– Он расист, мерзавец.
– Вы, наверное, удивитесь, но это не преступление. Вспомните билль о правах.
Из спальни быстро вышел Сэм Крессел. Он ступал подчеркнуто твердо, но сразу чувствовалось, что он до смерти перепуган – не человек, а воплощенный страх. Мэтлоку стало не по себе: такое же помертвевшее лицо было у Лукаса Херрона, когда старик бросился в лес.
– Я слышал, как вы пришли, – сказал Крессел. – Что же нам делать? Что нам делать, черт побери?.. Адриан не верит в эту бредовую историю, как, впрочем, и я.
– Возможно. Но это правда.
– Это потому, что вы так говорите? Откуда вы знаете? Вы ведь не профессионал в этих делах. Насколько я понимаю, Лукас признал, что он помогал одному студенту-наркоману.
– Он… они не студенты.
– Ясно. – Крессел умолк и посмотрел на Мэтлока, затем на Гринберга. – В таком случае я требую, чтобы мне сообщили имена.
– Вы их узнаете, – спокойно сказал Гринберг. – Продолжайте. Я хотел бы услышать, почему Мэтлок ошибается, а вся эта история – бредовая.
– Потому что Лукас Херрон не единственный… не был единственным среди преподавателей, который этим занимался. Многие из нас помогают как могут!
– Я не совсем вас понимаю. – Гринберг в упор посмотрел на Крессела. – Итак, вы помогаете. Но вы же не кончаете жизнь самоубийством, когда один из ваших коллег узнает об этом.
Сэм Крессел снял очки – вид у него сразу стал задумчивый, печальный.
– Есть еще один аспект, о котором никто из вас не подозревает. Я уже некоторое время об этом знаю, но куда меньше Силфонта… Лукас Херрон был очень больной человек. Прошлым летом ему удалили почку. Другая также была поражена раком, и он знал это. По-видимому, он очень страдал. Жить ему оставалось недолго.
Гринберг внимательно смотрел на Крессела, пока тот надевал очки. Мэтлок нагнулся к кофейному столику и потушил в пепельнице сигарету. Наконец Гринберг заговорил:
– Вы полагаете, что между самоубийством Херрона и визитом к нему Мэтлока нет никакой связи?
– Я ничего не полагаю. Я уверен, что есть какая-то связь… Но вы ведь не знали Лукаса. Вся его жизнь, почти полстолетия, не считая военных лет, прошла в Карлайлском университете. Он целиком посвятил себя университету. Он любил Карлайл больше, чем можно любить женщину или ребенка. Джим говорил вам об этом. И если он вдруг понял, что его мир рушится, разваливается на части, это наверняка причинило ему куда большую боль, чем та физическая пытка, которой подвергалось его тело. Разве можно выбрать лучший момент, чтобы свести счеты с жизнью?
– Черт бы вас побрал! – взорвался Мэтлок. – Вы же говорите, что это я его убил!
– Возможно, – тихо произнес Крессел. – Я просто не думал об этом в таком плане. И Адриан, я уверен, тоже.
– Но именно это вы говорите! Вы говорите, что я, не зная броду, полез в воду и убил его, как если бы сам вскрыл ему вены… Но вы-то там не были. А я был!
– Я вовсе не сказал, что вы, не зная броду, полезли в воду, – мягко заметил Крессел. – Я сказал только, что вы дилетант. Дилетант с наилучшими намерениями. Я думаю, Гринберг меня понял.
Джейсон Гринберг взглянул на Мэтлока.
– Есть старая словацкая пословица: «Когда старики себя убивают, города умирают».
Неожиданно раздался пронзительный телефонный звонок; все трое вздрогнули. Мэтлок снял трубку, затем повернулся к Гринбергу:
– Это вас.
– Благодарю. – Агент взял у Мэтлока трубку. – Гринберг… О’кей. Понимаю. Когда вы будете знать?.. Скорее всего, к тому времени я уже буду в пути. Я вам позвоню. Поговорим потом. – Он положил трубку на рычаг и встал у письменного стал спиной к Мэтлоку и Кресселу.
