седина лишь кое-где, и никаких излишеств. А как они держатся, полковник! Небольшая сутулость, слегка впалая грудь, что вы и сами могли бы заметить, когда входили в комнату. И эти пенсне и очки в черепаховой оправе! Короче, перед нами типичные представители профессий, требующих сидячего образа жизни. Ведь когда, например, приходится сильно напрягать зрение… Да, полковник, они действительно актеры, и актеры прекрасные!
– Он все подмечает!
– Какая наблюдательность!
– Ни одна даже самая мельчайшая деталь не ускользнула от него!
– Детали, джентльмены, – возгласил Саттон, – это наше секретное оружие, никогда не забывайте об этом!
Ответом немолодому уже актеру был хор голосов:
– Никогда!
– Конечно, нет!
– Как можно?
И так – до тех пор, пока сэр Генри не поднял руки, призывая всех к тишине.
– Конечно, я мог бы вам этого и не говорить: вы своим спектаклем в аэропорту ловко провели миллионы людей… Хорошо сработано, пастыри Феспида[159]. А теперь мне хотелось бы познакомиться с каждым из вас. Будьте любезны, представьтесь.
– Ну, – отозвался Ларс Олафер, взявший на себя функции официального представителя «смертоносной шестерки», и с явной неохотой кивнул в сторону наемников, – не будь здесь кое-кого, мы бы с величайшей радостью назвали свои подлинные имена, теперь же вынуждены следовать приказу оставаться под псевдонимами, что лично для меня особенно тягостно.
– Почему? – поинтересовался сэр Генри.
– Потому что у меня славное имя, хотя, откровенно говоря, я в отличие от вас не заслужил такого… Меня называют сэром Ларри, потому что настоящее мое имя действительно Лоуренс.
– Пишется через «о» и «у»?
– Через «о», конечно!
– Ну, тогда я скажу, что вы его заслужили! Когда Ларри и Вив[160] были вместе, мы выпили с ним немало пива, и, признаюсь, я нахожу большое сходство между вами и этим тощим, но ужасно симпатичным малым. Я играл Первого Рыцаря в «Бекете», поставленном им и Тони Куинном.
– Я умру сейчас от восторга!
– Вы были великолепны!
– Восхитительны!
– Необыкновенны!
– Ну, я бы сказал, что просто был сносен.
– Может, мы отложим на время эту белиберду?! – заорал Сайрус, да так, что на его бычьей шее вздулись вены.
– Меня зовут Герцог.
– Я – Силвестр.
– Мое имя Марлон.
– А я – Дастин, вы знаете… знаете… Я… Я… я прав… прав… прав?
– Мое прозвище – Телли, Крошка Генерал. Хотите леденчик?
– Вы великолепны все!
– Это какой-то абсурд! – завопил Сайрус, хватая Силвестра и Дастина за отвороты их пиджаков. – Вы, ублюдки, слушайте меня!
– Эй, мой добрый чернокожий друг! – вмешался Роман Зет, мягко похлопывая по широкой спине недавнего своего сокамерника. – Не кричи так, а не то у тебя поднимется давление, парень!
– Черт с ним, с давлением! Я бы хоть сейчас перестрелял всех этих сукиных детей!
– Ну, пилигрим, это же так примитивно! – высказался Герцог. – Видите ли, мистер, мы не одобряем насилия, этого проявления особого состояния ума.
– Состояния чего? – закричал чернокожий наемник.
– Ума, – повторил Герцог. – Фрейд называл подобные явления буйственной экспансией воображения. Мы широко используем это свойство человеческой психики в нашем актерском классе – обычно успешно, разумеется.
– «Разумеется»! – Сайрус отпустил своих не оказывавших ему сопротивления заложников и, опустившись в изнеможении на ближайший стул, пробормотал, пока Роман Зет массировал ему плечи: – Да, я бросаю эту затею!.. Да, я бросаю ее! – И затем, оглядывая сверху широко раскрытыми глазами сгрудившихся перед ним людей, которые и сейчас, когда он сидел, были ростом ниже его, заговорил громко: – Это вы-то «смертоносная шестерка»? Это вы-то та самая антитеррористическая группа «Дельта», о которой слагались песни? Но это же нелепица какая-то!
– В чем-то вы правы, полковник, – произнес Силвестр голосом, поставленным ему в школе драматического искусства при Йельском университете. – Дело в том, что нам никогда не приходилось стрелять из пистолета или из какого-либо другого огнестрельного оружия, как и калечить кого-то, если не считать, скажем, вывихнутого запястья. Или, в крайнем случае, сломанного ребра. Наша работа заключается не в этом, что лучше буквально для всех. Мы просачиваемся в ряды противника и, играя каждый свою роль, выполняем в конце концов поставленную перед нами задачу. Правда, иногда нам приходится и целиться, чтобы припугнуть, но все же чаще мы обзаводимся во время подобных вылазок одним, а то и парочкой друзей.
– Да вы просто сбежали из дурдома! – констатировал Сайрус и тут же добавил тупо: – Если только вы не инопланетяне.
– Вы слишком суровы по отношению к нам, полковник! – запротестовал Телли, обращаясь к наемнику в нормальной, цивилизованной манере, без обычных для него речевых выкрутасов. – Если бы все армии мира состояли из актеров, войны – эти безумные, варварские бойни – можно было бы превратить в искусные представления. При этом стали бы оцениваться как исполнение отдельных ролей, так и массовки… Учитывалось бы все: дикция, убедительность образа, реакция зрительской аудитории…
– И не забывай о костюмах и декорациях, – заметил Марлон. – Для наиболее искушенных в искусстве зрителей имеют значение и такие вещи, как оружие или мизансцена…
– А так же сюжет и его развитие, что, по моему мнению, вполне соответствует такому понятию, как «военная тактика», – дополнил Герцог.
– Не следует приуменьшать и роли режиссера! – выкрикнул сэр Ларри.
– Как и танцев, – добавил Силвестр. – Хореограф должен органично дополнять режиссера при любых обстоятельствах.
– Чудесно! Бесподобно! – воскликнул Генри Ирвинг Саттон. – Должна быть создана специальная международная академия театрального искусства, которая смогла бы оценивать действия вооруженных сил в полевых условиях – на суше, в воздухе и на воде. Естественно, для создания правдоподобия в состав экспертной комиссии должны быть включены и военные консультанты, но их мнение не будет иметь особого значения, поскольку главными при оценке творчества по-прежнему останутся такие показатели, как убедительность, характерность, страстность!..
– Верно, пилигрим!
– Эй, Стелла, он усек саму суть! Все верно!
– Вы… вы… вы… с… с… нами?
– Прошу, умоляю вас, произнесите речь!
– Милый, душка, хотите леденчика?
– Да-да… Нам не нужны гаубицы, чтобы давать жару этим гукам![161]
– Что?
– Да-да, он прав. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Никого не надо убивать. Никто не должен умирать на полях сражений.
