— Когда Столлингс в последний раз видел Брада — а предположительно, он его видел последним, кроме убийцы, — тот сидел за шашечным столиком и играл сам с собой. Здесь нет ничего необычного или противоречивого. Столлингс говорит, что Брад часто разыгрывал партии, делая ходы с обеих сторон, для чего нужен опыт и энтузиазм, сам могу подтвердить. Дальше получается, что после ухода Столлингса, пока Брад продолжал игру. Кросак получил возможность войти в кабинет, убить Брада и прочее. В момент убийства Брад держал в руке красную шашку, которую мы нашли у тотемного столба.
Эллери устало потер лоб.
— Получил возможность войти в кабинет, говорите? Что имеется в виду?
— Сейчас объясню, — усмехнулся профессор. — Помните, я только что говорил о множестве своих теорий, не подтвержденных свидетельствами? Одна из них заключается в том, что в тот вечер Брад ждал именно визита Кросака, который, возможно, как вы постоянно твердите, обретается среди нас. Это объясняет, как он попал в дом. Брад, конечно, не знал, что человек, которого он считал приятелем или знакомым, в действительности его кровный враг.
— Бездоказательно! — вздохнул Эллери. — Знаете, я прямо сейчас готов представить несокрушимое доказательство в пользу одной теории. Не блуждая впотьмах, не прибегая к догадкам, а придя к выводу четкими логическими шагами. Единственная проблема в том… что оно ничуть не развеет тумана.
Профессор задумчиво затянулся дымом.
— Секундочку. Я не закончил. Могу предложить другую теорию, снова не подтвержденную фактами, но, насколько я вижу, не хуже любой прочей. А именно, Брада в тот вечер могли посетить двое гостей: тот, кого он ждал, ради кого отослал жену, падчерицу и домочадцев, и его враг Кросак. В таком случае приглашенный гость, явившийся до или после Кросака, то есть когда Брад был еще жив или когда был уже мертв, естественно, хранит свой визит в секрете, не желая оказаться причастным к делу. Удивительно, что об этом никто до сих пор не подумал. Я все последние три недели ждал от вас такого предположения.
— Вот как? — Эллери снял пенсне и положил его на стол; глаза у него были красные, налитые кровью. Комнату на миг осветила вспышка молнии, окрасив лица мужчин безжизненно-синим цветом. — Большие надежды.
— Только не говорите, будто об этом не думали!
— В самом деле не думал. Никогда ничего подобного не предполагал, ибо это не так.
— Ха! — усмехнулся профессор. — Ну, так сейчас получите взбучку. Собираетесь тут сидеть, уверяя меня, будто можете доказать, что в доме в ночь убийства был лишь один визитер?
Эллери чуть улыбнулся:
— Вы меня ставите в неудобное положение. В конце концов, доказательство зависит не столько от того, кто его высказывает, сколько от того, кто оценивает… Дело довольно сложное. Помните, как сказал французский моралист с немыслимым именем Люк де Клапье де Вовенарг:[30] «Когда мысль слишком смутная, чтобы выразить простой смысл, это указывает на то, что ее надо отбросить». Но в свое время я к этому вернусь.
Профессор с надеждой подался вперед, а Эллери, нацепив пенсне на переносицу, продолжил:
— Мои рассуждения опираются на две детали: на расположение шашек на столике Брада и на психологию опытных игроков. Вы разбираетесь в игре, профессор? Кажется, вы говорили, что никогда не играли с Брадом?
— Правда, хотя играть умею. Довольно слабо, конечно. Уже много лет не играл.
— Но если вы знакомы с игрой, анализ вам будет понятен. Войдя в кабинет перед уходом из дому, Столлингс увидел, как Брад играет сам с собой и, собственно, уже сделал два первых хода. Именно это свидетельство увело в сторону наших друзей. Они предположили, что если Брад играл сам с собой в тот момент, когда его в последний раз видел Столлингс, то и в момент убийства он продолжал играть сам с собой. Вы допустили ту же самую ошибку.