– В чем дело? – не выдержал декан. – Что случилось?
Гринберг повернулся и посмотрел на них. Мэтлоку показалось, что глаза его стали еще печальнее. Мэтлок уже знал, что это признак беды.
– Мы обращаемся в полицию и в суд за разрешением на вскрытие.
– Зачем?! – закричал, подскочив к агенту, Крессел. – Бога ради, зачем?! Он же покончил самоубийством. Он страшно страдал!.. О боже! Вы не должны этого делать! Если только это станет известно…
– Все будет шито-крыто.
– Ничего не выйдет, и вы это знаете. Все равно станет известно, и здесь начнется ад кромешный! Я не позволю!
– Вы не можете этому помешать. Даже я не мог бы. Достаточно фактов, указывающих на то, что Херрон не совершал самоубийства. Он был убит. – Гринберг взглянул на Мэтлока и криво усмехнулся. – И не словами.
Крессел спорил, угрожал, снова позвонил Силфонту и наконец, когда увидел, что все это ни к чему, в ярости покинул квартиру Мэтлока.
Не успел Крессел захлопнуть за собой дверь, как снова зазвонил телефон. Гринберг заметил, что это выводит Мэтлока из себя – и не просто выводит из себя, а вызывает тревогу, возможно, даже пугает.
– Прошу извинить… Ваша квартира становится сейчас чем-то вроде базы разведывательного отряда. Но не надолго. Может быть, это ваша девушка.
Мэтлок снял трубку, послушал и, повернувшись к Гринбергу, сказал только одно слово:
– Вас.
Гринберг взял трубку, тихо произнес свою фамилию и затем с минуту смотрел прямо перед собой. Мэтлок понаблюдал за Гринбергом, затем прошел на кухню. Ему не хотелось стоять точно идиоту и слушать, как агент получает инструкции.
Когда он снял трубку, голос на другом конце провода произнес:
– Говорят из Вашингтона.
На кухонном столе лежал пустой конверт, в котором ему прислали откровенно лицемерную бумагу из министерства юстиции. Еще одно напоминание о том, что самые мрачные его фантазии постепенно материализуются. Мэтлок начал понимать, что страна, где он вырос, становится чем-то уродливым, несущим разрушение. Это было больше чем политическая манифестация, это было медленное, но всеохватывающее внедрение приспособленческой этики. Коррупция идей. Сильные чувства сменились вспышками раздражения, поверхностными убеждениями и компромиссами. Страна превращалась в нечто совсем не похожее на то, чем, как она обещала, должна была стать. Граали оказались пустыми сосудами из-под безвкусного вина, выглядевшими внушительно лишь потому, что их считали священными.
– Я уже поговорил. Может, попробуете позвонить мисс Бэллентайн?
Мэтлок взглянул на Гринберга, стоявшего в проеме кухонной двери. Вот ходячее противоречие – агент ФБР, знаток пословиц и поговорок, притом весьма критически относящийся к системе, на которую он работает.
– Да-да, конечно, позвоню.
Гринберг посторонился, пропуская его. Мэтлок прошел в гостиную и остановился.
– Потрясающая пословица: «Когда старики себя убивают, города умирают». – Он повернулся и взглянул на агента. – Самая печальная пословица, какую мне довелось услышать.
– Если вдуматься, ни один настоящий философ не счел бы ее печальной…
– Почему? Она ведь действительно печальная.
– Это истина. А истина не бывает радостной или печальной, хорошей или плохой. Она просто истина.
– Когда-нибудь, Джейсон, мы это обсудим.
Мэтлок снял трубку, набрал номер Пэт и услышал длинные гудки. Ответа не было. Мэтлок перебрал в уме нескольких друзей Пэт – звонить им или нет? Когда Пэт злилась или была расстроена, она обычно делала одно из двух: либо гуляла в одиночестве час-другой, либо ехала с друзьями в Хартфорд. Прошел примерно час. Он подождет еще пятнадцать минут, а потом начнет обзванивать знакомых. Конечно, ему
