— На моих глазах еще не было случая, — хрипло проговорил старый моряк, — чтоб острога буяна не утихомирила. В былые времена. А теперь у нас с вами, мистер Мегара, славное новенькое оружие. Справимся с грязным громилой.
— Стивен! — воскликнула Элен, отняв свою руку у Линкольна и пристально глядя на яхтсмена. — Неужели вы хотите остаться без всякой защиты от чудовищного маньяка?! Не надо…
— Я могу сам о себе позаботиться, Элен… Инспектор, что скажете?
Воэн поднялся на ноги:
— Пока не уверен. Придется взять на себя слишком большую ответственность. Единственное, что я мог бы сделать, так это создать видимость, будто мои люди покинули территорию и пролив, но посадить их в засаду на борту вашей яхты…
Мегара нахмурился:
— Слишком сложно, инспектор. Он обязательно заподозрит.
— Ну, — упрямо буркнул инспектор, — дайте время подумать. Пока оставим все как есть. Утром я дам вам знать.
— Очень хорошо. — Мегара похлопал по карману яхтсменского пиджака. — Я уже приготовился. Не собираюсь прятаться до конца жизни на борту «Элен» как последний трус. Чем скорее Кросак на меня нападет, тем лучше.
— Что думаете? — спросил профессор Ярдли позже, когда они с Эллери стояли у восточного крыла дома Брада, глядя, как Мегара и капитан Свифт быстро идут по дорожке к бухте, слабо освещенные горящим в окнах светом.
— Думаю, — прищурился Эллери, — что Стивен Мегара — дурак.
А у Стивена Мегары оставалось мало времени для демонстрации своей храбрости или глупости.
На следующее утро, в четверг, когда Эллери с профессором сидели за завтраком, в профессорскую столовую, несмотря на возмущенные протесты няньки, вбежал мужчина с известием от Воэна.
Несколько минут назад капитан Свифт был найден в своей каюте на борту «Элен» связанным и оглушенным жестоким ударом в затылок. А обезглавленное тело Стивена Мегары, застывшее, страшное, висело привязанным к радиомачте над капитанской рубкой.
Часть четвертая РАСПЯТИЕ МЕРТВЕЦА
Многие расследования зависят от мельчайших странностей, подмеченных детективом. Одно из самых загадочных дел в анналах пражской полиции было раскрыто после шести недель полного мрака, когда некий молодой сержант припомнил несущественную на первый взгляд деталь: найденные за обшлагом брюк убитого пять рисовых зерен.
Глава 24
СНОВА «Т»
Молчаливая компания отплывала в то утро от берега к «Элен». Молчание — ошеломленное молчание — было вызвано молниеносным убийственным актом после долгих дней затишья. Эллери, бледный, как надетый на нем полотняный костюм, нервно переминался у поручней большого полицейского катера, не сводя глаз с яхты. Чтобы его замутило, даже не требовалось чувствительного желудка сухопутного жителя. В желудке пульсировали и трепетали нервы, в пересохшем рту чувствовался сильный привкус тошноты. Тихо стоящий с ним рядом профессор то и дело бормотал:
— Невероятно… Чудовищно…
Даже сопровождающие их детективы были подавлены; Все пристально разглядывали стройный силуэт яхты, словно никогда ее прежде не видели.
По палубе быстро двигались люди. Видно, центр деятельности находился рядом с главной рубкой, где сгрудилась небольшая толпа, вертевшаяся водоворотом, которая каждой минутой становилась все крупнее, по мере того как полицейский катер приближался. Наконец, он встал рядом на якоре, и его экипаж, состоявший из полицейских и детективов, поднялся на борт.
В ясном утреннем небе четко вырисовывался жуткий символ, облаченный в залитую кровью пижаму. Тело было крепко прикручено к одной из двух радиомачт. В нем не осталось ничего человеческого, меньше всего на свете оно напоминало о сильном мужчине с горячей кровью, который говорил с ними всего двенадцать часов назад. Оно как бы насмехалось над окружающими с высоты своего положения; привязанные к мачте ноги выходили за рамки любых пропорций человеческой фигуры; в целом жуткий обрубок плоти обрел иллюзорные героические размеры.
— Христос на Голгофе, — прохрипел профессор Ярдли. — Господи, трудно поверить, трудно поверить. — Губы его стали пепельными.
— Я не религиозен, — медленно вымолвил Эллери, — но, профессор, не кощунствуйте, ради бога. Да, поверить трудно. Вы читали старые рассказы, историю… Калигула, вандалы, Молох, ассасины,[27] инквизиция. Людей четвертуют, сажают на кол, сдирают с них кожу… Кровь, эти страницы написаны кровью. Вы читали… Только простое чтение не позволяет полностью ощутить жаркий и дымный ужас подобных вещей. Мало кто из нас способен понять чудовищную изобретательность безумца, задумавшего уничтожить человеческое тело… Ныне, в двадцатом веке, несмотря на гангстерские войны, на мировую войну, на погромы, до сих пор буйствующие в Европе, мы не имеем четкого представления об истинном ужасе людского вандализма.
— Слова, одни слова, — холодно отозвался профессор. — Вы не имеете, я не имею. Но я слышал рассказы вернувшихся солдат…
— Из чужих уст, — пробормотал Эллери. — Не имея личного опыта. Массовое помешательство никогда не бывает столь откровенно болезненным, как сатанинские оргии отдельной обезумевшей личности. Ох, черт побери, довольно! Меня снова тошнит.
Оба больше не сказали ни слова, пока катер не подошел к «Элен» и все начали подниматься по трапу на палубу.
Из суетившихся мужчин, заполонивших палубу «Элен», инспектора Воэна, кажется, меньше всех волновали фантасмагорические нюансы преступления. Он занимался делом — дурным, фантастическим и кровавым, если точно сказать, но вполне укладывающимся в рамки его компетенции. Если взор инспектора сверкал, а с губ срывались резкие слова, то не потому, что Стивен Мегара, в живые глаза которого он смотрел вчера вечером, висел на радиомачте исковерканной куклой из красного воска, а потому, что Воэна взбесила ошеломляющая, по его очевидному убеждению, бездарность его подчиненных.
Бушуя, он набросился на лейтенанта морской полиции:
— Говорите, никто вчера вечером мимо вас не пробрался?
— Нет инспектор. Клянусь.
— Прекратите оправдываться. Кто-то же пробрался.
— Мы всю ночь были в дозоре, инспектор. Конечно, у нас всего четыре лодки, есть физическая возможность…
— Физическая возможность?! — ухмыльнулся инспектор. — Проклятье, приятель, дело реально сделано!
Молодой лейтенант вспыхнул.
— Разрешите предположить, инспектор, что он прибыл с берега. В конце концов, мы могли охранять
