и не пахло; все объединялось лишь стремлением к удобству. Вдоль одних стен тянулись книжные полки, а на других висели увеличенные фотографии с видами мест, где побывал хозяин – по всей вероятности, во время академических отпусков. Кресла были тяжелые и мягкие, куда бы вы ни сели, под рукой оказывался стол – верный признак холостяцкого быта, подумал Мэтлок.
– Вы ведь у меня в доме никогда не были?
– Нет, не был. Здесь очень мило. И очень удобно.
– Да, вы правы. Садитесь, пожалуйста, а я сейчас покончу с этой формулой, и мы с вами выпьем. – Херрон подошел к двери, ведущей, как решил Мэтлок, на кухню, но на пороге остановился и обернулся: – Я ведь прекрасно понимаю, что вы приехали в такую даль не для того, чтобы помочь старику скоротать время. Однако у меня правило: перед любым серьезным разговором надо непременно чего-нибудь выпить, если, конечно, религия и принципы позволяют. – Он улыбнулся, и густая сеть морщинок вокруг глаз и на висках стала еще заметнее. – Кроме того, у вас такое серьезное лицо… Уверен, что от моего «Коллинза» вы развеселитесь.
И, не дожидаясь ответа, Херрон исчез за дверью. Вместо того чтобы сесть, Мэтлок направился к ближайшей стене, возле которой стоял небольшой письменный стол, а над ним – полдюжины фотографий, развешанных без всякой системы. На четырех был запечатлен Стоунхендж – с одной и той же точки, но в разное время, судя по высоте заходящего солнца. На пятой – скалистый берег, привязанные к причалам рыбацкие баркасы, вдали – горы. Наверное, Средиземноморье, скорее всего Греция. И совсем низко с правой стороны, всего на несколько дюймов выше стола – небольшая фотография высокого стройного офицера, стоящего возле дерева в джунглях. Офицер был без шлема, в рубашке, пропитанной потом; правой рукой он сжимал автомат. В левой руке офицер держал сложенный лист бумаги, похожий на карту, – он явно только что принял какое-то решение. Он смотрел вверх – очевидно, там ему предстояло вести бой. Лицо у него было напряженное, но спокойное. Хорошее, волевое лицо. Со снимка глядел темноволосый, еще не старый Лукас Херрон.
– Я храню этот снимок, ибо он напоминает мне, что время не всегда было так разрушительно.
Мэтлок вздрогнул. Вернувшийся Лукас застал его врасплох.
– Хорошая фотография. Теперь я понимаю, кто на самом деле выиграл войну.
– Ну, тут нет никакого сомнения. К сожалению, я никогда об этом острове не слышал ни до, ни после. Кто-то сказал, что это один из Соломоновых островов. По-моему, его взорвали в пятидесятых годах. Для этого много не потребовалось. Две-три хлопушки – и все. Пожалуйста. – Херрон подошел к Мэтлоку и протянул ему стакан.
– Благодарю вас. Вы скромничаете. Я ведь кое-что слышал.
– И я тоже. Сделали из меня бог знает какого героя. И чем старше я становлюсь, тем больше придумывают… Что, если мы выйдем на задний двор? Слишком хороший день, чтобы сидеть в доме. – И Херрон, не дожидаясь ответа, направился к двери; Мэтлок последовал за хозяином.
За домом, как и перед ним, все было идеально ухожено. На выложенном камнем внутреннем дворике стояли удобные пляжные кресла и подле каждого – небольшой столик. В середине дворика стоял большой чугунный стол с зонтом от солнца. Дальше простиралась хорошо подстриженная лужайка. То тут, то там росли аккуратно окопанные кизиловые деревья, а по краям лужайки тянулись цветы, в основном розы. Однако в дальнем конце лужайки этот пасторальный пейзаж неожиданно обрывался. Там среди густого непроходимого кустарника высились огромные деревья. Справа и слева – такая же картина. Лукас Херрон как бы воздвиг вокруг себя неприступную зеленую стену.
