— Давно вы здесь живете?
— С 1921 года. Понимаете, я отставной армейский офицер, медик. В начале войны был в Италии, сгоряча вступил в итальянский санитарный корпус, только выйдя из пеленок и из медицинского училища. Дослужился до майора, был пару раз ранен, участвовал в Балканской кампании, попал в плен. Не очень-то весело, — заключил он, мельком улыбнувшись. — Так кончилась моя военная карьера. Был интернирован в австрийском Граце до конца войны.
— Потом в Штаты приехали?
— Несколько лет бродил по свету, получив во время войны существенное наследство, потом вернулся домой. Ну, знаете, как часто бывает, старые друзья исчезли, родных нет… Обычное дело. Обосновался здесь, с тех пор изображаю из себя деревенского джентльмена.
— Спасибо, доктор, — несколько дружелюбнее произнес Айшем. — Мы вас тут высадим… — Его осенила какая-то мысль. — Вам лучше вернуться в дом Брада, мисс Линкольн. Возможно, на острове вспыхнет фейерверк. Я велю прислать оттуда ваши вещи.
Эстер Линкольн, не поднимая глаз, упрямо и твердо проговорила:
— Я
Доктор Темпл перестал улыбаться.
— Вернешься? — крикнул он. — Ты с ума сошла, Эстер? После всего случившегося…
Она сбросила с плеч его пиджак, солнце сверкнуло на смуглых плечах, глаза девушки точно так же сверкнули.
— Не хочу, чтобы вы, доктор Темпл, или кто-то другой диктовал, что мне делать! Вернусь, и вы меня не остановите.
Воэн беспомощно посмотрел на Айшема, Айшем сдерживал безмолвную ярость.
— Ну ладно, — протянул Эллери. — Поехали назад все вместе. По-моему, будет довольно забавно.
Катер снова побежал по водам бухты Кетчема и на сей раз без приключений добрался до маленького причала. Когда стали высаживаться, Эстер угрюмо отвергла помощь, и все ошеломленно вытаращили глаза при появлении какого-то призрака.
Это был неопрятный старичок с каштановой бородкой, с глазами фанатика, завернутый в чисто- белую тогу, обутый в необычные сандалии. В правой руке он держал палку с причудливой грубой резьбой, увенчанной неумелым изображением змеи.
Старик вышел из зарослей, выпятив костлявую грудь, высокомерно глядя на прибывших.
За ним высился голый пловец, только теперь на нем были полотняные штаны и простая рубашка. Загорелые ноги оставались голыми.
Две компании минуту смотрели друг на друга, потом Эллери с жаром воскликнул:
— Ба, да это же сам Харахт!
Профессор Ярдли усмехнулся в бороду.
Маленький призрак с изумлением перевел взгляд на Эллери. Но в мерцающих глазках не было никаких признаков, что он его узнал.
— Таково мое имя, — подтвердил он пронзительным четким голосом. — Явились поклониться гробнице?
— Я твоей гробнице поклонюсь, мошенник, — рявкнул инспектор Воэн, шагая вперед и хватая Харахта за локоть. — Ты ведь главный жулик на этой ярмарке, а? Где твоя лачуга? Мы хотим с тобой поговорить.
Харахт беспомощно оглянулся на спутника:
— Пол! Видишь, Пол?
— Ему имя нравится, — пробормотал профессор Ярдли. — Верный ученик!
Пол Ромейн не сводил застывшего гневного взгляда с Темпла, который с любопытством его рассматривал. Эллери заметил, как Эстер нырнула в кусты.
Харахт вновь обратился к приезжим:
— Кто вы такие? Какова ваша миссия? Мы тут мирные люди.
Айшем хрюкнул, Воэн проворчал:
— Прямо старик Моисей собственной персоной. Слушай, дед, мы из полиции, ясно? Разыскиваем убийцу.
Инспектор потащил съежившегося старика, который повторял серыми губами:
— Опять, опять, опять!
Пол Ромейн ожил, грубо толкнул Харахта в сторону, шагнул навстречу инспектору:
— Со мной говорите, кто бы вы ни были. Старик немножко чокнутый. Убийцу ищете? Идите, ищите. А мы тут при чем, черт возьми?
Эллери пришел в восторг: физически великолепно сложенное животное, красивое мужественной притягательной красотой, чем и объяснялось, почему воспитанные в строгости или сентиментальные по характеру женщины отдают ему свои сердца.
— Где вы и этот сумасшедший были вчера вечером? — спокойно поинтересовался Айшем.
— Здесь, на острове. Кого убили?
— Разве не знаете?
— Нет! Кого?
— Томаса Брада.
Ромейн прищурился:
— Брада! Что ж, наверно, так и должно было быть… Ну и что? Мы у всех на виду. С той плаксивой старухой на берегу не имеем ничего общего. Хотим одного — чтоб нас оставили в покое!
Инспектор Воэн мягко оттеснил Айшема в сторону. Сам он был мужчина не хилый, ростом не уступал Ромейну, их глаза скрестились на одном уровне.
— Ну-ка, — предупредил Воэн, крепко схватив его за запястье, — повежливее. Вы разговариваете с прокурором здешнего округа и с главой местной полиции. Будьте примерным мальчиком, отвечайте на вопросы, ясно?
Ромейн попробовал выдернуть руку, но железные пальцы Воэна ее не отпустили.
— Ох, ладно, — пробормотал он, — если уж вам так хочется. Просто нас все без конца достают. Чего вам надо?
— Когда вы и Великий Водяной Орел, что стоит позади, покидали остров в последний раз?
— Пол, пойдем! — завопил Харахт. — Здесь неверные!
— Тише!.. Старик не отлучался с острова с тех пор, как мы тут поселились. Я ездил в поселок неделю назад за продуктами.
— Отлично. — Инспектор выпустил руку Ромейна. — Пошли. Посмотрим на вашу штаб-квартиру, гробницу, святилище, или как оно там называется, черт побери.
Они потянулись шеренгой по одному за нелепой фигурой Харахта по тропинке, которая шла от берега через заросли к центру острова. Остров необычно затих, казалось, кругом нет ни птички, ни насекомого, ни человека. Ромейн отчужденно шагал, как бы забыв о присутствии доктора Темпла, который шел следом за ним, уставившись немигающим взглядом в широкую спину.
Ромейн, видимо, подал предупредительный сигнал перед прибытием следственной группы, ибо когда она вышла из леса на большую поляну, где стоял дом — огромное деревянное, грубо сложенное сооружение, кое-как крытое черепицей, — приверженцы культа Харахта ее уже поджидали. Все одетые, но поскольку предупреждение прозвучало внезапно, неофиты, человек двадцать мужчин и женщин самого разнообразного вида и возраста, натянули на себя что попало. Ромейн неразборчиво рыкнул, и племя троглодитов засеменило назад к разным крыльям дома.
Инспектор ничего не сказал; в данный момент ему не хотелось пускать в ход закон о нарушении общественных приличий.
Харахт плавно скользил вперед, держа высоко перед собой кустарный урей и шевеля губами, должно быть, в молитве. Он поднялся по лестнице в главное сооружение, несомненно «святилище», которое
