– То есть глюки?
– Не глюки, а новое видение пространства! У тебя уходят защитные барьеры, ты осознаешь свои действительные потребности и желания, становишься сильней и свободней! Наши транс-пати проходят обычно в дни полнолуний, это здорово усиливает эффект от музыки!
– Ты просто очень закрепощенная! – сказала Ника. – Сидишь тут в транс-баре одна, траву не куришь, умную из себя строишь!
– Она права! Тебе надо раскрепоститься! – поддержал ее Ицик. – Пойдем танцевать.
– Нет-нет! – вцепилась я в стул. – Я вообще плохо понимаю, как под такую музыку танцевать можно.
– Все ясно! – сказал Ицик. – Бокалом красного вина не отделаешься. Тебе нужна скорая медицинская помощь! Я сейчас!
Он сбегал куда-то и вернулся с несколькими бело-голубыми таблетками.
– Не бойся, это не химия! – уверенно сказал он. – Но это то, что поможет тебе раскрепоститься!
– Что это?
– Ты уже слышала про кат? – спросил он. – Так вот, это фактически тот же самый кат, только измельченный. У тебя на вечер какие планы?
– С мужчиной встречаюсь, вроде свидание, – помявшись, сказала я.
– Тем более! – обрадовался диджей и тряхнул дредами. – А то сидишь тут, почти засыпаешь. Вся скованная, зажатая. Пара таблеток – и энергии сразу прибавится! Раскрепостишься легко! Твой мужик просто обалдеет! Это же не наркотик, а так – легкий стимулятор. Привыкания не вызывает, а заряд энергии – суперский!
– Ты думаешь, стоит попробовать?
– Да не бойся ты! – сказал Игорон. – Это детский лепет. Мы такие перед дискотеками по десять штук едим. И всю ночь потом до утра пляшем. Глотни парочку – станет сразу веселее!
– Нет, две не буду! – сказала я. – Вы уверены, что моя следующая остановка не будет называться «морг»?
– Не будет! – хором уверенно сказали мои знакомые.
Я нехотя приняла таблетку. Ребята снова закурили. Минут через пять в одно мгновение мир перед моими глазами вдруг перевернулся вверх дном.
– Я падаю! – последнее, что я успела сказать, прежде чем провалиться в темную глухую бездну.
Я пришла в себя от того, что меня куда-то за руки и за ноги тащили по песку. Голова запрокидывалась, мне было больно. Я попыталась открыть глаза и что-то произнести, но не смогла.
– Неси скорее! Главное, чтобы она у нас в клубе не откинулась. Это будет трындец.
– Может, все же врача, – заикаясь, сказал другой голос. – Что ты ей дал все-таки?
– Ничего особенного. Может, у нее сердце слабое… Хрен ее знает. Ты же видел, пульса почти не было… Никаких врачей! Загребут – не отмоемся. Бару хана будет.
Я изо всех сил пыталась подать знаки, что пришла в себя, но у меня ничего не получалось. Тут в моем кармане зазвонил мобильный.
– Возьми скорей телефон! – сказал один голос другому. – Да брось ты ее на песок. В кармане мобилу поищи…
– Але? – заикаясь, сказал другой, нашарив у меня мобильник. – Ничего страшного, ей просто стало немного плохо… около психоделик-бара на пляже, вы знаете? Подъезжайте скорее! Мы ее тут, на лежак положили…
– Ну, что? Кто-то за ней приедет? – отрывисто спросил первый.
– Ага, сказал, через десять минут будет.
– Все, тикаем. Да голову ей повыше подними, чтобы не задохнулась. Вот так…
Шаги и голоса исчезли во тьме. Я лежала, слушая близкое море. Сколько я была без сознания? Не помню… Холодный ветер понемногу прояснял мозги. Но пошевелиться я по-прежнему не могла…
– Карина! Карина! – раздался издалека знакомый голос.
Я узнала Шломо и хотела крикнуть ему в ответ, но губы были деревянными. Подсвечивая путь фонариком, полковник подбежал ко мне.
– Боже мой! – закричал он. – Ты живая? Ответь мне хоть что-нибудь!
Он схватил мою руку, считая пульс, потом стал трясти и бить по щекам. Я всем телом пыталась подать какой-то ответный сигнал, но не могла.
Полковник грохнулся на колени в песок рядом со мной и стал покрывать поцелуями мои щеки. Я почувствовала, что он плачет.
– Карина! Ну, хоть какой-то знак. Самый маленький! Ну, ресничками шевельни, чтобы я только знал, что ты меня слышишь!
Я собралась с силами и качнула ресницами. Потом мне удалось открыть глаза.
– Что для тебя сделать, скажи, что? У тебя плохо с сердцем?
Мои силы закончились, я снова перестала подавать сигналы. Теперь глаза, наоборот, не закрывались. Я тупо смотрела в темноту. Полковник посидел минуту рядом и начал причитать, бегая вокруг:
– Всевышний, Господи Иисусе, Пресвятая Богородица, архангелы Михаэль и Гавриэль, все силы небесные, кто там еще, черт возьми, есть, сделайте же что-нибудь! Я прошу, я вас умоляю!
Шломо зачепнул в пригоршню воды и плеснул мне в лицо.
– Попробуй пошевелить глазами. Вправо – да, влево – нет. Ты поняла меня?
Он склонился над моим лицом, и я почувствовала его знакомый табачный запах. Я повела глазами вправо.
– У тебя плохо с сердцем?
– Нет, – показала я глазами влево.
– Мне надо вызвать врача?
– Нет.
– Ты можешь пошевелиться?
– Нет.
– Ты пила?
– Да.
– Наркотики?
– Да.
– Боже мой! – схватился за голову Шломо. – Все понятно! Тогда я буду действовать так, как считаю нужным. Терпи.
Он быстро стащил с меня куртку. Потом туфли, майку и джинсы. Я чувствовала себя кулем с песком, но не могла сопротивляться.
– Держись! – Шломо взгромоздил меня на плечо и понес к морю. – Сейчас будет холодно. Очень холодно. Но это должно помочь. Мне так говорили…
Не снимая ботинок и брюк, полковник вошел в волны и, охая, присел. Он аккуратно опустил меня на морской песок, и меня мгновенно окатило ледяной волной. Потом второй, третьей. Я слабо застонала.
– Тебе лучше, родная? – обрадовался Шломо. – Полежи еще. Блин, как же холодно! Должно помочь…
– Забери меня отсюда… – наконец, стуча зубами, смогла произнести я.
– Сейчас, заберу, заберу, милая… Такая маленькая, а тяжелая…
Шломо неловко подхватил меня и вынес из воды, завернув в свою куртку. У меня начала появляться чувствительность в пальцах. Как могла, я вцепилась ему в шею.
– Теперь ложись! Сейчас я тебя вытру… и отвезу в отель. Там ты согреешься, – бормотал Шломо. – Слава вам, все силы небесные, царь Давид и царь Соломон и предок мой Самуил, что помогли мне. Век не забуду.
Слушая бормотание Шломо, я подумала, что неизвестно еще, кому хуже. Если бы у меня были силы – я бы рассмеялась, наверное. Но даже мизинцем пошевелить не могла.
Шломо довез меня до отеля и на руках отнес в номер. Охранник криво посмотрел на него, взъерошенного и мокрого до пояса, но ничего не сказал.
