Андрея Твара, отрубил ему голову, а тело распял на столбе дорожного указателя.
Пришлось быстро решать, что делать. Благодаря неожиданному подарку судьбы Кросак теперь уверен, что отомстил Андрею Твару. Ну и пусть верит. Навсегда преобразившись в старика Пита, Ван решил, что обманет не только Кросака, но и весь маленький мирок в Западной Вирджинии, где он жил… К счастью, в момент убийства на Клинге была старая, поношенная одежда Вана, которую он ему отдал несколько дней назад. Жители Арройо наверняка узнают костюм учителя, а если сунуть в карманы несколько личных бумаг, то вопросов вообще не возникнет.
Вытащив из других костюмов письма и ключи, Ван прокрался обратно на перекресток, снял с изуродованного трупа все, что позволило бы опознать в нем Клинга, — жуткое дело, и мужчина в форме содрогнулся от воспоминаний, — рассовал по его карманам собственные вещи, заторопился по дороге к лесу. Там осторожно развел костерок, сжег личные вещи Клинга и принялся ждать, когда кто-то появится.
— Зачем? — удивился Воэн. — Почему не удрали в свою хижину, не залегли поглубже?
— Затем, — просто объяснил Ван, — что должен был немедленно отправиться в город и любым способом предупредить братьев о появлении Кросака. Если пойти в город и ничего не сказать о трупе на перекрестке, на меня смотрели бы с подозрением, так как я обязательно по пути должен был миновать перекресток. Если бы я пришел в город один и сообщил, что видел тело, тоже вполне мог навлечь на себя подозрение. Но если дождаться какого-то честного местного жителя, то мы «найдем» труп вместе, а заодно я доберусь до города, запасусь продуктами, извещу братьев.
Где-то через час появился фермер Майкл Оркинс. Ван, он же старик Пит, прикинулся, будто топает по дороге к перекрестку. Поприветствовал Оркинса, фермер его подсадил, и вскоре они наткнулись на тело…
— Остальное, — мрачно заключил Ван, — известно мистеру Квину, присутствовавшему на следствии.
— Вам удалось уведомить братьев? — поинтересовался Айшем.
— Да. Зайдя к себе домой после обнаружения тела Клинга, я поспешно нацарапал записку Томиславу… известному вам как Томас Брад. Когда мы приехали в город, мне удалось в суете бросить письмо в дверную щель на почте — почта была закрыта. В письме я коротко сообщил Тому о случившемся, предупредил, что Кросак, скорее всего, направляется к нему, задавшись целью отомстить. Написал и о том, что отныне буду стариком Питом, велел ни ему, ни Стефану не проронить об этом ни слова. Я, по крайней мере, избавлен от Кросака, ибо мертв.
— Повезло тебе, — язвительно заметил Мегара. — Наверное, Том, получив твое письмо и не имея возможности со мной связаться, написал ту самую найденную нами записку, адресованную полиции, оставив хотя бы последнее предупреждение на случай, если с ним что-нибудь произойдет до моего возвращения в Брадвуд.
Скованные ужасом, бледные, братья открыто демонстрировали переживаемое нервное напряжение. Даже Мегара, как зачарованный, поддался страху. Когда с палубы долетел хриплый мужской смех, оба испуганно встрепенулись, потом успокоились, сообразив, что кто-то из команды «Элен» просто шутит с патрульным.
— Ну, — довольно безнадежно вымолвил наконец Айшем, — все это хорошо и прекрасно, но к чему мы, черт возьми, пришли? Что касается ареста Кросака, выхода по-прежнему не видно.
— Пессимистическое настроение, — заметил Эллери, — выраженное с царственным достоинством. Джентльмены, кому известно или прежде было известно о вражде Тваров с Кросаками? Возможно, небольшое расследование в таком направлении позволило бы сузить круг подозреваемых.
— Никому, кроме нас, — мрачно ответил учитель. — Я, естественно, никому не рассказывал.
— И письменных свидетельств нет?
— Нет.
