не блещут умом! Невероятное множество различных заявок на акции, поступивших лишь за один день, исчислялось миллиардными суммами. Курсовая стоимость действительно ценных бумаг резко упала, проворные же парни с деньгами и дельцы из братства концернов ринулись в надежде поживиться в результате невиданных доселе конъюнктурных колебаний за стремительно дорожавшими акциями.
– Покупай эти компьютерные фирмы! И наплюй на цену!
– Захвати контроль над всеми этими подразделениями в Джорджии и не утомляй меня цифрами!
– Мы делаем это, потому что сильны, идиот! Я намерен приобрести большую часть акций в компаниях «Макдоннел Дуглас», «Боинг» и «Роллс-Ройс аэроинджайнз»! И, ради бога, не прекращай торговаться, пока не заполучишь их все!
– Покупай Калифорнию!
Операция, проведенная в условиях строжайшей секретности, поразившей бы и Маленького Джо, не говоря уже о Гудини или Распутине, принесла свои плоды: недруги Винсента Френсиса Ассизи Манджекавалло, приобретя акции по вздутым ценам, многократно превышавшим их реальную стоимость, влезли в миллиардные долги. Сам же триумфатор сидел под зонтом на флоридском пляже Майами-Бич с сигарой «Монте-Кристо» во рту, с радиотелефоном и транзистором под боком, с коктейлем «Маргарита» на пластиковом подносе перед ним и с широкой улыбкой на лице.
– Взлетайте ввысь на гребне волны, вы, завсегдатаи народных клубов, канальи! – говорил он себе, одну руку протягивая за стаканом, а другой поправляя свой ярко-рыжий хохол. – Вот схлынут воды, как тогда, когда море осушил Моисей, – да почиет он в мире! – и вас, ублюдков, засосет в песок! Подписывая мне приговор, вы должны были бы заглянуть в примечание, набранное мелким шрифтом: там же ясно говорилось о вашей судьбе! Вам всем предстоит чистить писсуары в «Каире», и это все, на что вы можете рассчитывать!
Сэр Генри Ирвинг Саттон, разгневанный, сидел неподвижно на кухонном табурете, в то время как Эрин Лафферти состригала гриву его седых волос, которыми так гордился актер.
– Только подстричь, женщина!.. Только подстричь! А иначе тебе предстоит провести остаток жизни в буфетной!
– Вам не запугать меня, старый брюзга! – сказала Эрин. – Я видела вас в том утреннем спектакле «Прощайте!.. Прощайте навсегда!»… Вроде бы он так назывался… Когда же это было? Лет десять назад?.. Так что я все о вас знаю, парень!
– Прошу прощения?
– Вы все бегали да орали там на детей, пока не довели их всех до истерики. А потом отправились в огромную библиотеку и начали вопить, что им слишком легко все давалось и что вы не выполнили свой долг – не подготовили их к жизни, чтобы они могли противостоять трудностям, которые встретятся на их пути… Клянусь Иисусом, Марией и Иосифом, ваши слова звучали так убедительно!.. Детям действительно пришлось тяжело!.. И, хочу сказать, вы по-взаправдашнему плакали, переживали из-за того, что наговорили им столько гадостей. И как же хотелось бы вам вернуть свои слова назад!.. В общем, внутри-то вы оказались мягоньким, дедушка Визе-ролл!
– Я просто играл роль, миссис Лафферти!
– Зовите это, как хотите, мистер Саттон, но я, как и все девочки в Олд-Саути, только из-за вас смотрела этот дурацкий спектакль: мы были влюблены в вас, парень!
– Я знал, что этот сукин сын никогда не обеспечит мне приличного контракта! – прошептал актер себе под нос.
– О чем вы это, сэр?
– Ни о чем, милая леди… Ни о чем… Стригите, стригите! Вы, видимо, женщина со вкусом.
Внезапно кухонная дверь резко распахнулась, и на пороге выросла мощная фигура Сайруса. Его темное лицо светилось предвкушением схватки.
– Отправляемся, генерал!
– Прекрасно, молодой человек! А где мой мундир? Я всегда был в военном оперении особенно импозантен!
– Никакого оперения, никакого мундира – это исключено!
