вторые принялись убивать первых.
— О'кей, — кивнул я.
— Однако, боюсь, у меня есть еще вопрос, — сказал я.
— Не нужно извиняться. Ради того, чтобы получать ответы на свои вопросы, ты сюда и приходишь.
— Хорошо. Вот в чем заключается мой вопрос: в каком качестве во всем этом участвует Ева?
— Что значит ее имя?
— Согласно Писанию, оно означает «жизнь».
— Не «женщина»?
— Нет, Писание говорит «жизнь».
— Дав ей это имя, авторы Библии ясно показали, что искушение Адама не связано с сексом, сладострастием, любовью. Адама соблазнила
— Не понимаю.
— Подумай вот о чем: сотня мужчин и одна женщина не произведут на свет сотню младенцев, а сотня женщин и один мужчина — произведут.
— Ну и что?
— Я говорю о том, что в плане экспансии населения мужчинам и женщинам отводятся совершенно разные роли. В этом отношении они ни в коей мере не являются равными.
— О'кей, но я все равно не вижу связи.
— Я пытаюсь заставить тебя думать, как думали народы, не приобщившиеся к земледелию, для которых контроль над численностью населения всегда был важнейшей проблемой. Давай я опишу тебе ситуацию упрощенно: пастушье племя, состоящее из пятидесяти мужчин и одной женщины, не испытывает опасности демографического взрыва, но племя, состоящее из одного мужчины и пятидесяти женщин, окажется в большой беде. Люди есть люди, и очень скоро в таком племени вместо пятидесяти одного человека окажется сто один.
— Верно. И все равно, боюсь, я не вижу, какое отношение это имеет к Книге Бытия.
— Прояви терпение. Давай вернемся к авторам легенды — пастухам, которых земледельцы с севера оттесняют в пустыню. Почему братья с севера теснили их?
— Они хотели превратить пастбища в пашню.
— Да, но почему?
— А, понял. Им нужно было производить больше продовольствия для растущего населения.
— Именно. Теперь ты готов произвести еще одну реконструкцию. Ты можешь видеть, что пахари не были склонны ограничивать себя, когда дело доходило до экспансии. Они не контролировали рождаемость; когда пищи недоставало, они просто обрабатывали больше земель.
— Верно.
— Итак, кому же эти люди сказали «да»?
— М-м… Кажется, я вижу, но смутно, как отражение в стекле.
— Посмотри на ситуацию вот с какой точки зрения: семитам, как и большинству не перешедших к земледелию народов, приходилось строго следить за соотношением полов. Избыток мужчин не угрожал стабильности населения, но избыток женщин определенно ничего хорошего не сулил. Это тебе понятно?
— Да.
— Однако то, что семиты видели у своих братьев с севера, весьма отличалось от их обычаев: рост населения тех не беспокоил, они просто увеличивали посевные площади.
— Да, это мне понятно.
— Можно сказать об этом и так: Адам и Ева провели три миллиона лет в саду, живя щедротами богов, и увеличение численности было очень скромным — согласно стилю жизни Несогласных, так и
— Да. Хитро закручено, но теперь я понял. Когда Адам взял плод того древа, он поддался искушению распространения жизни без предела, и поэтому та, которая предложила ему плод, зовется «жизнь».
Измаил кивнул.
— Когда пара из числа Согласных говорит о том, как прекрасно иметь большую семью, мужчина и женщина повторяют ту сцену у древа познания добра и зла. Они говорят друг другу: «Конечно, это наше право: распределять жизнь по планете по своему желанию. Зачем останавливаться на четырех или шести? Мы можем завести и пятнадцать, если захотим. Все, что нужно сделать, — это распахать еще несколько сот акров дождевого леса, и разве важно, если в результате исчезнет еще дюжина видов?»
Все-таки оставалось еще что-то, что не вписывалось в картину, но я никак не мог сообразить, как это выразить словами.
Измаил посоветовал мне не спеша подумать.
После того как я провел несколько минут в бесполезных попытках, он сказал мне:
— Не ожидай, что сможешь разрешить все вопросы на основании имеющихся знаний о мире. Семиты того времени находились в совершенной изоляции на Аравийском полуострове: они были отрезаны от других народов или морем, или потомками Каина. Насколько им было известно, они и их братья с севера могли представлять собой весь род человеческий, единственных людей на Земле. Наверняка они видели все происходящее именно с такой точки зрения. Они не могли знать, что лишь в этом крохотном уголке Адам вкусил от древа познания добра и зла, что Междуречье лишь одно из мест, где возникло земледелие, что во всем мире еще много людей, живущих так, как Адам жил до грехопадения.
— Верно, — сказал я. — Я пытался объединить это со всей имеющейся у нас информацией, но только, по-видимому, ничего у меня не получится.
— Думаю, можно с уверенностью утверждать, что история грехопадения Адама — самая известная во всем мире легенда.
— По крайней мере, на Западе, — согласился я.
— О, она широко известна и на Востоке: христианские миссионеры разнесли ее во все уголки мира. Для Согласных, где бы они ни жили, она очень привлекательна.
— Да.
— Но почему дело обстоит именно так?
— Думаю, потому, что эта история дает объяснение того, что пошло не так.
— А что именно пошло не так? Как люди понимают эту легенду?
— Адам, первый человек, вкусил запретный плод.
— И что, по вашему мнению, это означает?
— Честно говоря, не знаю. Я никогда не слышал осмысленного объяснения.
— Как насчет познания добра и зла?
— На этот счет я тоже никогда не слышал внятного объяснения. Думаю, что большинство людей понимает легенду так: боги хотели удостовериться в послушании Адама, запретив ему что-то, и не имело особого значения, что именно. В этом и состоит значение грехопадения — это был акт неповиновения.
— На самом деле, следовательно, никакого отношения к познанию добра и зла вся эта история не имела.
— Не имела. Но с другой стороны, думаю, есть люди, которые полагают, будто познание добра и зла просто символ… не знаю точно чего. Они думают, что грехопадение — это утрата невинности.
— Невинность в данном контексте равнозначна блаженному неведению.
