занимала предстоящая работа, и она намеревалась приложить максимум усилий для того, чтобы оправдать надежды Оскара.
В водовороте новой жизни
– Обрати внимание на тонкие нюансы в переходах света и тени. Они создают таинственный и сумеречный мир, который притягивает нас своей изысканностью и почти болезненной красотой. Детали передаются очень конкретно, порою даже раздражающе реалистично. Но с другой стороны, они гармонично сочетаются с тонкой стилизацией единой идеи, что порождает в нас чувство многослойности образа.
Ника слушала разглагольствования Оскара вполуха. Все это, несомненно, было познавательно, однако выставка японской миниатюры не производила на нее должного впечатления. И в живописи, и в фотографии Ника любила экспрессию и динамику, поэтому неторопливое восточное искусство всегда казалось ей чересчур флегматичным и наводило тоску. Равнодушно переводя взгляд с кружева иероглифов на поблескивающий лаком пейзаж, она погрузилась в свои собственные мысли.
Подумать только, как круто все переменилось с тех пор, как господин Данцевич положил на ее плечо уверенную руку покровителя! Теперь жизнь ее была насыщенной и интересной, хотя одновременно сумбурной и суматошной. Как будто бы раньше она продвигалась вперед, уныло заплетая ногу за ногу, а потом вдруг помчалась вприпрыжку, не разбирая дороги и не особенно задумываясь над тем, куда, собственно, она несется.
Ян Сигизмундович, благосклонно отнесшийся к идее сделать из Ники знаменитость, старался предоставить ей максимальную свободу маневра, она же активно пользовалась этой свободой для того, чтобы со своей «Катюшей» наперевес неустанно бороздить городские просторы и снимать, снимать, снимать. Однако серьезной проблемой, которая не давала возможности расслабиться и получить удовольствие, по-прежнему оставались финансы. Ян Сигизмундович, взяв на себя Никины обязанности, вынужден был нанять новую сотрудницу, которая теперь вместо него встречала клиентов, а также принимала заказы по телефону. В связи с этим, будучи рачительным хозяином, старик сократил Нике ее и без того крохотную зарплату. Сделал он это не из злого умысла, не из вредности, а по справедливости. И еще он, наверное, полагал, что, предложив девушке свое покровительство, Оскар взял ее на свое полное обеспечение. А что, вполне логично, если представить, что новый знакомый всюду возит ее на своей машине, кормит в ресторанах и дарит подарки. Однако на самом деле все было совершенно не так. На встречи с Оскаром Ника обычно добиралась на общественном транспорте, в ресторан ее приглашали лишь по делу, и, конечно же, ни о каких подарках даже речи не было. Ника не видела в этом ничего странного, да и как же могло быть иначе – ведь не в любовницы же ее определили! Но Ян Сигизмундович, вероятно, имел на этот счет свое собственное мнение. Хорошо хоть, что его дочь Ядвига, которой страшно понравилось шефствовать над Никой, продолжала предоставлять в ее распоряжение свой обширный гардероб и всегда с большим азартом снаряжала ее на очередное богемное мероприятие. Но ведь жизнь работающей девушки не состоит из одних лишь халявных банкетов, и Нике теперь приходилось копить уже не на осенние туфли, а на шампунь и крем для лица. В холодильнике у нее давно не водилось ничего более интересного, чем пакет молока и пачка творога, а о необходимости купить новый объектив для своей фотокамеры она вообще старалась больше не думать. Когда в один не самый прекрасный день оказалось, что у нее не хватает денег на проездной в метро, Ника решилась обратиться за помощью к Мишуку – не мог бы он подбросить ей какую-нибудь халтурку? Конечно, ей было известно, что знаменитый фотограф предпочитает работать в одиночку и никогда не делится ни с кем своей добычей, однако на сей раз Нику прижало так сильно, что она принялась слезно умолять коллегу о содействии. Конечно, если бы не крайние обстоятельства, она ни за что не стала бы этого делать. В душе она отчаянно надеялась, что будущие звездные гонорары с лихвой окупят минуты ее нынешнего унижения. Мишук немного поломался, но в конце концов обещал подобрать для Ники какую-нибудь работенку, «соответствующую ее профессиональному темпераменту».
