меня в нескольких милях к северу от Рима, в Вилла д’Эстэ, где жил я совсем недурно, как я тотчас же был разжалован снова в рядовые: для вас, дерьмовщиков, я уже не представлял никакого интереса.
Зазвонил телефон. Маккензи взглянул на аппарат, затем – на рядового Маленького Джозефа, и так – несколько раз. Потом все же взял трубку.
– Временная ставка! – заревел он.
– Я настроен не столь воинственно, как вы, – заметил Арон Пинкус. – И тем не менее докладываю: ваши адъютанты в боевой готовности. Выяснили вы то, что следовало бы нам знать?
– Боюсь, что нет, командир: он добрый старый солдат.
– Я не вполне понимаю суть вашего заявления. Значит ли это, что мы должны подождать?
– Именно так, командир!
Три боевые машины с мемориального поста Пэта О’Брайена промчались по Кларендон-стрит и, лихо накренившись на повороте, остановились, как и было условлено заранее, в квартале от отеля «Времена года». Бойцы собрались у головного броневика. Совещание перед решающим наступлением открыли братья Даффи – те самые, до которых не удалось дозвониться по телефону, поскольку оба они, поцапавшись слегка со своими женами – родными сестрами по воле рока, – пребывали с раннего утра в баре при посте.
– Черт возьми, я уверен, что церковная заповедь запрещает делать то, что сделали мы, а, Пити? – воскликнул седовласый брат Даффи, как только все были в сборе.
– Однако мы уже сделали это – еще тридцать лет назад, Бобби!
– Они же сестры, Пити! А мы – братья…
– Но они ведь – не наши сестры, Бобби…
– И все же мы – братья и сестры… Я думаю, в этом есть что-то такое, парень!..
– Может, заткнетесь вы оба? – не выдержал Гарри Миллиган, назначенный попавшим в аварию Билли Джиллиганом командиром маленькой бригады. – Вы слишком рассопливились от пьянства, чтобы участвовать в боевых действиях. А посему я приказываю вам находиться в дозоре.
– И чем же должны мы там заниматься? – полюбопытствовал не вполне твердо державшийся на ногах Бобби Даффи и провел рукой по воображаемым волосам на лысой голове. – Откуда тут кислокапустники?
– Речь не о них, Бобби! А о тех грязных ублюдках, которые хотели бы прострелить сердце нашему великому генералу!
– А как они выглядят, Гарри-малыш? – спросил Питер Даффи, широко раскрывая покрасневшие глаза. Вцепившись рукой в зеркало заднего вида, он машинально отогнул его вниз, да так, что больше уже оно не могло служить своему прямому назначению.
– Откуда же мне знать, Пити? – ответил командир. – Я только думаю, что при виде нас они удерут отсюда со скоростью ветра в Донеголе.
– А как мы выйдем на них, Гарри-малыш? – промолвил Бобби Даффи сквозь икоту и дважды повторившийся приступ отрыжки.
– Это мы обмозгуем, пока же я не знаю, – сморщился Миллиган, и его лицо, прорезанное мужественными морщинами, стало похоже на изборожденную трещинами шкуру носорога. – Джиллиган, по правде говоря, ничего мне не сказал об этом.
– Ты чего-то недопонял, Гарри, – заметил рассеянно едва стоявший на ногах Питер Даффи. – Ты ведь сам – Джиллиган.
– Вовсе нет, осел: я – Миллиган!
– Очень рад познакомиться, – откликнулся Бобби Даффи, опускаясь на край тротуара и беспомощным видом своим напоминая передержанный на жару и к тому же истыканный вилкой печеный картофель.
– Мой братец во власти злых демонов антихриста! – выкрикнул Питер и, завалившись у дверцы машины, угодил ногой брату в лицо. – Это все из-за проклятых сестер-ведьм!
– Вот что, славный малый, – опустившись на колени, Гарри Миллиган похлопал Пити по голове, – оставайся здесь и охраняй нас от этих ужасных исчадий ада. – Затем, поднявшись на ноги, он обратился к оставшимся семерым бойцам из бригады Миллигана – Джиллигана: – Пошли, ребята, мы знаем, что делать!
