или чаю?
Я невольно задумалась.
– А это, между прочим, мысль. Пригласить его к себе, опоить клофелином, и пока он будет спать, обыскать всю квартиру. Или такой вариант: я его обольщаю, а ты в это время шаришь по квартире.
– Он где живет? – забеспокоилась Женька.
– В Рабочем поселке.
– Ну уж нет. Одна я туда не сунусь. Поедем вместе. Подъезд у него не запирается?
– Там вообще замка нет.
– Тады ладно. Надо с Агатой все обсудить.
Я кивнула, но меня охватило странное беспокойство, как будто я упустила какую-то важную деталь. Вроде вертелось что-то на уголке подсознания, а я не придала этому значения.
– Ты чего? – нахмурилась Женька.
– Сама не знаю. Что-то я такое не сделала, или увидела, но не обратила внимания. Что-то зудит в голове, не могу понять что.
– Сегодня или нет?
– Беспокоить начало сегодня, буквально только что. Точнее, после визита к Нафане. Что-то я, наверное, там такое увидела у него дома, что мне не понравилось, но не могу вспомнить.
– Что-то или кого-то? – уточнила Женька.
Я пожала плечами.
– Не помню. Ладно, может, это и не важно.
– Ну, вот, – надулась Женька, – теперь и я места себе не найду. Давай вспоминать, с какого момента у тебя появилось это чувство.
Мы попытались, но из этого ничего не вышло. Подсознание упорно сопротивлялось. Дома я рассказала все Агате. Та думала долго, и наконец вынесла свое решение.
– Дома, конечно, будет проще. Мы сыграем в радушных хозяев, угостим снотворным и прости-прощай компромат. Если ты поедешь к нему, неизвестно чем дело кончится. Хоть он тощий и невзрачный, словно его соплей перешибить можно, кто знает, что там у него на уме. Долбанет по голове и изнасилует. И потом крути не крути, уже ничего не исправишь.
– Да не в сексе дело, – досадливо отмахнулась я. – Кабы с ним только переспать нужно было… Хоть и противно, но… Сама виновата, надо было покойника не под фонарем туда-сюда тягать. Где гарантия, что весь компромат у него только в компьютере и в телефоне?
– Придется рискнуть, – решительно сказала Женька. – Делать нечего.
– В идеале бы провернуть дело так, чтобы он нас не заподозрил, – задумчиво произнесла я. – Вот только как это провернуть? Дурак догадается, что если в компьютере не окажется сведений, это только мне на руку, и больше никому. Надо бы пустить его по ложному следу.
– Правильно, – поддакнула Женька. – А чтобы не возиться с поисками, надо у него просто компьютер стырить. Стирать там все и искать нам будет некогда. Пришли, вынесли, ушли. А дома посмотрим, что там у него внутри.
В этот самый момент раздался звонок. Агата первой соскочила с места и унеслась на улицу. Вернулась она через минуту с толстым коричневым конвертом в руках.
– Алиса, тебе письмо, заграничное какое-то. Вроде из Праги.
– От кого?
– Не пойму. Тут не по-русски написано. Вроде какая-то контора.
Я взяла письмо, распечатала и прочитала написанное в нем. Содержание письма меня не порадовало. Я сидела, молча сжав в руке хрустящие листы, чувствуя, как глаза медленно наворачиваются слезами.
– Что?.. – схватившись за сердце, спросила Агата.
– Ничего особенно, – ответила я, улыбаясь сквозь слезы, – просто все как-то разом навалилось.
– Что-то плохое? – робко спросила Женька.
– Да. Ничего хорошего. Это из нотариальной конторы. Папа умер.
После развода родителей, Алиса видела отца всего несколько раз. И каждый раз она пряталась за мать, которая с удовлетворением тыкала в нее пальцем и орала отцу:
– Видишь, сволочь, как ты ее запугал!
