– Думаю, да.
– Спасибо, – сказал юноша. – Вы мне поможете в крайнем случае. А то я последний раз года два назад деньги снимал.
– Круто, – сказала Таня, выходя из задумчивости, – два года назад у меня и карточки не было.
– Честно говоря, – ответил молодой человек, – это не моя карточка, а приятеля. Он уехал… ну, за границу… а карточка у меня осталась. Сегодня слух прошел, что деньги перестанут выдавать, и я подумал, что надо бы обналичить… на случай, если Витька снова проявится.
– Так она же, небось, давно просрочена, – предположила Маша.
– Черт ее знает, – сказал парень. – Давайте посмотрим.
Паша Безуглов шел к банкомату вместе с Денисом и Алей. С утра он отправился на переговоры с клиентом, собиравшимся оформить большую корпоративную страховку. Переговоры шли вяло, клиент явно рассчитывал на бо?льшие скидки, чем Паша мог дать, и похоже было, что конкуренты уведут заказ. Паша торговаться не любил и не умел – не лучшие качества для человека, работающего сейлом. В другое время он с радостью работал бы учителем, но в 1991 году, когда Безуглов закончил пединститут, было ясно, что учителя естествознания и географии никому не нужны. Поэтому, отпраздновав победу на баррикадах, он задумался, чем заработать на хлеб – родители давно уже были на пенсии, а бабушка последние полгода лежала то в одной больнице, то в другой, и всюду намекали, что неплохо бы немного заплатить, потому что самоокупаемость, хозрасчет, новые времена. Безуглов подрабатывал мытьем окон в составе бригады приятелей-альпинистов: они мыли снаружи, он – внутри. Это была хорошая прибавка к стипендии, но уж никак не постоянная работа. Кто-то посоветовал ему изучить делопроизводство, и на последнем курсе Безуглов пошел в коммерческую фирму, арендовавшую помещение в их же институте. Студентам давали скидку, деньги удалось наскрести. То, чему учили будущих делопроизводителей, казалось Паше малоосмысленным – всем понятно, как нынче зарабатывают деньги, уж во всяком случае не бумажки перекладывают и не школьников учат. Однако в конце августа седой бюрократический волк, который вел у них занятия, позвонил Паше и сказал, что просят найти молодого парня в новую коммерческую фирму, за довольно небольшие деньги, но, может, все-таки подойдет? Безуглов понимал, что всех лучших учеников уже разобрали и, узнав, что деньги несравненно больше его учительской зарплаты, согласился. 'Наш дом' его приятно удивил: он представлял себе коммерческую фирму совсем иначе. Люди подобрались если не интеллигентные в старом смысле этого слова, то хотя бы вполне приличные. Он решил держаться этого места – и на сей раз не прогадал. Под водительством Гены Семина и Олега Шевчука 'Наш дом' выстоял во всех бурях первоначального накопления, зарплаты аккуратно выплачивались, а после того, как приглашенные из-за границы консультанты восполнили пробелы в Пашином образовании, и один коллега перешел в конкурирующую компанию, Безуглову даже подняли зарплату. А потом он встретил Таню Зелинскую и, аккуратно отсчитав три свидания, чтобы не обидеть хорошую девушку, поднялся к ней в квартиру. Половину комнаты занимала огромная двуспальная кровать, и Паша смутился, потому что сесть было некуда. Таня первая поцеловала его и, легонько толкнув в грудь, опрокинула прямо на покрывало.
Он даже обрадовался, когда она забеременела. Пашина бабушка умерла месяцем раньше, оставив двушку в Ясенево, и Паша хотел было перевести туда огромный Танин диван, но она сказала, что лучше пусть будет детская, а в гостиную они поставят раздвижную тахту. Тогда-то Безуглов и попросил Гену повысить зарплату. Гена сказал, что может только перевести Пашу в сейлы, там как-никак процент со всех сделок. При должном навыке, говорил Семин, выходят неплохие деньги, вот, посмотри на Дениса Майбаха. Паша согласился, и денег в самом деле стало чуть больше, но работа оказалась нервная, нелюбимая, да и коллеги зарабатывали куда лучше. Не то чтобы он им завидовал, нет, просто ему казалось несправедливым, что у него жена и дочка, а они все – одинокие мужики, зачем им деньги? Разве что на костюмы, кабаки да машины. У них с Таней была одна машина на двоих, няня стоила 150 в месяц, квартиру в Медведково продали и теперь копили деньги, чтобы переехать в центр и не тратить полтора часа в день на дорогу.
Издалека он увидел Таню, стоявшую в очереди рядом с невысокой кудрявой девушкой. Обе что-то объясняли парню в джинсах и футболке. Каждый раз, когда Безуглов смотрел на Таню, у него теплело в груди. Ничего не понимают те, кто считают, что семья лишает мужчину радости жизни. По большому счету, жена и дочь – единственное, что заставляет хоть как-то держаться на плаву, придает смысл неинтересной, раздражающей работе, скучным, бесплодным переговорам.
Таня представила друг другу Безуглова и Машу, молодой человек, которого никто не спрашивал, тоже протянул руку и сказал, что его зовут Глеб.
– Мне подруга звонила из 'Ренессанса', – объявила Аля. – Так у них уже паника… вокруг ни одного работающего банкомата.
– Может, просто баг? – предположил Глеб.
– Что такое баг? – спросила Аля.
– Ну, ошибка в программе. Я не очень в этом разбираюсь. Я все-таки дизайнер, а не программист.
– Наверняка в этом и дело, – сказала Аля, бросая на асфальт докуренный до фильтра 'Мальборо Лайт'. – Я уверена, уже завтра все будет нормально. В крайнем случае, можно будет некоторое время прожить и без наличных: покупать в супермаркетах и ужинать в ресторанах. Там, где я ем, карточки всегда принимают.
– Ну, это тоже может скоро кончиться, – сказал Паша. Собственно, этого он и ждал последние годы: мыльный пузырь лопнет, все вернется на свои места, он пойдет учителем в школу, а Таня устроится куда- нибудь в министерство.
– С чего бы это? – удивилась Аля.
Мужчина в гавайке отвернулся от банкомата и посмотрел на нее изумленно и пристально.
– Девочка, – сказал он, – ты что, не понимаешь, что происходит? Ты газет не читаешь?
– Честно говоря, нет, – сказала Аля. – Зачем мне газеты? Там только про политику пишут, а мне это как-то без разницы.
– Ну-ну, – сказал мужчина и, еще раз окинув всех взглядом, пошел к припаркованному чуть в стороне 'ауди'.
– Обычная русская паника, – сказала Аля, обращаясь к Маше. – Надоело уже.
– Тебе хорошо говорить, – заметил Паша, – а у нас, между прочим, в банке 35 тысяч лежит.
