Протокол «Сигма»

Штрассер укоризненно выпятил губы и вздохнул.

– Чтобы продолжать исследования.

– Какие исследования? – спросил Бен.

Штрассер молчал, как будто забыл, о чем говорил.

– Ну, давайте, – прикрикнула Анна. – Какие исследования?

– Я не знаю. Во времена рейха было начато очень много важных исследований. Исследования Герхарда Ленца.

Герхард Ленц: что там Зонненфельд говорил насчет ужасающих экспериментов, которые Ленц проводил в лагерях? Эксперименты на людях… но какие?

– И вы не знаете даже сути этой работы?

– Сейчас я ничего не знаю. Наука и политика – для этих людей они были одним и тем же. «Сигма» первоначально задумывалась как орудие для оказания поддержки одним политическим организациям и ниспровержения других. Люди, о которых мы говорим, уже тогда обладали огромным влиянием на все, что происходило в мире. «Сигма» показала им, что если они объединяют свое влияние, то полученное целое многократно превосходит сумму его частей. Когда они стали действовать совместно, выяснилось, что нет практически ничего, на что они не могли бы повлиять, организовать, направить. Но, понимаете, «Сигма» была живым существом. И, как все живые существа, она эволюционировала.

– Да, – согласилась Анна. – Имея активы, обеспеченные крупнейшими корпорациями в мире, наряду с фондами, украденными из Рейхсбанка. Мы знаем, кто входил тогда в правление. Вы последний из оставшихся в живых членов того, первоначального правления. Но кто ваши преемники?

Штрассер обвел взглядом зал, но было похоже, что он ничего не видел.

– Кто теперь управляет ею? Назовите нам имена! – крикнул Бен.

– Я не знаю! – Голос Штрассера дрогнул. – Они затыкали рты таким, как мы, регулярно посылая нам деньги. Мы стали лакеями, в конце концов изгнанными из внутреннего круга их советов. Мы все должны были давным-давно стать миллиардерами. Они посылают нам миллионы, но это мелочь, жалкие крохи со стола. – Губы Штрассера скривились в отвратительной ухмылке. – Они швыряют мне крохи со стола, а теперь они решили и вовсе разделаться со мной. Они хотят убить меня, потому что больше не желают платить мне. Они скупы и стыдятся этого. После всего, что я для них сделал, они сочли меня помехой. И опасностью для себя, поскольку, даже несмотря на то что двери передо мной закрылись много лет назад, они все еще считают, будто я слишком много знаю. Я сделал возможным все, чем они занимаются, и чем они мне отплатили? Презрением! – От все усиливавшегося гнева – прорвавшейся наружу обиды, которую старик скрывал на протяжении многих лет, – его слова звучали отрывисто, а голос сделался резким, металлическим. – Они относятся ко мне так, будто я бедный родственник, паршивая овца, вонючий бродяга. Все эти шишки, разряженные в пух и прах, собираются на свой форум и больше всего на свете боятся, что я вломлюсь и испорчу их посиделки, словно скунс, пробравшийся в кофейню. Я знаю, где они собираются. Я не дурак и не тупица. Даже если бы они уговаривали меня, я все равно не присоединился бы к ним в Австрии.

Австрия.

– Объясните, о чем вы говорите! – потребовал Бен. – Где они собираются? Скажите мне.

Во взгляде, которым окинул его Штрассер, отчетливо читались осторожность и вызов. Было ясно, что он не намерен продолжать разговор.

– Черт возьми, отвечайте!

– Вы все одинаковые, – презрительно бросил Штрассер. – Могли бы подумать о том, что с таким человеком, как я, нужно обращаться уважительно, хотя бы из-за моего возраста! Мне больше нечего сказать вам.

Анна внезапно встрепенулась.

– Я слышу сирены. Да, Бен, совершенно точно. Нам нужно убираться отсюда.

Бен шагнул вперед и встал перед Штрассером почти вплотную.

– Герр Штрассер, вы знаете, кто я такой?

– Кто вы?.. – Штрассер запнулся.

– Мой отец Макс Хартман. Я уверен, что вы помните это имя.

Штрассер прищурился.

– Макс Хартман… Еврей, наш казначей?..

– Совершенно верно. И еще, как мне сказали, он был офицером СС. – Но Зонненфельд уверен в том, что это было всего лишь прикрытием, уловкой. Сердце Бена отчаянно колотилось: он боялся услышать от Штрассера подтверждение отвратительного прошлого Макса.

Штрассер рассмеялся, показав стертые почти до самых корней коричневые зубы.

– СС! – повторил он так, будто услышал нечто невероятно забавное. – Он не имел никакого отношения к СС. Мы дали ему фальшивое удостоверение, так что он мог без всяких хлопот ездить из Германии в Швейцарию. Это было нужно для дела.

В ушах Бена с оглушительным ревом пульсировала кровь. Он чувствовал волну облегчения; это было подлинное физическое ощущение.

– Борман лично включил его в немецкую делегацию, – продолжал Штрассер. – И не только потому, что он хорошо разбирался в том, как перекладывать деньги из кармана в карман, но еще и потому, что нам был нужен… э-э-э… псевдоруководитель.

– Номинальный глава делегации?

– Да. Промышленников из Америки и других мест изрядно нервировало то, что делали нацисты. Участник-еврей был нам необходим для того, чтобы придать себе как можно более респектабельный вид, показать, что мы не из плохих немцев, не фанатики, не ученики Гитлера. Со своей стороны, ваш отец на этом немало выиграл: вытащил из лагерей свою семью и много других еврейских семей, да в придачу получил сорок миллионов швейцарских франков – почти миллион долларов США. Большие деньги. – Злобная улыбка. – Теперь он рассказывает о себе сказки, что, дескать, выбился из нищеты! Разве миллион долларов это нищета? Мне так не кажется.

– Бен! – крикнула Анна. Она быстро раскрыла кожаный бумажник, в котором лежало ее удостоверение министерства юстиции.

– Теперь, герр Штрассер, вы, наверно, захотите узнать, кто я такая? Я присутствую здесь от имени Управления специальных расследований министерства юстиции Соединенных Штатов. Уверена, вы знаете, что это такое.

– О-хо-хо, – насмешливо протянул Штрассер. – Как ни жаль разочаровывать вас, но я гражданин Аргентины, и вы с вашей юстицией для меня ничто.

Сирены звучали гораздо громче; похоже, что полиции осталось проехать всего лишь несколько кварталов.

Анна снова повернулась к старику.

– Полагаю, мы еще посмотрим, насколько серьезным было решение аргентинского правительства насчет выдачи военных преступников. Бен, к черному ходу!

Щеки Штрассера покрылись красными пятнами: видимо, он разозлился еще сильнее.

– Хартман, – хрипло позвал он.

– Бен, уходим!

Штрассер согнул узловатый палец и поманил Бена к себе. Бен не смог устоять. Старик что-то зашептал. Бен опустился на колени рядом с ним, чтобы расслышать его слова.

– Хартман, ты знаешь, что твой отец был жалким слабым человечком? – сказал Штрассер. – Бесхребетный слизняк. Трус и мошенник, прикинувшийся жертвой. – Губы Штрассера шевелились всего в нескольких дюймах от уха Бена. Он говорил нараспев, явно получая от этого удовольствие. – А ты сын мошенника, и больше ничего. Вот кто ты такой для меня.

Бен закрыл глаза и напрягся, стараясь подавить гнев.

Сын мошенника.

Неужели так оно и было? И Штрассер говорит правду?

А Штрассер явно наслаждался волнением Бена.