машине военные. Там пришлось пролежать в госпитале больше месяца.
— Отец Бори погиб, оберегая нас с вами, — сказала она вместо всего этого. — Он знал, что нужно биться с врагом. Иначе придут немцы, и тогда будет плохо и Боре, и Зое, и Васе. И нам будет плохо. Мы не знаем, как он погиб, но он пал как герой. Таких не забудут. И мы не забудем.
После уроков Борис ожидал Аню в коридоре.
— Анна Григорьевна, я в школу больше не буду ходить, — сказал он, кусая пуговицу на макушке кепки.
— Я понимаю тебя, Боря, — осторожно начала Аня. — Но давай договоримся так: не решать этот вопрос торопливо. Я сейчас поговорю с директором, схожу в сельсовет, а потом вечером приду к вам. А учиться, Боря, надо. Ведь твой папа, наверное, очень хотел видеть вас всех образованными. Не забывай этого. А сейчас пойди домой. Побудь вместе с братом и сестрой.
Вечером, подходя к дому Вавилиных, она увидела Борю, который шел с речки, неся ведра на коромысле. Согнувшись под их тяжестью, он шатался. Во дворе маленькая Зоя и Вася стирали белье.
— Мамы дома нет?
— Она днем не бывает дома. На пристани пропадает.
— А ночью пьяная приходит, — вставила девочка.
— Зойка, когда старшие разговаривают, не вмешивайся, — прервал ее Борис, нахмурившись.
Аня и раньше слышала, что вторая жена Вавилина любит выпивать, но, пока муж был дома, как-то сдерживалась.
— Как ты думаешь, Боря, если вас устроить в детский дом?
— Ой, что вы, Анна Григорьевна. Разбросают нас по разным местам, кто присмотрит за Зойкой и Васькой? Никого у нас нет теперь, — угрюмо сказал он.
— Не будет этого, Боря. Папу твоего уважали. И в детский дом вас поместят вместе. В наш детский дом. Я буду к вам приходить иногда. Да и в школе каждый день будем встречаться.
— Это бы хорошо было.
— Так и будет, Боря.
Ане хотелось самой проводить ребят в детский дом, но не пришлось. В связи с уходом людей на фронт в колхозах не хватало рабочих рук. Автомашины и тракторы тоже были отправлены для нужд армии. Поэтому школы области были закрыты на сентябрь и половину октября и учащиеся вместе с учителями должны были ехать в колхозы копать картофель.
Седьмой класс, в котором Аня была классным руководителем, послали в колхоз «Ударник» — за двадцать километров от Островного.
Аня растерялась: как быть с Коленькой? Почему именно ее класс так далеко? Ведь есть же учителя, которым легче было бы туда ехать.
После больницы в Москве Коля как будто стал поправляться, но все еще был слаб, худ и безразличен ко всему.
Аня пыталась поговорить об этом в школе, но Анастасия Максимовна отослала ее к Ивлянской.
— Пусть она решает…
Аня знала, что Ивлянская вновь приняла ее на работу в школу только потому, что не хватало учителей. Она не забыла еще столкновения с Сергеем и перенесла свое отношение к Сергею на Аню.
Ивлянской в районо не было. Аня разыскала ее в райисполкоме.
— Ольга Захаровна, я к вам с просьбой… Нельзя ли меня направить в колхоз поближе. Ведь у меня больной ребенок. Вы же знаете. Поверьте, мне не с кем его оставить…
— А вы что же, не знаете, что сейчас война? Что во время войны бывают и трудности? — язвительно ответила Ивлянская.
— Я-то знаю, какая она бывает. Испытала сама с сыном…
— А муж? В тылу у немцев? Отсиживается там? Карпов был в том же районе, но почему-то выехал: выполнил особое задание и сейчас на фронт отправился.
Ивлянская умышленно говорила громко. И достигла цели: собравшиеся в приемной с неприязнью смотрят на Заякину, а Заякина молчит, ей нечего сказать.
Кое-как уговорила Аня соседку-старуху остаться с сыном и уехала в колхоз, где председателем теперь был Василий Ефимович Снопов.
Дети мерзли. То один, то другой останавливался и с тоской смотрел вдоль бесконечной борозды. К обеду у всех посинели и распухли руки. Несколько раз Аня водила их погреться к костру, но разве поможет это в такую гнусную погоду? Да и копаться приходится в холодной мокрой земле.
Аня подошла к двум девочкам, в стороне от других выбиравших картофель.
— Анна Григорьевна, можно к костру? Очень холодно.
И вдруг Аню точно осенило:
— Давайте сначала догоним остальных.
— Как их догонишь?..
— Я вам помогу.
Она взяла из рук девочки ведро и торопливо начала выбирать клубни. Это подхлестнуло девочек, и они заторопились.
— Светлана, бери ведро и беги к телеге высыпать. Таня, помоги ей. Быстрее, девочки!
Минут пятнадцать прошло, пока догнали других, а у Тани и Светланы на щеках появился слабый румянец. Они уже позабыли, что руки все еще очень холодные. Ритм работы захватил их.
— Теперь холодно, Светлана?
— Ой, нет! Теперь хорошо.
— Вот так и работайте, быстро-быстро. Тогда не будет так холодно.
И Аня стала ходить от одной группы ребят к другой и все торопила и подгоняла:
— Быстрее, ребята! Быстрее, девочки! Поднажмем вон до того куста полыни и — к костру.
У полыни она крикнула весело:
— Хватит! К костру, ребята!
Побросав лопаты и ведра, дети кинулись к лесочку, где две девочки поддерживали костер. Аня бросилась вместе с ними, но сейчас же почувствовала, что бежать не может, и сильно отстала. А когда подошла, то увидела, что у всех ребят в руках горячие клубни.
— Анна Григорьевна, возьмите печенку. Печенкой они называли все, что пеклось в золе.
— У меня лучше, Анна Григорьевна. У меня возьмите!
— Нет, вот эта самая хорошая!
Чтобы никого не обидеть, Аня взяла подгорелую картошку. — Спасибо, ребята. Я уже взяла.
Работать после перерыва продолжали так же быстро и дружно, даже весело, и с чувством выполненного долга возвратились в село на ужин и ночевку.
Уже в десять часов, уложив учащихся спать, Аня пошла в правление колхоза. Василий Ефимович был еще там.
— Нельзя ли, Василий Ефимович, — обратилась она к нему, — кого-нибудь из взрослых послать заночевать с ребятами? Мне бы надо дома побывать. Сын у меня остался там с чужим человеком.
— На ночь-то глядя? — удивился Василий Ефимович.
— К утру я приду.
— Да я не к тому говорю. С детьми я сам заночую. Лошадей вот у нас нет… Все на станцию ушли с хлебом!
— Я пешком…
— Пешком? В такую-то даль? Может быть, утром поедете?
— Ой, нет!
— Воля ваша… Только смотрите. Ночи темные. Волков нынче много стало. Со стороны фронта прибежали. Но если уж решили, я вам фонарик дам. Тяжеловат он, конечно, да что поделаешь?
Пока сторожиха ходила к Василию Ефимовичу домой за фонарем, разговорились о Сергее и Николае. Старик достал уже порядочно затасканное письмо. Николай писал о боях, просил не тревожиться, сообщал о том, что его приняли в партию. За спокойными строками письма чувствовалось, как нелегко сейчас Николаю,
