Протокол «Сигма»

– Компания, – ответила она.

– Компания?

– «Сигма».

Она блефовала – Бен хорошо это понимал, – но делала это чрезвычайно убедительно. В его памяти снова всплыли слова Шардана: «Запад и значительная часть прочего мира должны были откликнуться на благое попечение и охотно проглотить те сказки, которыми мы прикрывали свою деятельность».

Теперь Штрассер ненадолго задумался.

– Новое руководство. Да, так оно и есть. Ну да, конечно. – Его глазки-изюминки сверкнули.

– Что представляет собой «новое руководство»? – спросил Бен.

– Да, конечно, – повторил Штрассер, как будто не слышал вопроса. – Они боятся, что я слишком много знаю.

– Кто?! — крикнул Бен.

Штрассер взглянул на него, как будто его поразил этот окрик.

– Я помог им все это создать. Элфорду Киттреджу, Зайберту, Олдриджу, Холлерану, Коноверу – всем этим коронованным предводителям корпоративных империй. Они презирали меня, но не могли без меня обойтись, ведь так? Им были необходимы мои контакты на высоком уровне немецкого правительства. Если бы предприятие не стало по-настоящему многонациональным, у него не было бы никаких шансов добиться крупных успехов. Я пользовался доверием людей, находившихся на самом верху. Они знали, что я сделал для них такие вещи, которые навсегда вывели меня из круга обычной людской мелочи. Они знали, что я пожертвовал собой ради них. Я был посредником, которому доверяли все стороны. А теперь это доверие предали, оно разорвано ради какого-то бессмысленного фарса. Теперь стало окончательно ясно, что они использовали меня в своих собственных целях.

– Вы упомянули новых лидеров – Юрген Ленц один из них? – настойчивым тоном спросила Анна. – Сын Ленца.

– Я никогда не встречался с Юргеном Ленцем. Я даже не знал, что у Ленца был сын, хотя, впрочем, у меня не было с ним достаточно близких отношений.

– Но ведь вы оба были учеными, – заметил Бен. – Ведь это вы изобрели «циклон-Б», не так ли?

– Я входил в команду, которая разработала «циклон-Б», – поправил старик. Он одернул свой потертый голубой купальный халат и оправил его вокруг шеи. – Теперь все, кому не лень, нападают на меня за то, что я участвовал в этой работе, но никто не желает учесть, насколько изящным был этот газ.

– Изящным? – переспросил Бен. Секунду или две он думал, что ослышался. Изящный газ. Этот человек был ему отвратителен.

– До появления «циклона-Б» солдатам приходилось расстреливать всех заключенных, – пояснил Штрассер. – Это было ужасно кровавое занятие. А с газом все делалось чисто, просто и изящно. И к тому же, учтите, что когда евреев стали обрабатывать газом, это в известной степени пошло им на пользу.

– Пошло на пользу? – эхом отозвался Бен. Его начало подташнивать.

– Да! В этих лагерях возникало так много различных смертельных заболеваний, что им пришлось бы страдать намного дольше и намного сильнее. Использование газа было самым гуманным вариантом.

«Гуманным! Я вижу перед собой воплощенное зло, – говорил себе Бен. – Это старик в купальном халате с ханжески кротким выражением на лице».

– Как хорошо, – тупо произнес он вслух.

– Вот почему мы называли это «специальной обработкой».

– Эвфемизм, который вы использовали для массовых казней?

– Если угодно. – Старик пожал плечами. – Но, знаете, я не отбирал жертвы для газовых камер, как это делали доктор Менгеле или доктор Ленц. Менгеле часто называют ангелом смерти, но настоящим ангелом смерти был Ленц.

– Но не вы, – сказал Бен. – Вы были ученым.

Штрассер уловил сарказм в его словах.

– Что вы знаете о науке? – резко бросил он. – Вы что, ученый? Вы имеете хоть какое-то представление о том, насколько далеко мы, нацистские ученые, опередили весь остальной мир? Вы хоть что-нибудь знаете об этом? – он говорил высоким дрожащим голосом. В уголках рта пузырилась слюна. – Принято бранить исследования, которые Менгеле проводил над близнецами, но при этом на его результаты до сих пор ссылаются все ведущие генетики мира! Эксперименты по замораживанию людей, осуществлявшиеся в Дахау, – эти данные тоже все еще используются! А то, что выяснили в Равенсбрюке об изменениях женского менструального цикла в ситуации сильного стресса – когда подопытные женщины узнавали о предстоящей казни, – с научной точки зрения это был настоящий прорыв! Или эксперименты доктора Ленца по изменению скорости старения. Эксперименты по воздействию голода на людей, ставившиеся на советских военнопленных, пересадка органов – я могу продолжать и продолжать. Возможно, мои слова покажутся не слишком вежливыми, но вы до сих пор используете достижения нашей науки. Просто вы не думали о том, как проводились все эти эксперименты, но неужели вы не понимаете, что одной из главных причин, благодаря которым нам удалось так далеко продвинуться, было именно то, что у нас имелась возможность экспериментировать на живых людях?

Пока Штрассер говорил, его сморщенное лицо все сильнее бледнело, и теперь оно сделалось белым как мел. Он задыхался.

– Вы, американцы, презираете нас за методы, которые мы использовали при проведении наших исследований, но ведь вы сами используете эмбриональную ткань абортированных зародышей для трансплантации, скажете, нет? Это что, допустимо?

Анна шагала по комнате взад-вперед.

– Бен, не трать времени на споры с этим монстром.

Но Штрассер не желал остановиться.

– Конечно, было много действительно безумных идей. Скажем, попытки превращать девочек в мальчиков, а мальчиков в девочек. – Он хрипло расхохотался. – Или же опыты по созданию сиамских близнецов путем соединения жизненно важных органов простых близнецов. Полный провал, на этом мы потеряли много живого материала.

– А после создания «Сигмы» вы продолжали поддерживать контакт с Ленцем? – перебила его Анна.

Штрассер повернул к ней голову, по-видимому недовольный тем, что его прервали.

– Ну, конечно. Ленц ценил мой опыт и нуждался в моих контактах.

– И зачем они были ему нужны? – спросил Бен.

Старик пожал плечами.

– Он говорил, что ведет работу, осуществляет исследование – молекулярное исследование, – которое должно изменить мир.

– Он говорил вам, что это за исследование?

– Нет, не говорил. Ленц был очень скрытный и сдержанный человек. Но все же я помню, как он однажды сказал: «Вы просто не в состоянии понять того, над чем я работаю». Он просил меня достать для него очень сильные электронные микроскопы, что было в то время трудно сделать. Они были изобретены совсем недавно, и их только-только начали выпускать. Еще ему требовались различные химикалии. Много таких вещей, которые после войны подпадали под эмбарго. Он требовал, чтобы я отправлял все в частную клинику, которую он устроил в старом Шлоссе, замке, который он захватил во время вторжения в Австрию.

– В какой части Австрии? – спросила Анна.

– В Австрийских Альпах.

– Где в Альпах? Вы помните, какой там город или деревня? – настаивала Анна.

– Как я могу это помнить, ведь прошло столько лет! Может быть, он вообще не говорил мне об этом. Я только помню, что Ленц иногда называл свой замок «часовым заводом», потому что там когда-то находилось часовое производство.

Научный проект Ленца.

– Значит, там была лаборатория! Для чего?