Врата Господни.
Они и выглядели так в прозрачном воздухе зимнего утра: величественная, на высоте 60 метров, седловина, прерывающая единую линию горной гряды. Шарп и Харпер гнали к Вратам своих терпеливых лошадок по дороге, прихотливо змеящейся среди обломков скал, чьи тени ещё хранили остатки ночных заморозков. Тракт поднимался вверх и, минуя Адрадос, вёл сквозь всю Сьерру.
Справа от Врат высился форт Castillo de la Virgen. Камни его помнили Сида. (
Севернее замка, метрах в двухстах, стоял монастырь. Обширное приземистое строение без единого внешнего окна словно вырастало из утёсов Сьерры. Здесь Дева Мария однажды ступила на грешную землю помочь христолюбивому воинству, и монахиням не нужны были окна вовне, ибо их главная тайна находилась внутри: простая гранитная пластинка посреди раззолоченной часовни.
Монахини давным-давно перебрались в Леон, воины в ярких сюрко покинули замок. Новые дороги на юг, шире и удобнее, пролегли вдали от этих мест. Вратам Господа нечего стало стеречь, кроме Адрадоса с его колючками, овцами и головорезами Потофе.
– Они, наверняка, заметили нас, сэр.
– Скорее всего.
Шарп бегло взглянул на часы, любезно одолженные сэром Огастесом Фартингдейлом. Торопиться смысла не было, до назначенного Потофе срока времени оставалось с избытком. Шарп дал знак остановиться. Лошадей у них имелось три: по одной для них с Харпером, третья везла золото и предназначалась леди Фартингдейл, буде Потофе сдержит слово, получив деньги. Пользуясь случаем размять ноги, Харпер слез со своего животного. Вскинув голову, он изучил строения на горизонте и убеждённо сказал:
– Надо вовсе с башкой не дружить, чтобы сунуться сюда со штурмом!
– Согласен.
Атакующим Врата с запада пришлось бы карабкаться вверх, очень круто вверх, без малейшего шанса остаться незамеченными с перевала. Шарп обернулся. Три часа они с Харпером потратили на переправу через речушку, и большую часть этого времени их было прекрасно видно с замковых стен любому наблюдателю с подзорной трубой. Обрывистые подходы к перевалу не годились для артиллерии, и были едва проходимы для пехоты. Кто владел Вратами Господа, тот владел всей дорогой через горный массив Сьерры. Британцам повезло, что к девятнадцатому веку появились другие пути на юг, и перевал не представлял для наполеоновской армии ценности в плане обороны Испании. Однако то, чем погнушались французы, для Потофе являлось настоящей находкой.
Несколько птиц кружили над долиной. Харпер следил за их полётом с видом отсутствующим и блаженным. Орнитология была его главной страстью, его отдушиной, его убежищем от армейских тягот.
– Что за птахи? – полюбопытствовал Шарп.
– Стервятники. Парят, выискивают падаль.
Шарп хмыкнул. Возможно, обед для этих крылатых трупоедов сейчас подъезжал к перевалу на двух лошадях с мешком золота, навьюченным на третьей. Чем ближе была цель путешествия, тем сильнее на душе Шарпа скребли кошки. Девушку Потофе не отдаст, из чего следовало, что, взяв деньги, он и Шарпа с Харпером живыми не отпустит. Майор, поделился опасениями с ирландцем, но отклика не нашёл.
Сэр Огастес Фартингдейл Шарпу не понравился. Стрелка раздражала снисходительность полковника, его высокомерное удивление, когда он узнал, что у Шарпа нет часов, и прибыть к монастырю ровно в десять минут двенадцатого (как требовал Потофе в своём письме) майору будет затруднительно. Впрочем, тон полковника поменялся, стоило ему заговорить о жене. Любовный угар туманил разум шестидесятилетнего сэра Огастеса. Чувство это было сильнее воспитания и природной флегмы. Полковник Фартингдейл Шарпу не нравился, но по-человечески стрелок ему сочувствовал и готов был помочь.
