Тайна египетского креста

фактически в первый и в последний раз лично выйдя на сцену, взял напрокат машину у Крокера, хозяина гаража в Уэйртоне, и сам поехал к перекрестку. Помните, в Уэйртоне чемодана у Кросака не было — существенная деталь, ибо при совершении дальнейших преступлений убийца носил с собой чемодан. Почему в первый раз — только в первый — Кросак был без чемодана? Потому что не собирался рубить свою жертву; может быть, он человек нормальный, хоть и полный решимости мстить. Ему вполне достаточно просто убить врагов, не устраивая бойню. Если бы планы Кросака увенчались успехом, мы нашли бы в целости и сохранности труп школьного учителя из Арройо, возможно, застреленного.

Но Ван, положивший начало цепочке событий, залег в ожидании ничего не подозревавшего мстителя и убил его. Все рассчитав наперед, он спрятал живого несчастного Клинга, одел мертвого Кросака в свою одежду, отрубил трупу голову и так далее, и так далее.

Ясно, что весь план с самого начала задумал и осуществил Ван, Андрей Твар. Вероятно, готовил преступление много лет, планируя серию убийств, которые можно было бы выдать за месть. Кросака, вполне способного лишиться рассудка за долгие годы страданий. Клинга Ван спрятал затем, чтобы в конце представить его труп как свой собственный. Тогда вышло бы, что Кросак, убив первым невинного человека, расправился с двумя братьями Твар, потом с третьим, исправив мнимую ошибку, допущенную семь месяцев назад. Все подумали бы, будто Ван тоже пал жертвой мстительного маньяка, тогда как на самом деле хитрый убийца удрал бы с накопленными деньгами и кругленькой суммой, которую ловко выманил у своего брата Стивена. А полиция вечно искала бы призрачного, давно мертвого Кросака… Физические несоответствия легко сгладить: вспомните, Ван сам нанял на службу Клинга в питтсбургском сиротском приюте, выбрав похожего на себя человека. Наверное, он был похож и с Кросаком. Сходство, которое Ван подметил, впервые встретив черногорца перед отправкой анонимного письма, легло в основу плана.

— Вы что-то говорили, — задумчиво напомнил инспектор, вновь открывая табакерку, — о правильной мысли вначале, которую потом отбросили. Что за мысль?

— Не только вначале, — с сожалением заметил Эллери. — Эта мысль в ходе следствия постоянно мелькала в моей голове, я ее без конца отгонял, а она не уходила… Смотрите. Даже в самом первом случае в глаза бросается одно: отрубленная и исчезнувшая голова трупа. Чем это объясняется? Кажется, ответ один: убийца — сумасшедший маньяк. Потом мы узнали историю Тваров и приняли «Т» за символ мести Кросака. Естественно, решили, что трупы специально обрублены в виде «Т». Но старые сомнения не отступали…

Ибо в конечном счете есть иное объяснение — замечательная теория. Трупы в виде «Т» и все прочие «Т»: перекресток, дорожный указатель, кровавое «Т» в первом случае; тотемный столб во втором; радиомачта в третьем; разумеется, и в четвертом кровавое «Т» повторяется, — все эти «Т» рассеяны на месте преступлений с единственной целью: замаскировать факт отсутствия головы. Другие способы идентификации неизвестны, человека опознают по лицу. Поэтому я сказал себе: логически возможно, что преступления совершает не маньяк, помешавшийся на букве «Т», а необычайно хитрый, расчетливый, хоть и неуравновешенный преступник, который рубит головы, чтобы трупы не опознали. Подобная возможность вроде бы подтверждалась тем фактом, что ни одной головы не нашли. Почему убийца не оставлял голову на месте преступления или поблизости, не спешил от нее как можно быстрее отделаться? А ведь это должно было быть его естественным побуждением, даже сумасшедшего. Напрашивался вывод: все вообще не так, как кажется, но поскольку я располагал лишь теорией, а все факты чертовски красноречиво указывали, что убивает обезумевший мститель, упорно отбрасывал верную мысль.

Только увидев картину четвертого преступления, я понял, что deus ex machina[42] — Андрей Твар, мотив стал абсолютно ясен. В первый раз, убив Кросака, он был вынужден отрубить трупу голову, чтобы тело не опознали, сначала приняли за Вана, а потом за Клинга. Однако, если просто рубить трупам голову, возникнут подозрения и приведут к катастрофе; любой следователь выйдет на правильный след. Поэтому Ван придумал блистательную, объективно иррациональную историю маньяка, одержимого символом «Т», который изображает его повсюду самыми разными способами. Запутав таким образом дело, он проникся уверенностью, что никто не догадается об истинной цели, ради которой рубятся головы. Цель, естественно, в том, чтобы не опознали первый и последний трупы.

