюле тоже никого не было, и я, ощутив страшную послестрессовую слабость, в изнеможении опустился на стоявшую в вестибюле скамеечку. Закрыл глаза. Представил и прокрутил на внутреннем экране картину того, что видел несколько минут назад: искореженный металл, взрыв, трупы и маленькое беззащитное существо, из последних сил, в схватке за собственную жизнь, подавшее голос. Бедная, как мне тебя жалко! По вине того,
