-- Хелло-а, Тай-Пэн. Ванна готовый, завтрак готовый, одежды готовый, чего Тай-Пэн хочит, мозна. Ладно.
-- Хейа, Ло Чум. -- Струан не переставал поражаться тому, с какой быстротой распространялись все новости. Он ни минуты не сомневался, что если бы, едва ступив на берег, он бегом пробежал по пирсу и направился прямо сюда, дверь распахнулась бы перед ним точно так же, и Ло Чум точно так же стоял бы на пороге.
-- Ванна, одежда можно.
-- Компрадор Чен Шень был ушел. Говорил обратный приходить девять час, мозна?
-- Можно, -- устало ответил Струан.
Ло Чум закрыл входную дверь, заторопился впереди Струана вверх по мраморной лестнице и открыл дверь в спальню своего господина. От большой чугунной ванны поднимался пар -- как всегда; на маленьком столике стоял стакан молока -- как всегда; бритвенные принадлежности были аккуратно разложены, свежая рубашка и остальная одежда лежали на кровати -- все, как всегда. Хорошо быть дома, подумал Струан.
-- Тай-Пэн хочит колова чилло в ванну, хейа? -- Высокое, пронзительное, тонкое хихиканье, похожее на ржание жеребенка.
-- Ай-йа, -- Ло Чум. Всегда говорит оч-чень плохие вещи, всегда говорит корова чилло в ванне джиг- джиг, все ему ладно, -- проворчал Струан, снимая грязную одежду. -- Разбуди массу Кулума, скажи здесь можно!
-- Масса Кулум дома спать нет.
-- Куда масса ушел? -- спросил Струан.
Ло Чум собрал с пола одежду и пожал плечами:
-- Весь ночь нет, масса. Струан нахмурился:
-- Каждую ночь одинаково, хейа? Ло Чум покачал головой:
-- Нет, масса. Один, два ночь здесь спать.-- Он заспешил к двери.
Струан погрузился в воду, встревоженный сообщением об отсутствии Кулума. Господи, надеюсь у парня хватит ума не совать носа в Китайский квартал.
Ровно в девять утра напротив дома Струанов остановился богатый паланкин. Чен Шень, компрадор 'Благородного Дома', грузно выбрался из него на мостовую. Он был в багряном одеянии, шапочку его украшали драгоценные камни, и он держался с большим достоинством, очень хорошо сознавая, насколько величествен его вид.
Он поднялся по ступеням, и дверь ему открыл сам Ло Чум -- как всегда. Это давало Чен Шеню огромное лицо, ибо Ло Чум лично открывал дверь только Тай-Пэну и ему.
-- Он ожидает меня? -- спросил Чен Шень на одном из кантонских диалектов.
-- Разумеется, ваше превосходительство. Простите, что я устроил вашу встречу так рано, но я полагал, что вы захотите быть первым.
-- Я слышал, он покинул Гонконг в страшной спешке. Вы не знаете, в чем дело?
-- С корабля он направился прямо к Тай-Пэну длиннополЫХ, И...
-- Это я уже слышал, -- нетерпеливо оборвал его Чен Шень. Он никак не мог понять, что понадобилось Струану в монастыре, да еще так срочно. -Честное слово, Ло Чум, я не знаю, почему я с таким терпением отношусь к вам и почему в эти тяжелые времена я продолжаю платить вам каждый месяц, дабы вы держали меня в курсе всего, что происходит. О том, что корабль стоит в гавани, я узнал раньше, чем вы сумели меня известить. Поистине отвратительное пренебрежение моими делами.
-- Я очень прошу простить меня, ваше превосходительство, -- ответил Ло Чум. -- Конечно, Тай-Пэн еще привез на корабле свою наложницу...
-- A! -- Хорошо, подумал Чен Шень. Я буду рад вернуть ей детей и снять с себя ответственность за них. -- Это уже лучше, хотя я и сам узнал бы об этом не позже, чем через час. Какие еще жемчужины драгоценной информации есть у вас, которые оправдали бы в моих глазах столь значительное вознаграждение, получаемое вами все эти годы?
Ло Чум поднял глаза к небу, показав белки.
-- Какую мудрость мог бы я, низкий раб, положить к ногам такого мандарина, как вы? -- заговорил он с горестным видом. -- Тяжелые настали времена, господин. Мои жены не дают мне покоя, требуя денег, а мои сыновья тратят тэйлы на азартные игры так, словно серебро это рис, который растет у них под ногами. Печально. Только зная заранее нечто очень важное, может человек защитить себя от ударов судьбы. Страшно даже подумать, что такие знания могут достичь ушей недостойного.