Разумеется, взявшись за дело, Ван был вынужден и в дальнейшем изображать кошмарные «Т». Пришлось отрубить голову Брада, голову Мегары, по-прежнему внушая всем мысль о Т-фобии Кросака. Конечно, в последнем случае голова была отрублена с истинной целью. Психологически и практически дьявольски умный план.

— Кстати, насчет последнего убийства, — проговорил Айшем, тяжело сглотнув. — Мне показалось или действительно следы к хижине были глубже обратных?

— Прекрасно, мистер Айшем! — воскликнул Эллери. — Очень хорошо, что вспомнили эту замечательную деталь. Для меня она стала первым указанием, что дело следует полностью пересмотреть. Чем объясняется, что, как вы верно заметили, следы убийцы по направлению к хижине были глубже обратных? Простой силлогизм. Почему одни и те же следы на одной и той же земле в одном случае глубже, чем в другом? Потому что в одном случае убийца нес что-то тяжелое, а в другом нет. Это единственный аргумент, логически объясняющий непонятную разницу в весе одного и того же человека в одно и то же время. Все идеально сходится. Я знал, что в последнем случае найдено тело Клинга. А где Ван прятал Клинга? Не в хижине же, значит, где-то поблизости. Констебль Ладен как-то упоминал о множестве естественных пещер в горах Западной Вирджинии, и сам Ван говорил, что наткнулся на хижину, исследуя пещеры. (Возможно, с этой самой целью!) Итак, Ван отправился в пещеру, где долгие месяцы держал Клинга, убил его и принес в хижину. Дождь наверняка прекратился после того, как он ушел из хижины за Клингом, но раньше, чем вернулся с телом. Первые следы размыло, вторые остались. Значит, убийца оставил глубокие следы, когда тащил Клинга в хижину, а неглубокие, когда в последний раз покидал хижину после убийства.

— Почему же он не привел Клинга в хижину? — спросил Айшем.

— Видимо, потому, что с самого начала решил оставить след хромого — Кросака. Перенося Клинга и имитируя хромоту, он достиг двойной цели: доставил в дом жертву и создал впечатление, будто приходил один человек, Кросак. Хромая на обратном пути, изобразил уход Кросака. Ван допустил только одну ошибку: забыл, что следы, оставленные с тяжелой ношей, на сырой земле будут глубже.

— Никак не пойму моей тупой башкой, — пробормотал профессор. — Это же просто… гений. Извращенец и прочее, но для подобного плана нужен блистательный ум.

— Почему бы и нет? — сухо отозвался Эллери. — Образованный человек, долгие годы готовился к действиям. Да, его план блистательный, несмотря ни на что. Перед Ваном, к примеру, стояла такая проблема: надо было устроить, чтобы у Кросака всегда имелась обоснованная причина сделать именно то, что должен был сделать убийца. Возьмем, скажем, трубку, перевернутый ковер с кровавым пятном, нарочно оставленную записку Брада. Я уже излагал вам причины желания Кросака, чтобы истинное место преступления открылось не сразу, а лишь после приезда Мегары. Тогда Мегара якобы привел бы Кросака к Вану после того, как Кросак якобы узнал из записки, что тот еще жив.

Но хотя Ван представил нам рассуждения Кросака, у него, у истинного убийцы, были более веские причины для промедления. Если бы полиция сразу обыскала библиотеку, то задолго до возвращения Мегары нашла бы записку Брада, которую ему безусловно посоветовал написать сам Ван. Немедленно стало бы ясно, что Ван жив. Если бы какой-нибудь промах с его стороны заставил полицию заподозрить, что Ван скрывается под маской старика Пита, он попал бы в опасное положение. Предположим, Мегара так и не вернулся бы, умер бы где-нибудь на борту корабля. Тогда не осталось бы никого, способного доказать полиции, что старик Пит, он же Ван, действительно брат Мегары и Брада. Затягивая дело, Ван обеспечил себе подтверждение родственных связей именно в момент приезда Мегары. Сделав неподтвержденное заявление, Ван навлек бы на себя подозрения, а после того, как Мегара удостоверил каждое его слово, предстал в глазах окружающих ни в чем не повинным человеком.

Спросим, зачем он вообще снова вышел на сцену? Ах, тут мы видим истинную цель, ради которой убийца таким сложным способом замедлял ход событий до приезда Мегары. Заранее позаботившись, чтобы Брад оставил записку, которая положила начало цепочке событий, завершившихся появлением Вана,