– Бога ради, скажите же мне почему?
– Ну, прежде всего генерал не является больше таковым: по решению Пентагона и великого множества тех, кто обладает реальной властью в Вашингтоне, включая и Белый дом, он лишен воинского звания. Во- вторых, вы бы привлекли своим одеянием внимание к нам, а это не в наших интересах.
– Довольно трудно войти в роль без соответствующего реквизита, под коим, понятно, я подразумеваю одежду, адекватную обстановке, – в данном случае – мундир. По правде говоря, будучи генералом, я выше вас по званию, полковник.
– Если вы собираетесь точно следовать сценарию, мистер актер, то запомните: после войны вам была предоставлена майорская должность, я же как был, так и остаюсь полковником. А теперь судите, кто выше из нас. Вы проиграли, сэр Генри!
– Черт бы побрал этих дерзких гражданских!..
– Да где вы, черт возьми, пребываете? Все еще на полях сражений Второй мировой войны?
– Нет, я художник! Вы же все, остальные, – гражданские лица… И химики…
– Вот что, парень, вас с Хаукинзом объединяет нечто большее, чем Эль-Аламейн. Почти все генералы, которых я знал, тоже были актерами… Пойдемте же: нас ждут в двадцать два ноль-ноль…
– В две тысячи двести?.. Что это значит?
– Время, майор! Так военные обозначают десять часов вечера.
– Никогда не мог разобраться в этих проклятых цифрах!
Псевдоделегация Нобелевского комитета сняла в отеле три смежных номера. Средний из них был отведен уважаемым гостям из Стокгольма для приема августейшего генерала Маккензи Хаукинза, солдата века. Согласно договоренности с адъютантом генерала полковником американской армии Сайрусом Маршаллом, находящимся ныне в запасе, совещание должно было проходить в строго конфиденциальной обстановке, без представителей прессы и последующих заявлений для печати. Как объяснил полковник, хотя знаменитый воин и польщен бесконечно присуждением ему столь высокой награды, в настоящее время он предпочитает жить в уединении, посвятив себя написанию мемуаров под названием «Мир через кровь», и посему, прежде чем принять решение, соглашаться или не соглашаться ему на встречу с почтеннейшей делегацией, хотел бы знать, насколько длительной будет его поездка в Скандинавию и какие возлагаются на него обязательства по отношению к средствам массовой информации.
Представитель Нобелевского комитета некий Ларс Олафер столь бурно выразил радость, узнав о предстоящем свидании с прославленным генералом, что полковник Сайрус счел нужным пополнить свой и без того богатый арсенал газовыми баллончиками, упрятанными им и Романом Зет под одеждой. Кроме того, в лучших традициях подпольщиков, вынужденных бороться с предателями в своих рядах, были приняты контрмеры против готовящейся ловушки. Кто-кто, а уж Сайрус-то точно знал, как это делается. «Крыс» заманивают в западню, обездвиживают и, предварительно связав, доставляют в положенное место, где их подвергают допросу, но без телесных увечий. В крайнем случае можно лишь припугнуть.
– В мундире я выглядел бы гораздо эффектнее! – сокрушался Саттон, облаченный в костюм в узкую полоску, доставленный ему из его бостонской квартиры, когда он в сопровождении Сайруса и Романа Зет шествовал по коридору отеля. – Эта чертова одежда больше подходит для пьесы Бернарда Шоу «Миллионерша», но не для нашего задания.
– Но вы же смотритесь что надо! – заявил Роман Зет, ущипнув Саттона за щеку – к величайшему изумлению актера. – Может, вам не хватает только цветка на отвороте пиджака, с ним бы вообще был полный шик!
– Замолчи, Роман, – остановил его спокойно Сайрус. – Он и без цветка хорош… Ну как, генерал, вы готовы?
– Перед вами – профессионал, мой милый мальчик! Адреналин течет в моих жилах все быстрее по мере приближения решающего момента. Еще миг – и начинается волшебство!.. Стучите в дверь. Идите впереди меня, как и положено, и уже потом на сцену выйду я!
– Помните, старина, – напутствовал его наемник перед дверью, – артист вы изумительный, отдаю вам
