Было это в четверг, когда они сидели в салонном купе «Твентис Сенчури лимитед» en route[39] к Нью-Йорку. Ярдли, Эллери, инспектор Квин, Айшем и Воэн. Усталая, но не унылая компания. На всех лицах отражалось напряжение после истрепавших нервы пережитых событий, разумеется, кроме инспектора Квина, тихо довольного самим собой.
— Не вы первый, — усмехнулся старик Воэну. — На моей памяти иначе и не бывало. Каждый раз, как он раскалывает крепкий орешек, кто-нибудь хочет узнать, как это получилось, толкует о догадках. Будь я проклят, если сам в большинстве случаев понимаю, как он это делает, даже после его объяснении.
— Для меня полнейшая тайна, — признался Айшем.
Видно, вызов своему интеллекту уязвил профессора Ярдли.
— Не могу назвать себя недоучкой, — буркнул он, на что Эллери ответил ухмылкой, — но пусть меня повесят выше Амана,[40] если я вижу тут логику. С начала и до конца сплошной клубок противоречий и несообразностей.
— Ошибаетесь, — промямлил Эллери. — Был сплошной клубок противоречий и несообразностей до четвертого убийства. А в тот миг настала кристальная ясность, муть полностью осела. Знаете, — продолжал он, ворочая бровями, — я постоянно чувствовал, что если смогу уловить одну только маленькую детальку и поставить ее на ключевое место, то и остальные кусочки, с виду столь разрозненные и нелогичные, сложатся в понятную картину. Такая деталька попалась мне в хижине в Западной Вирджинии.
— Это вы вчера вечером уже говорили, — проворчал профессор. — А я все равно не пойму, как…
— Естественно. Вы ведь хижину не осматривали.
— Я осматривал, — рыкнул Воэн, — и если сумеете продемонстрировать, что помогло разрешить распроклятое дело…
— Ах, вызов. Превосходно. — Эллери выпустил дым в низкую крышу салона. — Позвольте немножко вернуться назад. До убийства в Арройо в четверг ночью мне было мало что известно. Первое убийство в Арройо оставалось полнейшей загадкой до появления самого Эндрю Вана. В тот раз он поведал, что по ошибке был убит его слуга Клинг, а убил его некий Велья Кросак, одержимый жаждой кровной мести. Затем Томас Брад, брат Вана. Следом Стивен Мегара, брат Вана. Мегара подтвердил историю о Кросаке, равно как и официальные следователи из Югославии. Общий смысл выглядел вполне ясно: маньяк, который повредился умом из-за переживаемого всю жизнь чувства неутоленной мести, лихорадочно гонится за убийцами своего отца и дядьев. Когда мы узнали, что Твары ограбили Кросака и лишили его наследства, эту теорию подкрепил добавочный мотив.
Я объяснял профессору Ярдли, что из обстоятельств, окружавших смерть Брада, следуют два четких заключения. Одно: Брад хорошо знал убийцу; другое: убийца Брада не хромает. Верно, профессор?
Ярдли кивнул, и Эллери коротко изложил свои рассуждения, основанные на расстановке шашек и прочих известных Воэну и Айшему фактах.
— Но эти заключения ни к чему меня не привели. Мы уже обсуждали оба предположительных допущения, не сделав никаких решающих логических выводов. Поэтому их доказательство принесло мало пользы. Итак, до обнаружения в хижине тела я объяснял фантастические детали трех первых убийств лишь безумием Кросака, одержимостью характерной Т-фобией: отрубленные головы, кровавые буквы «Т», самые что ни на есть необычные символы в виде «Т» на местах всех трех преступлений.
Эллери улыбнулся, что-то припоминая, любовно глядя на свою сигарету, и продолжил:
— Удивительно, что на самом раннем этапе расследования, фактически семь месяцев назад, при первом взгляде на жуткий труп в уэйртонском суде, меня осенила мысль, которая, если бы я продумал ее до конца, вполне могла положить конец делу в тот момент на том самом месте. Она предлагала альтернативное объяснение рассеянных повсюду «Т». Я ее просто нащупал благодаря упражнениям в логике. Однако возможность казалась настолько далекой, что я ее отбросил и еще не раз отбрасывал, ибо ничто из происходившего дальше не давало ни малейших фактических подтверждений. Хотя мысль упорно не отступала…
— Что за мысль? — с любопытством спросил профессор. — Помните, когда мы обсуждали египетский…
— Ах, оставим, — поспешно перебил его Эллери. — Я сейчас до этого дойду. Позвольте сначала вспомнить детали четвертого убийства.
И он быстро набросал словесную картину реальной сцены, представшей перед его глазами день назад за порогом забаррикадированной хижины. Ярдли с инспектором Квином слушали, хмуря брови, сосредоточившись на проблеме, но когда Эллери договорил, с недоумением переглянулись.
— С моей точки зрения, идеальный вакуум, — признался профессор.
— С моей тоже, — добавил инспектор.
Воэн с Айшемом подозрительно посмотрели на Эллери.
— Господи помилуй, — вскричал Эллери, швырнув окурок в окно, — да ведь абсолютно ясно! В хижине и вокруг нее написана целая эпопея, джентльмены. Папа, какое изречение вывешено в классной комнате Школы полицейской науки в Palais de Justice?[41] «Глаз видит во всем только то, что ищет, а ищет только то, что уже на уме». Нашей американской полиции это надо выучить наизусть, инспектор Воэн. Вы внимательно осмотрели следы вокруг хижины?
Воэн с Айшемом кивнули.
— Тогда должны были сразу заметить очевидный факт: действующих лиц всего
Эллери сунул в рот новую сигарету.
— О чем рассказали следы? Что в примерное время убийства лишь один человек прошел к хижине и обратно. Вход и выход из хижины только один — через дверь, а единственное окно надежно затянуто колючей проволокой.
Эллери поднес спичку к сигарете и задумчиво затянулся.
— Элементарно. Жертва и убийца. Жертву мы обнаружили. Значит, на сырой земле перед хижиной отпечатались следы убийцы, хромого мужчины, — пока все очень хорошо.
Затем на каменном полу хижины оказалось несколько в высшей степени красноречивых предметов. Вещественное доказательство номер один: окровавленный и запачканный йодом бинт, которым, судя по его форме и диаметру, могло быть перевязано только запястье. Рядом лежал частично использованный моток бинта.
Айшем с Воэном снова кивнули, а профессор добавил:
— Вон оно что! Меня озадачило забинтованное запястье.
— Вещественное доказательство номер два: большая бутылка из синего стекла с йодом и с пробкой, валявшейся в нескольких шагах на полу. Бутылка непрозрачная, без этикетки.
— Передо мной немедленно встал вопрос: чье запястье было перевязано бинтом? Действующих лиц двое: жертва и убийца. Либо тот, либо другой. Если бы был перевязан убитый, на одном запястье должна обнаружиться рана. Я осмотрел руки трупа, на обеих не обнаружил никаких следов. Вывод: запястье поранил убийца. Либо случайно, занося над телом жертвы топор, либо в борьбе до убийства.
Если убийца поранил запястье, именно он воспользовался йодом и бинтом. Тот факт, что бинт разрезан, значения не имеет; рана сильно кровоточила, о чем свидетельствует бинт, и он попросту сменил повязку перед уходом из хижины.
Эллери взмахнул дымящей сигаретой.
— Но смотрите, какой возникает значительный факт! Что получается, если йодом пользовался убийца? Дальше просто детские игры. Неужели никто не видит?
Слушатели хмурили лоб, грызли пальцы, демонстрировали глубочайшую сосредоточенность, однако,