Отец с досадой смотрел на нервную Алису, совал ей ненужных кукол и кульки с конфетами, а она не брала и плакала. Конфеты мать потом съедала сама, а куклы перекочевывали на старенький шифоньер, где и пылились всю свою жизнь. Алиса кукол не любила. Ей не нравились их пустые аквамариновые глаза, в которых не было ничего человеческого. Кукол забирала Женька, которая, напротив, играть с ними обожала, правда делала она это своеобразно. Игры у Женьки были специфические – в доктора и в парикмахера. После этих игр препарированные и остриженных кукол мама Женьки тайком выбрасывала на помойку. Отец же приходил все реже и реже, а потом перестал приходить совсем. Мать Алисы со злобой как-то рассказала дочери, что папаша завел себе другую семью.
– У него теперь жена другая, и дочка новая, – мстительно сообщила она Алисе. Алиса, по мнению матери, провинилась, заигралась на улице и забыла купить хлеба. – Не нужна ты теперь папаше своему. У него дочка послушная, во всем помогает. И женушка у него новая…
– Тоже во всем помогает? – съязвила Алиса, которой уже минуло десять лет, и мнение матери для нее уже перестало быть важным. Бабушка, услышавшая незнакомые нотки в голосе единственной внучки, отложила вязание и настороженно посмотрела на Алису, ощетинившуюся как кошка.
– Может быть, если бы ты ему помогала, он бы нас не бросил? – ехидно спросила Алиса. – Если бы ты готовила, стирала и вообще… Если бы ты на работу ходила, может быть, он не ушел бы к другой тетеньке.
– Алиса! – предостерегающе крикнула бабушка.
Мать ничего не сказала. Она оторопело посмотрела прямо в светящиеся кошачьи глаза дочери. Пауза затягивалась. В воздухе запахло грозой и озоном.
Мать сдалась первой. Она театрально всплеснула руками и убежала к себе плакать. Вскоре из ее комнаты послышались приглушенные рыдания, которым слегка не хватало драматизма и актерского мастерства. На поле боя осталась только Алиса, ощутившая, что она впервые выиграла бой, и бабушка, испуганная неожиданной агрессией внучки.
Алиса пошла на контакт с отцом, только когда ей минуло шестнадцать лет. Времена были лихие. Работы не было, бабушка умерла, поделки из бисера продавались плохо. Алиса постоянно ощущала голод. Тогда она еще честно отдавала матери все заработанные деньги, которые та бездумно тратила на всякую ерунду. Электричество в квартире уже давно отрезали за неуплату. Мать зимними вечерами читала при свечах и ложилась спать в восемь вечера, вставая в девять. Благосостояние семьи ее не заботило. Алиса же, которой предстояло в этом году закончить школу, всерьез переживала о том, куда ей пойти учиться. Большинство учебных заведений по причине дороговизны, были ей недоступны. Денег взять было неоткуда. Алиса решила пойти учиться на дизайнера, но… деньги, деньги, деньги… Размышляя о полной финансовой несостоятельности, Алиса вдруг подумала об отце. В последнее время он не привозил алименты лично, перечисляя их по почте. Этого мизера не хватало даже на еду, но из рассказов матери Алиса узнала, что папаня не бедствует, просто платить больше принципиально не хочет. Переписав адрес отца с почтового извещения, Алиса отправилась к отцу с визитом, одолжив у Женьки джинсы и кофточку.
Дом отца встретил ее железной дверью и кодовым замком. Алиса долго прыгала по мерзлому асфальту, надеясь, что из дома хоть кто-нибудь выйдет, но пятиэтажка точно вымерла. И когда Алиса уже готова была сдаться и уйти, из дома вышла старушка с авоськой. Вежливо придержав дверь, Алиса шмыгнула внутрь.
Дверь в квартиру посиневшей от холода Алисе открыла толстая деваха с тугой косичкой, черноглазая и краснощекая, с надменным сонным выражением лица.
– Чего надо? – невежливо осведомилась она.
– Мне нужен Геннадий Петрович, – с трудом, ответила Алиса. Замерла она жутко, даже язык с трудом ворочался.
– Па-а-ап, – крикнула деваха в квартиру и захлопнула перед Алисой дверь. Через минуту дверь снова открылась. Перед Алисой предстал ее отец, в синем спортивном костюме.
