Монах поднял маленький грязный мешочек.
-- Вот. Его светлость сказал, что вы ждете кого-нибудь с этой корой.
-- А цена?
-- Об этом мне ничего не известно, мистер Струан, -- тихо отозвался отец Себастьян. -- Его светлость приказал мне лечить ею того, к кому вы меня отведете. Это все.
-- Я сейчас же спущусь к вам, -- прокричал Струан и метнулся обратно в спальню.
Он торопливо оделся, сунул ноги в сапоги и бросился к двери, но вдруг остановился. Подумав секунду, он взял с собой боевой цеп и спустился по лестнице, прыгая через четыре ступеньки.
Отец Себастьян увидел боевой цеп и вздрогнул.
-- Доброе утро, святой отец, -- произнес Струан. Он скрыл отвращение, которое внушала ему грязная ряса монаха, и заново возненавидел всех врачей на свете. -- Ло Чум, когда масса Синклер здесь, ты приводить, ясно?
-- Ясна, масса.
-- Пойдемте, отец Себастьян!
-- Одну минуту, мистер Струан! Прежде чем идти, я должен объяснить вам одну вещь. Я никогда раньше не пользовался хинной коркой, никто из нас не пользовался ею.
-- Ну, это никакого значения не имеет, не так ли?
-- Конечно, имеет! -- воскликнул монах. -- Я знаю лишь то, что должен приготовить 'чай' из этой коры, сварив ее. Беда в том, что мы не знаем точно, как долго следует держать ее на огне и как крепко заваривать. Или сколько отвара должен выпивать больной за один прием. И как часто он должен его принимать. Единственное руководство по лечению хинной коркой, которое у нас есть, написано по-латыни; оно очень древнее и неопределенное!
-- Епископ говорил, что у него когда-то была малярия. Сколько отвара он принимал тогда?
-- Его светлость не помнит. Он помнит только, что отвар был очень горьким на вкус и его постоянно тошнило. Если он не ошибается, он пил его в течение четырех дней. Его светлость сказал, что вы должны совершенно ясно представлять себе: мы будем лечить ее целиком на ваш страх и риск.
-- Да. Я понимаю это очень Хорошо. Пойдемте же!
Струан выбежал на улицу. Отец Себастьян поспешил за ним следом. Они немного прошли вдоль praia, потом повернули наверх и пошли тихой, усаженной деревьями улицей.
-- Пожалуйста, мистер Струан, не так быстро, -- запыхавшись, проговорил отец Себастьян.
Струан пересек Ргаса de Sao Paulo и, свернув на другую улицу, нетерпеливо устремился дальше. Вдруг инстинкт заставил его остановиться; он резко отпрыгнул в сторону. Мушкетная пуля расплющилась о стену в том месте, где он только что стоял. Он дернул вниз перепуганного монаха. Прогремел еще один выстрел. Пуля царапнула ему плечо, и он проклял себя за то, что не взял пистолеты.
-- Бегите, спасайтесь!
Струан рывком поднял монаха на ноги и подтолкнул через дорогу в безопасное место у дверей какого-то дома. Кое-где в окнах стали зажигаться огни.
-- Сюда! -- прошептал он, бросаясь вперед. Он неожиданно изменил направление, и третья пуля просвистела мимо в каком-то дюйме от его головы. В следующий миг он свернул в спасительный переулок, отец Себастьян тяжело дышал у его плеча.
-- Вы не потеряли кору? -- спросил Струан.
-- Нет. Ради всего святого, что происходит?
-- Грабители! -- Струан взял трясущегося от страха священника за руку и побежал по переулку, а потом -- через открытое пространство перед фортом Сан-Пауло де Монте.
В тени его стен он остановился, чтобы перевести дух.
-- Где кора?
Отец Себастьян дрожащей рукой поднял мешочек. Лунный свет коснулся свежего шрама на подбородке Струана и замерцал в его глазах; шотландец словно стал выше ростом, и в его облике появилось что-то демоническое.
-- Кто это был? Кто стрелял в нас? -- спросил отец Себастьян.