Проход стал уже, дорога запетляла, пересекая высшую точку перевала у самых стен форта, на которых, как мог теперь видеть Шарп, было полно вооружённого народу. Солдаты стояли и за зубцами выходящего на перевал надвратного укрепления. Слева от тракта открылся монастырь. Обитель построили на самом краю перевала. Его восточная сторона была одноэтажной, а западная опиралась на дополнительные цокольные помещения. В кладке южной, обращённой к перевалу, стены зиял свежий пролом, закрытый изнутри одеялом. Шарп кивком указал на дыру Харперу:
– Отличное местечко для пушки.
– Спорю, что она там есть. – отозвался ирландец. Действительно, позиция была хоть куда – орудие перекрывало огнём проход.
Ещё десяток метров остался позади, и перед Шарпом с Харпером раскинулась долина Адрадоса. В самом центре её, на холме, возвышалась сторожевая башня. Замок стерёг перевал, башня стерегла Сьерру. Вышка была старинной, ровесницей монастыря и форта, но у подножия её Шарп заметил следы свежих земляных работ. Обороноспособность средневековой башни явно пытались повысить то ли испанские солдаты, то ли перебившие их дезертиры. Расположена постройка была весьма удачно: пушки, поставленные там, простреливали бы даже замковый двор.
Дорога забирала резко вправо, где полукилометром выше лежала сама деревня: скопище неказистых хибар вокруг здания покрупнее (таверны, как предположил Шарп). Хотя время поджимало, туда, а не к монастырю, направил Шарп лошадей. Он хотел оценить состояние восточной, дальней стены форта. Вслед им с надвратного укрепления раздались крики, грянуло несколько выстрелов.
– Очень вежливо! – буркнул Харпер.
Палили неприцельно, просто, чтобы привлечь внимание. Шарп натянул поводья и взглянул на форт. Башню над воротами, с широкими зубцами по верху, века пощадили, только створки ворот отсутствовали. Вместо них въезд перегораживала телега, позаимствованная в деревне. Донжону повезло меньше. Кое-где кладка провалилась, но внутренние лестницы были, видимо, целы – на верхней площадке мелькали разноцветные мундиры дезертиров, орущих и машущих руками Шарпу с Харпером.
Интуиция не подвела Шарпа. Обогнув замок, они с ирландцем обнаружили, что восточная стена крепостцы рухнула, а через кучу щебня на её месте при случае не составит труда перебраться.
Открытие немного улучшило настроение стрелка. Они вернулись к обители. В отличие от замка, монастырь смотрелся вымершим: ни души, ни дымка. Здесь, на восточной стороне, находился единственный вход в монастырь, вход с двумя крохотными зарешеченными окошками по бокам. Арку над ним украшали резные изображения человеческих голов. Под их слепым взглядом Шарп спешился, привязал коня к ржавому ставню левого окна и посмотрел на часы. Минутная стрелка застыла напротив римской двойки. Успели. Харпер, пыхтя, снял тяжёлый вьюк с золотом с третьей лошади. Шарп толкнул дверь, и она, визжа несмазанными петлями, открылась. Друзья прошли входной коридор и оказались во дворе обители, очень запущенном, но оттого особенно живописном. Он был выложен когда-то нарядной жёлтой и зелёной плиткой. Сейчас краски поблекли, стыки поросли травой, а в углу и вовсе тянулся к солнцу молодой граб. Растительность густо покрывала дно высохшего бассейна. По периметру двор окружали крытые галереи, крыши которых поддерживали изящные колонны с узорчатым верхом. Двор был пуст. Геометрически правильные тени южной и восточной колоннад казались вычерченными тушью. Шарп снял с плеча винтовку. Прослужив рядовым много лет, он чувствовал себя неуютно без длинноствольного оружия. Став офицером, он сменил мушкет на винтовку Бейкера, только и всего. Кто-то считал это причудой, но Шарп не видел причин не носить ружьё. Дело солдата – убивать. Винтовка убивает. Всё.
Взводимый им курок щелкнул в тишине, как выстрел. Шарп настороженно вглядывался в тёмные проёмы между колоннами. Никого.
Стрелок махнул Харперу, и тот вынес вьюк глухо позвякивавших монет на залитый солнцем двор. Как и Шарп, он прощупывал глазами галереи, но тоже тщетно.
При ближайшем рассмотрении за колоннами обозначились новые двери. Шарп принялся распахивать их