– Хороший коктейль, вот увидите.
Мужчины сели.
– Не сомневаюсь. Чего доброго, вы сделаете из меня поклонника джина.
– На здоровье, но только весной и летом. Зимой и осенью джин не пьют… Итак, молодой человек, правила этого дома соблюдены. Что же вас привело сюда?..
– А вы не догадываетесь?
– Нет.
– Арчи Бисон. – Мэтлок внимательно наблюдал за стариком, но Херрон не отрывал взгляда от стакана. Никакой реакции.
– Этот молодой историк?
– Да.
– Когда-нибудь из него выйдет отличный преподаватель. И жена у него – симпатичная кобылка.
– Симпатичная… и развратная, по-моему.
– Вот уж не думал, что вы такой викторианец… – усмехнулся Херрон. – Когда стареешь, становишься терпимее к чужим аппетитам. А также к невинному их возбуждению. Сами убедитесь.
– В этом секрет? В терпимости к аппетитам?
– Секрет чего?
– Да ведь он же пытался с вами связаться вчера вечером.
– Он и связался. Вы были у него… Насколько я понимаю, ваше поведение оставляло желать лучшего.
– Я сознательно вел себя именно так.
Впервые Херрон встревожился. Это было едва заметно – лишь затрепетали веки.
– Не одобряю, – сказал он негромко и, приподняв голову, посмотрел на внушительную стену зелени. Солнце опускалось за высокие деревья, их длинные тени легли наискось на лужайку и внутренний дворик.
– Это было необходимо.
Лицо старика исказила гримаса боли, и Мэтлок вспомнил собственную реакцию на слова Адама Уильямса, когда тот сказал о «неприятной необходимости», вынудившей его направить Сэму Кресселу ложный рапорт о поведении Мэтлока в Лумумба-Холле. Обидная параллель.
– Молодой человек попал в беду. Он болен. Это самая настоящая болезнь, и он пытается вылечиться. А это требует мужества… Так что сейчас не время насаждать в нашем университете методы гестапо. – Херрон сделал большой глоток и крепче ухватился свободной рукой за ручку кресла.
– А как вы об этом узнали?
– Неважно. Скажем, от одного коллеги-медика, который заметил некоторые симптомы и встревожился. Не все ли равно? Главное, я попытался помочь парню и снова с удовольствием помогу.
– Я бы очень хотел этому верить.
– А почему это для вас так трудно?
– Не знаю… Возможно, что-то меня смутило у двери несколько минут назад… А может быть, в самом доме. Я не могу объяснить… Я с вами совершенно откровенен.
Херрон рассмеялся, по-прежнему не глядя на Мэтлока.
– Вы погрязли в своих елизаветинцах. Главная и побочная интрига в «Испанской трагедии»[12]… Пора бы вам, молодым преподавателям, строящим из себя крестоносцев, прекратить эти любительские игры в Скотленд-Ярд. Я думаю, вы сильно преувеличиваете серьезность ситуации.
– Я вовсе не строю из себя крестоносца. Я не из таких, и, полагаю, вы это знаете.
– Что же тогда это было? Проявление личного интереса к Бисону? Или к его жене?.. Простите, не стоило мне это говорить.
– Я рад, что вы это сказали. Меня нисколько не интересует Вирджиния Бисон – ни в сексуальном плане, ни в каком-либо другом. Хотя едва ли она может интересовать кого-то в ином плане.
– В таком случае вы хорошо сыграли.
– Конечно. Я сделал все возможное, чтобы Бисон не понял, зачем я приходил к нему. Это было очень важно.
– Для кого? – Херрон медленно поставил стакан, продолжая другой рукой сжимать ручку кресла.
– Для тех, кто не имеет отношения к университету. Для людей из Вашингтона. Для федеральных властей…
Лицо Херрона на глазах начало бледнеть.
– Что вы сказали? – прошептал он еле слышно.