-- Грабители,-- повторил Струан. Он знал, что на самом деле засаду устроили люди Горта -- или сам Горт. Он задумался на секунду, не был ли отец Себастьян послан к нему с целью заманить его в эту ловушку. Маловероятно -монаха прислал к нему сам епископ, и он пришел с корой. Ну да ладно, скоро я это узнаю, подумал он. И если святой отец все-таки окажется в этом замешан, я своей рукой перережу несколько папистских глоток.
Струан пристально всматривался в темноту. Он вытащил из сапога нож и поправил на руке ремень боевого цепа. Когда отец Себастьян начал дышать не так тяжело, он повел его через холм, мимо церкви Святого Антония, и дальше вниз, к улице, на которую выходила наружная стена дома Мэй-мэй. В этой высокой и толстой стене, сложенной из гранитных глыб, была устроена дверь.
Он резко ударил в нее дверным молотком. Через несколько секунд в двери открылось окошечко, и из него выглянуло настороженное лицо Лим Дина. Дверь распахнулась. Они вошли в передний двор, и Лим Дин опять аккуратно запер дверь на засов.
-- Теперь мы в безопасности, -- сказал Струан. -- Лим Дин, чай пить сильно быстро раз-раз! -- Он жестом показал отцу Себастьяну на стул и положил на стол свой боевой цеп. -- Сначала отдышитесь.
Монах убрал руку с распятия, которое сжимал все это время, и вытер пот со оба.
-- Кто-то действительно пытался нас убить?
-- Было у меня такое чувство, -- ответил Струан. Он снял сюртук и осмотрел плечо. Пуля лишь обожгла кожу.
-- Позвольте мне взглянуть, -- предложил монах.
-- Это пустяки. -- Струан надел сюртук. -- Не беспокойтесь, святой отец. Лечите ее, я отвечаю за все. С вами самим все в порядке?
-- Да. -- Губы монаха пересохли, во рту горчило. -- Сначала я приготовлю чай из хинной корки.
-- Хорошо. Но прежде чем мы приступим, поклянитесь на кресте, что вы никогда и никому не расскажете об этом доме, о том, кто в нем живет, и о том, что здесь происходит.
-- Это, право, не обязательно. Нет ничего, что бы...
-- Нет, есть! Я хочу, чтобы тайны моей личной жизни оставались только моими! Если вы не дадите мне клятвы, я сам буду лечить ее. Похоже, что про лечение хинной коркой я знаю столько же, сколько и вы. Решайте.
У монаха сжалось сердце. Скудность собственных познаний была ему мучительна, его сжигало страстное, всепоглощающее желание исцелять во имя Господне.
-- Пусть будет так. Я клянусь на святом распятии, мои уста запечатаны.
-- Благодарю вас. -- Струан первым вошел в дом и зашагал по коридору. А Сам появилась на пороге своей комнаты и настороженно поклонилась, плотнее запахивая на себе зеленый халат. Ее спутанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, лицо было еще опухшим со сна. Она пошла следом за ними в кухню, неся фонарь.
Кухня оказалась маленькой и тесной. В ней был устроен очаг и стояла жаровня с углями. Второй дверью она выходила на задний двор, заваленный всяким хламом. Комнатка была вся уставлена горшками, кастрюлями, чайниками. Сотни пучков засушенных трав и грибов, а также связки овощей, колбас, коровьих кишок висели на закопченных стенах. Сплетенные из пальмовых листьев мешки с рисом стояли прямо под ногами на грязном полу.
Две полусонные кухонные амы, приподнявшись среди вороха тряпья на деревянных койках, тупо уставились на Стру-ана. Но когда он одним движением сбросил груду кастрюль и грязных тарелок со стола, чтобы освободить место, они выпрыгнули из постелей и в страхе бросились вон из дома.
-- Чай, масса? -- спросила А Сам, не понимая, что происходит.
Струан покачал головой. Он взял влажный от пота полотняный мешочек из рук нервничающего монаха и открыл его. Разломанная на крошечные кусочки кора была коричневого цвета и выглядела вполне обыкновенно. Он понюхал ее; но она ничем не пахла.
-- Что теперь?
-- Нам понадобится какая-нибудь посуда, чтобы приготовить отвар. -Отец Себастьян выбрал
