говорит: 'Такие возможности, ты не представляешь! Можно армейское имущество скупать совсем за гроши. Конверсия, представь? Вот, смотри, у меня даже список есть'. Вынимает список, показывает, а я спрашиваю: 'Иван, а не боишься? Ведь грохнут за милую душу'. Он мне отвечает: 'Ты что, какое грохнут! Чего тут бояться, все схвачено'. Давно это было, сейчас бы не спросил. Кто я такой, чтобы лезть в чужую жизнь? Тем более в жизнь человека, который во всех отношениях более продвинутое существо, чем я. Хотя мы никогда не занимались армреслингом, я почему-то в Иване уверен.
Дождь за окном, Иван с золотыми часами на руке, цепочкой на шее, сидим, пьем пиво, он говорит: 'Это надо так, иначе пацаны уважать не будут. Нет, что ты, какие бандиты, просто – пацаны, ну, с которыми дела делаются'. Рука у него крепкая, красивая, девушкам должна нравиться, золотые часы хорошо смотрятся. Нет, какой криминал, мы мясом торгуем в регионы, чистый бизнес, ты что, пол-лимона чистой прибыли за первые три месяца, я четыре костюма себе купил, за три штуки грина каждый, 'мерседес' пригонят из Германии на следующей неделе, девочки у меня только лучшие, хочешь, я тебе тоже закажу, по дружбе? У меня деньги есть, не волнуйся. Отказываюсь, говорю, нет, спасибо, я как-нибудь сам.
Вот смотрите, как получается. Золотые часы на крепкой руке, четыре костюма, 'мерседес' из Германии, девочки лучшие, а я все равно его люблю. Не то потому, что протратили вместе уже столько лет, не то потому, что кроме меня ему не к кому пойти с пивом, даже если учесть, что я не люблю пиво, но особенно если дождливый день, не хочется лучших девочек, а 'мерседес' будет только на следующей неделе. Из Германии, в смысле, пригонят.
Вдруг – как отрезало. Целый год – ничего. Звонил по всем номерам, отвечают невнятно. Да, конечно, помним, знаем, наверное, сейчас вышел, да, перезвонит, конечно, Сергей Волков, мы записали. Так проходит, мы понимаем, год. Сижу на кухне, пью чай, звонок в дверь. На пороге – Иван, исхудавший немного, в свитерке таком драном, в руке бутылка пива.
– Хочешь? – говорит.
– Давай, – говорю, хоть я и не люблю пива.
Рассказывает, что с мясом его кинули. Деньги взяли, а мясо не отгрузили. А когда он туда своих бойцов послал, их местный РУБОП повинтил. Или как он тогда назывался? Давно уже было, не помню. От кредиторов теперь бегает, от бандитов то есть. Сидит на краешке стула, пьет маленькими глотками. Но руки все такие же, крепкие. При встрече пожимает – костяшки хрустят. Сидим на кухне, за окном – солнце, допивает бутылку. Спрашивает: 'А ты чего делаешь?'
Я отвечаю, что работаю в 'Нашем доме', страховой компании, помогаю людям тратить деньги, но на самом деле – натягиваю вроде такой сетки страховочной, чтобы если кто упадет – то не насмерть. Слушает, кивает, ставит в угол бутылку, спрашивает: 'Пива нет еще?' – 'Нет, – говорю, – ты же знаешь, я не люблю. Хочешь, пойдем, купим, у меня деньги есть, не волнуйся'. Говорит, ну, давай сходим, что ли.
Тут телефон звонит, старый еще, на стене висит, провод колечками. Иду в комнату, говорю по телефону с девушкой, девушка плачет, я утешаю, не спешу, за пивом идти неохота, пива я не люблю. Протратил минут пятнадцать, Иван сидит как сидел, только снял куртку, на колени положил. Я, говорит, уже идти должен. Прости, коли что не так. Чего уж там, говорю, это ты меня прости. Заходи еще, я же скучаю, столько лет вместе протратили, как же я без тебя. Обнялись на прощание, куртку под мышку и ушел. А вечером открываю холодильник: полкило сосисок исчезло, еще сыра грамм триста и палка салями 'Золотой викинг'.
Я ему никогда об этом не говорил. С каждым бывает, и тем более, кто я такой, чтобы напоминать?