– О чем ты, парень? – решил уточнить тощий семидесятилетний солдат в плохо подогнанной военной форме времен Второй мировой войны, украшенной минимум дюжиной нашивок – свидетельств его участия в операциях на европейском театре военных действий. – Билли Джиллиган назвал мне два имени: прежде всего, конечно же, великого генерала Хаукинза, а потом – джентльмена-юриста, о котором мы все слышали как о неплохом человеке. Этот еврей – большая шишка в Бостоне. В его фирме работает много прекрасных адвокатов-католиков.
– Они такие изворотливые, – прозвучал немолодой уже голос. – Они нанимают миков[92], но многие ли из нас могли бы позволить себе нанять этих судейских? В общем, и впрямь – дошлый народец!
– Итак, нам предстоит сделать следующее, ребята, – продолжил командир. – Я подхожу к столику администратора и говорю дежурному, что мне нужен или великий генерал, или друг его, знаменитый адвокат по имени Пинкус, поскольку у меня важное сообщение, касающееся их обоих, и что господь бог не даст мне солгать! Увидев тут, что меня сопровождают такие клевые парни, как вы, ему не останется ничего другого, кроме как связать нас с одним из них, не так ли?
Ответом был согласный хор, и лишь один голос – все того же старого бойца в военном обмундировании – прозвучал диссонансом:
– Не знаю, Джиллиган…
– Я Миллиган!
– Хотелось бы, чтобы на твоем месте был Джиллиган! Он ведь как-никак находился в действующей армии.
– А я что – нет?.. Так чего же ты не знаешь, старая перечница?
– Предположим, что к телефону подойдет секретарша. Ну и что же ты тогда скажешь? «Просим прощения, девушка, но кто-то – не знаю кто – собирается разнести на куски великого генерала и его друга – большую шишку из евреев» – не это ли? Чтобы вызвали они тех ребят, что водят маленькие белые фургончики с толстыми резиновыми стенками и решетками на окнах?
– Я ни с кем не собираюсь говорить ни о чем подобном, ты, старая калоша! Пэдди Лафферти сказал нам о великой тяжбе, которую ведет его хозяин, только мы не знаем, где именно. Теперь же клеркам придется открыться мне, потому что у меня важное и срочное сообщение, ведь верно?
Опять раздался хор согласных голосов. И лишь семидесятилетний легионер и на этот раз имел особое мнение:
– А если они тебе не поверят? Я бы, например, не поверил: у тебя бегающие глазки, и стоит только на них посмотреть, как сразу все становится ясно.
Товарищи по оружию внимательно изучили утопающие в жирных складках глаза Гарри Миллигана, после чего несколько голов кивнули в знак согласия со старым бойцом.
– Заткнись! – крикнул Гарри своему оппоненту в надежде на то, что его соратники перейдут наконец к делу. – Поверят мне или нет – это не имеет никакого значения. Им все равно придется предоставить мне возможность поговорить с генералом по телефону, а как они сделают это, если не сообщат номер его комнаты? Вот тогда-то мы и узнаем, где она!
– И что потом? – спросил все тот же скептик-перестраховщик.
– А потом мы разделимся. Ты, ходячая мумия, встанешь у входной двери и, если мы выкурим оттуда мерзавцев и они побегут к своим машинам, будешь запоминать номера их драндулетов… Слава богу, тебе не довелось побыть в моей шкуре, а то бы ты стал спорить с самим Айком![93] – Миллиган указал на троих оставшихся легионеров, которым пока еще не нашлось достойного дела. – Вы же, ребята, прикроете остальные выходы на улицу: Лафферти на этот счет выразился достаточно четко.
– А где они, Гарри? – спросил маленький, среднего возраста человечек в летной кожаной куртке. – Я был артиллеристом хвостового отсека, поэтому не очень знаком с наземной тактикой.
– Ты познакомишься с ней, парень. Пэдди сказал, что их всех надо взять на мушку.