Между тем Оскар, хотя и не делал попыток приударить за Никой, ни на день не оставлял ее своим вниманием и усердно играл взятую на себя роль ментора. Он водил ее на выставки, представлял своим приятелям и знакомым из мира фотобизнеса, но самое главное, регулярно просматривал отснятый Никой материал и давал очень дельные советы настоящего профессионала. Его редкие похвалы окрыляли девушку и еще больше разжигали ее энтузиазм.
И все же порой Нику начинали одолевать сомнения. Конечно, ей очень нравилось интенсивно работать, совершенствовать свое мастерство и мечтать о прекрасном будущем. Но вот бесконечные вернисажи, презентации и фуршеты, которые, по заверениям Оскара, являлись неотъемлемой частью ее «раскрутки», не доставляли никакого удовольствия. Ее начала беспокоить необходимость постоянно поддакивать богемным дяденькам и тетенькам, которые вели меж собой заумные беседы, не затрагивавшие чувств и не вызывавшие эмоций. Ее тошнило от неизбежных заискиваний, и все труднее становилось прикладывать усилия, чтобы понравиться, произвести впечатление, вписаться в обстановку. Теперь-то Ника понимала, что тусоваться – это колоссальный, изматывающий труд, и он ей совершенно точно не нравился.
Неожиданно в ушах ее снова зазвучал суровый голос бабушки: «Пытаться жить жизнью, которая тебе не по душе, – это утопия, Вероника. – Рано или поздно тебя постигнет разочарование. Ты станешь сожалеть о бестолково потраченном времени и о тех обыкновенных радостях, которые ты за это время прошляпила».
И Ника совершенно точно знала,
«Но что же мне тогда делать? – растерянно подумала она. – Отказаться от всех своих устремлений и вернуться в приемную «Фотоателье номер 44»? Снова ходить в скверик, щелкать семейные парочки и терпеливо ожидать, когда для меня где-нибудь освободится место инженера-конструктора?»
Если еще недавно такая перспектива казалась Нике единственно возможной, то теперь она ее откровенно испугала.
– Приятно видеть, что тебе близка философская созерцательность и эмоциональная полнота любования красотой бренного мира, – услышала Ника голос Оскара и немедленно вынырнула из своих размышлений.
«Господи, какое еще любование? – с тоской подумала она. – Какой бренный мир? Я не хочу ничего созерцать, а хочу участвовать в процессе».
От всех своих нелегких дум Ника ужасно расстроилась. Вероятно, огорчение отразилось в ее глазах, потому что Оскар приобнял ее за плечи и участливо спросил:
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Да! – выпалила Ника. – Я очень плохо себя чувствую. У меня страшно болит голова. И еще зуб, – добавила она и для убедительности приложила к щеке ладонь.
На самом деле ей не терпелось поскорее остаться одной, чтобы спокойно обдумать свои новые ощущения. Господин Данцевич, сам того не ведая, подбросил ей идею, как увильнуть от очередного обязательного мероприятия, и Ника уцепилась за нее, как за спасательный круг.
– Ах, какая жалость, – с ноткой недовольства в голосе произнес Оскар. – Теперь придется в корне менять программу на вечер. Видишь ли, Вероника, сегодня я собирался показать тебе мою московскую студию. Хочу посмотреть, что ты о ней скажешь. Впрочем, это я немного лукавлю: даже не сомневаюсь, что она тебе понравится – там все абсолютно шикарно.
«Вот только этого мне и не хватало», – чуть не закричала Ника и окончательно пала духом. Оскар, естественно, принял ее несчастный вид на свой счет. Полагая, что она испытывает чувство вины за то, что нарушила его планы, он поторопился проявить благородство.
– Полно, полно, – добродушно проворковал он. – Я все понимаю и не сержусь. Мы можем поехать ко мне домой завтра или даже послезавтра. Я хочу, чтобы ты получила от визита настоящее удовольствие, но для этого тебе прежде следует избавиться от зубной боли.
Он многозначительно улыбнулся, потом осторожно взял Никину руку и поднес ее к губам. После этого господин Данцевич проводил девушку до своей машины и приказал шоферу как можно скорее доставить ее домой. Ника удобно устроилась на заднем сиденье, откинулась на мягкую спинку и закрыла глаза. На душе было муторно, а в голове теснилось столько противоречивых мыслей, что сосредоточиться на чем-то конкретном никак не удавалось.
Добравшись до дома, Ника налила себе стакан холодного молока и уселась на диван с твердым намерением проанализировать свои ощущения. Надо было срочно решать, как быть дальше. Однако затея