Чен Шень начал поигрывать своей косичкой, он сразу сообразил, что Ло Чум разнюхал нечто особенное.
-- Я согласен с вами. В такие трудные времена, как наши, очень важно -сами боги положили нам так -- помогать впавшим в бедность, -- кивнул он с грустным видом. -- Я думал послать вам ничтожный подарок, дабы почтить ваших достославных предков: три жареных поросенка, четырнадцать кур-несушек, две штуки шантунгского шелка, жемчужину ценой десять тэйлов чистейшего серебра, прекрасную нефритовую пряжку для пояса эпохи ранней династии Цинь стоимостью пятьдесят тэйлов и кое-какие сладости и печенье, которые ни в коем случае не достойны вашего неба, но, может быть, вы согласитесь отдать их вашим слугам.
-- Я едва ли могу принять столь великолепный дар, -- произнес Ло Чум крайне почтительно. -- Я навечно стал бы вашим должником.
-- Если вы откажетесь, я могу лишь заключить, что это скромное подношение недостойно ваших блистательных предков, и я потеряю лицо.
Беседа продолжалась. Ло Чум понемногу позволил уговорить себя принять дар, а Чен Шень позволил убедить себя в том, что дар был княжеским.
-- Я слышал, Тай-Пэн что-то ищет, -- прошептал Ло Чум, -- потому что его наложница тяжело больна. Она заразилась ядовитой лихорадкой Гонконга.
-- Что?! -- Новость ужаснула Чен Шеня. но в глубине души он испытал удовлетворение: столь огромный подарок не пропал даром. -- Пожалуйста, продолжайте!
Ло Чум рассказал ему о враче и о странном лекарстве -- вместе со всем тем, что А Сам торопливым шепотом передала владельцу сампана, которого он послал к ней.
-- Люди еще говорят, что Тай-Пэн назначил награду в двадцать тысяч тэйлов. Его сын -- достойный сын вашей третьей жены и ваш приемный сын -начал отчаянные поиски лекарства на Гонконге.
У Чен Шеня голова пошла кругом, когда он подумал, чем все это могло кончиться Он сделал знак Ло Чуму, и тот проводил его в кабинет Струана.
-- Хелло-а, Тай-Пэн, -- сказал он с широкой улыбкой. -- Хорошо твоя видеть Макао, ладно.
-- Хелло-а, Чен Шень, -- ответил Струан. Он показал рукой на стул. -Садись!
-- Лот-ка 'Голубой Облако' домой приходить номер один, хейа?
-- Не знаю. Когда есть, я говорить сильно быстро. Чен Шень хотел моя видеть, хейа?
Чен Шень был встревожен. Как глава всех Триад Макао, он лично отвечал перед Дзин-куа за безопасность Т'чунг Мэй-мэй и ее детей. Лишь он один из всех помощников Дзин-куа знал, что она его внучка. Он понимал, насколько велика ее ценность как наложницы Тай-Пэна для них обоих. А ее ценность для дела Триад -- для дела всего Китая -- было даже невозможно себе представить. Известие о том, что флот варваров немедленно возвращается в Кантон вместо того, чтобы отправиться прямо к Пекину, сохранило им почти четыре миллиона тэйлов -- в сто раз больше, чем стоило ее образование. Он благословил свой йосс за Мэй-мэй: не будь ее, ему самому пришлось бы где-то отыскивать значительную часть выкупа.
И вот теперь эту глупую, ни на что не годную женщину угораздило подхватить неизлечимую болезнь. То есть, быстро поправился он, неизлечимую в том случае, если мы не сможем достать лекарство. А если сможем, то она выздоровеет и деньги, которые мы вложили в нее -- и в Тай-Пэна, -- не пропадут, да к тому же на этом можно будет заработать двадцать тысяч тэйлов. Потом -- клац! -- еще одна новость встала на место, и он подумал: 'Ага, так вот зачем Гордон Чен тайно прислал вчера в Макао сорок Триад из гонконгской ложи'. Наверное, здесь можно раздобыть это лекарство. Ему стало интересно, что сказал бы Гордон Чен, если бы он поведал ему, что его тайный 'Учитель' был послан к нему по приказу Дзин-куа, что сам Дзин-куа руководил всеми Триадами Квантуна, а он, Чен Тень, был в организации вторым после него
