Жена Дрона – и только.
– Ты бы просвещала меня, – сказал он, – где идем, что вокруг, как улица называется.
– Улица называется Сукхумвит-роад, – тотчас отозвалась Нелли. В голосе ее была прилежная послушность первой ученицы, вызванной к доске отвечать урок, который во всем классе никто больше не знает. – Это настоящая улица. Большая, видишь? Широкая, с оживленным движением. Длинная. А другие, вроде той, на которой живем мы, это не улицы. Это переулки. «Сои» – по-тайски. И собственных имен у них нет. Номера. Называются по имени улицы, от которой отходят, и номер. Наша – Сукхумвит, двадцать два. Запомни на всякий случай. Вдруг ты меня достанешь, я тебя брошу, и придется возвращаться самостоятельно.
– Это какое у тебя право бросать меня? – Рад изобразил возмущение.
– Ну, если ты меня достанешь.
– А ты не давай повода.
– За меня не беспокойся, – после некоторой заминки ответила Нелли, заставив Рада с удовольствием отметить про себя, что этот раунд остался, пожалуй, за ним.
Линия домов прервалась, справа по ходу был парк – простор зеленых газонов, асфальтовые дорожки, скамейки на их обочинах, редкие раскидистые деревья и вдалеке, в нитяной окантовке бетона, – обнаженное тело пруда, напоминающего своим изгибом вопросительный знак без точки. Группа по- спортивному одинаково одетых людей – белый верх, темный низ – занималась на берегу пруда какой-то гимнастикой, похожей на замедленный балетный танец. В едином замедленном движении поднимались- сгибались ноги, поднимались-сгибались руки.
Рад неожиданно поймал себя на чувстве зависти к этим людям на берегу пруда. Так, словно ему бы хотелось быть одним из них, знать смысл совершаемых ими движений и одушевлять те своим знанием.
– А знаешь, – сказал он Нелли, – мне не кажется, что я где-то в чужой стране. Такое ощущение, что яздесь свой.
– Естественно, – с живостью отозвалась Нелли. – Мы же люди империи. Соувьет Юниона. Азиатские лица для нас родные.
Вход в метро вырос перед ними в виде закрытой сверху округло-ступенчатой крышей и открытой по бокам лестницы. Точно как в Москве; только вместо того, чтобы направлять под землю, лестница призывала взойти над нею. Как и должно лестнице, ведущей к небесному поезду.
– Готов к полету по небесам? – спросила Нелли, приостанавливаясь перед ступенями.
– Не вполне. – Рад вспомнил, что он без денег. Приглашая приехать, Дрон обещал полностью обеспечить его пребывание здесь, но обещание пока никак не было подтверждено, и следовало найти банкомат, снять с карточки хотя бы какую-то небольшую сумму. – Полет по небесам ведь, наверное, не бесплатный?
– Не бесплатный, – подтвердила Нелли. И проявила проницательность. – Ты имеешь в виду, что еще не разжился местной валютой? Бат она называется.
– Да, надо бы найти банкомат, – сказал Рад. – Знаешь поблизости?
– Само собой. – Нелли сыграла бровями, словно вопрос Рада вызвал у нее досаду. – Но не поведу. – Она потянула Рада подниматься по лестнице. – Приказано тебя взять на содержание.
«Взять на содержание» – это было не слабо. Это была крепость уксусной эссенции.
Но, в конце концов, Неллины слова означали лишь то, что Дрон, дав обещание, был намерен исполнять его.
– Двинули, – шагнул Рад на лестницу.
Станция внутри была просторна, прохладна, торговали всякой всячиной мелкие магазинчики, одетые в таяющуюся, темную униформу служащие в окошечках касс только разменивали деньги, покупать проездные билеты следовало в автоматах.
– Отоваривайся, – подала Нелли Раду горсть монет. – Осваивай чужую технику. Цена в зависимости от зоны. Мы с тобой сейчас на «Фром-фонг», и – до «Национального стадиона».
Рад изучал схему метро, вчитывался в надписи около кнопок – она стояла рядом и посмеивалась. И только когда он опустил монеты в щель, нажал на кнопку и автомат выбросил им две магнитные карточки, издала возглас одобрения:
– Вау! Соображаешь. Меня так всякий раз, как приезжаю, всему заново учить приходится.
Турникет заглотнул магнитную карточку и выпустил ее наружу на дальнем конце своего узкого прохода.
– Сохраняйте билет до конца поездки, – дожидаясь Рада у выхода из турникета, голосом вокзального московского диктора проговорила Нелли. Добавив уже обычным голосом: – На улицу тоже через турникет. Нужно погасить карточку. Не погасишь – не выйдешь.
Рад сунул карточку в нагрудный карман рубашки.
– Как свирепо. Что дальше?
Дальше была еще одна лестница. Еще выше. Еще ближе к небу.
По небу, разграфленные серыми поперечинами шпал, струили себя в бесконечность, экстраполируя к точке, двумя колеями железнодорожные пути. А в небе напротив платформы, перекрывая его собой от зенита до самой земли, парило женское лицо с фиолетовыми ресницами. Ресницы были громадны, как опахала, обладательница таких ресниц в жизни, пожалуй, могла взлететь на них, словно на крыльях.
– Впечатляет? – перехватив его взгляд, проговорила Нелли. – «Emporium». Магазин такой. Торговый центр. Его реклама.
Теперь Рад увидел, что фиолетовые ресницы висели на здании, чело которого украшала эта надпись: «Emporium».
– Впечатляет, – сказал. – С улицы я и не обратил внимания. Не заметил. А тут выйдешь на платформу – и прямо по глазам.
– Реклама – двигатель торговли, – произнесла Нелли – с таким видом, словно она это сейчас и сочинила.
Вдали в небе на их колее возник поезд. Народ вокруг стал стягиваться к краю платформы, непонятно сбиваясь в тесные кучки. Рад собирался встать там, где было пусто, но Нелли повлекла его к одной из групп.
– А как ты думаешь, это что нам за знак? – указала она на зигзагообразную линию около края платформы.
Линия тянулась вдоль платформы, делая зигзаги через равные промежутки: зигзаг к кромке платформы – и зигзаг обратно, зигзаг к краю – и снова обратно.
Рад догадался:
– Обозначение места, где будут двери вагона?
– Точно.
Неожиданным образом такая, несомненно, чрезмерная забота о пассажире произвела на Рада впечатление.
– Это уже прямо как-то по-европейски! – воскликнул он.
– Нет, очень даже по-сиамски, – сказала Нелли.
– По-сиамски? – переспросил Рад.
– Ну прежнее название Таиланда – Сиам.
– А, так сиамские кошки – это тайские? – вспомнил Рад пожилую пару в «тук-туке».
– Получается, так, – согласилась Нелли.
– И все же – по-европейски, – чуть подумав, настаивающе произнес Рад.
– Да, это правда, тайцы очень тянутся к Европе, – сказала Нелли. Предоставив Раду догадываться, поняла она смысл его слов или просто решила не вникать в него.
Поезд накатил на платформу с мягкой бесшумностью сиамского кота, вышедшего на охоту. Окна вагонов были в рекламе, не видно внутри ни тени. Двери, когда поезд встал, оказались сантиметр в сантиметр точно напротив означенных линией мест. Они разошлись в стороны, и из них на открытую уличному жару платформу пахнуло прохладой.
Изнутри окна вагонов оказались прозрачными, как это бывает с зеркальными стеклами. Реклама на окнах лишь слегка затеняла их, приглушая уличный свет, как светофильтром. Половина лиц вокруг были