Снова дождь, снова сидим на кухне, пьем пиво. Иван приободрился, принес еды какой-то, пива опять- таки, хоть я пиво и не люблю. Говорит, отдал долги, еле отбился, теперь новое дело надо начинать, не знает, чем бы заняться. Вот ты, спрашивает, чем занимаешься. Я, говорю, менеджер среднего звена в компании 'Наш дом'. Мы страхуем имущество, помогаем людям тратить деньги, растягиваем страховочную сетку, чтобы если кто упадет – то не насмерть. Так ты, говорит, все там же? Три года уже? Да ты что? Я говорю: А почему нет? Ну как же, говорит, тут же такие возможности были, я столько заработал, столько протратил, от кредиторов бегал, то есть от бандитов, отдал долги, еле отбился, новое дело надо начинать, а ты все там же? Что ты за человек, Серега? Я пожимаю плечами, что я могу сказать, особенно существу, во всех отношениях более продвинутому? Так как-то получилось, говорю. И как платят? спрашивает. Нормально, говорю, платят, все вовремя, в конверте, долларами плюс премия. Он в окно смотрит, а там дождь, и говорит: 'А может, мне у вас пересидеть пока?'
Вот мы и работаем в 'Нашем доме', страховой компании, я уже года четыре, а Иван – всего год. Тоже менеджером стал, начал с сейла, за год поднялся. Я всегда знал – во всех отношениях более продвинутое существо, что говорить. Если бы мы занимались армреслингом, он бы меня, наверное, даже левой уложил. Но мы никогда не пробовали.
Сегодня утром сижу на кухне, за окном дождь, пью кофе, звонок в дверь. На пороге – Иван, под глазами – круги, в руках – большой пакет, мороженые креветки, пиво, орешки. Поставили креветок вариться, сидим на кухне, за окном дождь, пьем пиво, Иван говорит: У меня такой случай был сегодня ночью, до сих пор поверить не могу. Пошел в 'Вермель', девушку снять, вечер субботы, надо протратить. Сижу, пью пиво, танцую. Замечаю, мне девочка улыбается. Ну, не красавица, но милая. Студентка, наверное. Подсаживаюсь к ней, а там еще компания, человек пять. Разговорились, о том, о сем, музыка, кино, я еще пива заказал, говорю: у меня деньги есть, не волнуйтесь. Смотрю, девушка поближе ко мне придвинулась, а сидим мы через угол стола, как с тобой сейчас. И тогда я ей коленку между ног аккуратно просовываю, вот так примерно, извини, что на тебе показываю. Ты меня знаешь, я с девушками говорить не особо умею, все больше с мужиками, и то – если пива взять. И вот сижу я молча, разговор слушаю, иногда сам чего-нибудь говорю. А девушка так же молча к моей коленке прижимается. Чувствую я: есть контакт, коленка моя ей прямо в лобок уперлась. И начинает она тихонько так раскачиваться. На меня не смотрит, и я на нее не смотрю, а только руку вниз опустил, и она тоже, пальцы мы так сжали, а она все сильнее и сильнее, я уж не знаю, что там все остальные за столом думают, может, не замечают просто, сидят, пьют пиво, говорят про музыку. Вдруг девушка моя в руку мне вцепилась, замерла прямо как сидела, вздохнула так, всей грудью – ну, ты знаешь. Кончила, в общем. Руку мою выпустила, встала, типа в туалет. Я поворачиваюсь к ней, говорю: вы ведь не насовсем уходите? Она говорит: нет. Ушла. Сидим, пьем пиво, говорим про музыку. Минут десять проходит – нет моей девушки. Встаю, извиняюсь, обхожу весь клуб, чуть не в туалет заглядываю – нету. А уже представлял, как мы с ней до утра будем. Сбежала, представляешь, а? Ну как так можно, скажи? Кончила – и сбежала.
Сидим на кухне, пьем пиво, дождь за окном. Я говорю: понимаешь, я считаю, что ты существо, превосходящее меня во всех отношениях, если, конечно, можно говорить 'существо' про другого человека, в особенности – своего друга. Со мной вот таких историй никогда не случалось. Это же значит, что ты ее за эти пять минут полностью удовлетворил. И весь смысл твоего похода в этот клуб был ровно в этом: чтобы незнакомая девушка села рядом, потерлась о твое колено, кончила и ушла счастливой. Потому что я обычно тружусь целую ночь и, когда прощаюсь наутро, так и не знаю, как оно все, было ли ей хорошо, ну, понимаешь. А вот этот момент – ты говоришь, замерла и выдохнула всей грудью, – это же счастье и есть, смотришь и видишь – счастье, не зря, значит, трудился. Ведь когда их в кровать укладываешь, это потому, что хочется отдать им что-то, потому что жалко их, потому что они красивые, а что еще с этой красотой делать – не знаешь, и тыркаешься туда-сюда членом, как слепой кутенок мордой.