Шашки на столике говорят другое. Вспомните, как они располагались не только на игровом поле, но и те, что были «съедены», сняты с доски? Черные взяли девять красных шашек, которые стояли на поле между собственно доской и краем стола, а красные — лишь три, стоящие на противоположном поле. То есть очевидно, что у черных было значительное превосходство над красными.
На самой доске, если помните, на стороне черных находились три дамки, составленные из двух шашек одна на другой, и три одиночные, а на стороне красных — две жалкие одиночные.
— Ну и что? — не понял профессор. — Все равно не вижу, какое это имеет значение, кроме того, что Брад играл сам с собой, пробуя разные ходы в поисках самых катастрофических для потенциального соперника, играющего красными.
— Неприемлемое заключение, — возразил Эллери. — С экспериментальной точки зрения опытного игрока интересует лишь первый и завершающий ходы. Это относится к шашкам, шахматам и к любой прочей умственной игре, исход которой зависит исключительно от индивидуального мастерства игрока. Зачем Браду, просто играя с самим собой ради практики, скучать над доской, где одна сторона имеет подавляющее преимущество, располагая тремя полными дамками и лишней шашкой? Он никогда не стал бы доводить до подобного положения тренировочную игру. Даже при небольшом преимуществе в одну шашку, даже при равном количестве шашек, но в стратегически выгодной позиции специалист скажет с первого взгляда на доску, чем закончится игра, если обе стороны не допустят ошибок. Для Брада всерьез вести с самим собой такую неравную игру — это все равно что для Алехина ради эксперимента играть с самим собой, имея на одной стороне преимущество в виде ферзя, двух слонов и коня.
Итак, вот к чему мы приходим: и хотя Брад играл сам с собой, когда его видел Столлингс, тем не менее позже вечером он сражался с настоящим соперником. Поскольку специалист не станет экспериментировать с подобным односторонним неравенством сил, такое одностороннее неравенство имеет альтернативное объяснение: он играл с кем-то другим.
На дворе начался ливень, в окна забарабанили потоки серой воды.
Белые зубы профессора Ярдли над черной бородкой открылись в хмурой усмешке.
— Принято, принято. Ясно. Однако пока вы не опровергли приемлемую теорию, что Брад в тот вечер играл в шашки с обычным гостем, оставив на доске ту позицию, какую мы увидели, а потом его убил Кросак, может быть, после ухода гостя.
— Ловко, — фыркнул Эллери. — Сражаетесь до конца. И бьете меня из двух стволов сразу — логикой и здравым смыслом.
— Посмотрим вот с какой стороны. Можно установить, в какой момент игры произошло убийство?
— Я целиком и полностью опираюсь на логику. Что мы увидели? В последнем черном ряду стояла одна игровая красная шашка. Но шашка, дошедшая до последнего ряда соперника, превращается в дамку. Как вам известно, при этом на первую шашку ставят вторую. Как же тогда вышло, что в последнем черном ряду осталась одиночная красная шашка?
— Начинаю понимать, — пробормотал Ярдли.
— Просто в тот момент игра остановилась, ибо она не могла продолжаться, пока красная шашка не превратится в дамку, — быстро продолжил Эллери. — Подтверждается ли, что игра в тот момент прекратилась? Подтверждается! Необходимо ответить на первый вопрос: красными или черными играл Брад эту партию? Мы располагаем всевозможными свидетельствами, что он был умелым, опытным игроком. Собственно, однажды достойно на равных играл с чемпионом страны по шашкам, который у него гостил. Можно предположить, что он играл красными, а его соперник получил преимущество в три дамки и лишнюю шашку? Нет, нельзя. Следует сразу сказать, что Брад играл черными… Кстати, чтобы прояснить дело, позвольте внести поправку. Теперь нам известно, что черные имели преимущество не в три дамки и шашку, а в две дамки и две лишние шашки, поскольку одна красная должна была стать дамкой.
— Превосходство все равно колоссальное.
— Но если Брад играл черными, то он сидел у секретера, а не с другой стороны столика. И действительно, все «съеденные» красные шашки стояли на поле ближе к секретеру, а они, естественно, были взяты черными.
Пока все хорошо. Брад играл черными, сидел у секретера спиной к нему, тогда как гость и партнер по шашкам расположился напротив, лицом к секретеру.
— Но какое же это…