— Очень хорошо, — задумчиво заключил Эллери. — Единственным возможным распространителем сведений остается сам Кросак. Мог он кому-нибудь рассказать? Допустимо, но невероятно — зачем? Теперь Кросак взрослый мужчина, вдобавок маньяк, одержимый стремлением к мести. Он считает, что лично обязан ее совершить. Подобные вещи не поручаются ни агентам, ни сообщникам. А, мистер Мегара?
— Только не в Черногории, — угрюмо подтвердил яхтсмен.
— Конечно, это аксиома для каждого, кто знаком с психологией кровных распрей, — прокомментировал профессор Ярдли. — А по законам старой балканской вражды, значительно более кровопролитной, чем даже у наших собственных горцев, стереть позорное пятно может лишь член семьи.
Эллери кивнул.
— Стал бы Кросак кому-то рассказывать, прибыв в нашу страну? Едва ли. Он оказался бы в полной власти осведомленного человека или дал бы к себе ниточку, тогда как это, судя по хитроумным поступкам, в высшей степени осторожный мерзавец, несмотря на свою безумную манию. Он не стал бы заводить сообщника… Но даже если бы решил завести, то что мог бы ему предложить?
— Хорошее рассуждение, — одобрил Айшем.
— Тот факт, что он забрал в доме мистера Вана хранившиеся в жестянке наличные…
— Сто пятьдесят долларов, — проворчал Ван.
— …указывает, что Кросак, сидя на мели, взял, что удалось найти. Однако из дома вашего брата Томислава ничего не украдено. Значит, сообщника определенно нет, ибо сообщник не упустил бы возможности что-либо украсть. Убийца действует ради мести, не ради добычи… Есть ли другие признаки отсутствия сообщника? Да. Во время убийства Клинга поблизости от перекрестка видели лишь одного мужчину, и это был Велья Кросак.
— Что вы стараетесь доказать? — хмыкнул Воэн.
— Просто перечисляю подавляющие указания на то, что Кросак действует в полном одиночестве, никому не рассказывая о задуманных преступлениях… Личные мотивы, чудовищный способ убийства, след одинокого мужчины, которого он в разумных пределах даже не старается скрыть. Вспомните, Кросак фактически ставит под преступлениями свою подпись, изображая в обоих случаях разнообразные «Т». Безумец или нет, он это наверняка понимает, и никак невозможно поверить, будто какой-то сообщник решится — особенно после первого убийства — помогать столь страшному и дерзкому маньяку.
— Все это ровно ничего не дает, — объявил инспектор. — К чему ломать голову насчет мифического сообщника? Мы ни на дюйм не продвинулись к поимке главного преступника, мистер Квин.
Эллери пожал плечами, очевидно считая срочной, первостепенной необходимостью исключить возможного сообщника или посвященного в тайну Кросака.
Окружной прокурор Айшем без остановки расхаживал между двумя братьями.
— Слушайте, — проговорил он наконец. — Давайте не будем паниковать. Не может же человек совсем исчезнуть ко всем чертям и даже следа не оставить. Надо подробнее выяснить, как он выглядит. Допустим, вы, джентльмены, не знаете, что он сейчас собой представляет, но, может, вспомните какие- нибудь особенности, которые не меняются с возрастом?
Братья переглянулись.
— Хромота, — пожал плечами Ван.
— Я вам уже рассказывал, — напомнил Мегара. — В детстве Кросак перенес легкое воспаление тазобедренного сустава, нога не искалечена, но он прихрамывает на левую ногу.
— Постоянно прихрамывает? — уточнил Эллери.
Твары не сумели ответить.
— Знаете, за двадцать лет, прошедших с тех пор, от хромоты можно было избавиться. В таком случае показания Крокера, хозяина гаража в Уэйртоне, свидетельствуют еще об одной грани хитроумия Кросака. Помня, что вам известно о детской хромоте, он может, как уже предположил профессор Ярдли,
— С другой стороны, — резко вставил инспектор, — хромота может быть настоящей. Зачем вы, скажите на милость, стараетесь заставить нас усомниться в каждой крохе полученных нами свидетельств, мистер Квин?
— Ну, очень хорошо, — сухо согласился Эллери. — Кросак хромает. Теперь вы довольны,
