до сорока человек. Столовое серебро в георгианском стиле отличалось тонкостью работы. Висячая люстра -- хрустальная и со множеством свечей -- заливала комнату ярким светом. Струан подошел к окну и посмотрел вниз на гуляющих по парку торговцев.
Позади парка на всю длину поселения протянулась большая площадь, выходившая другой стороной к причалам на берегу реки. Площадь по обыкновению кишела китайскими уличными торговцами, зеваками, продавцами и покупателями, предсказателями судьбы, писцами, нищими и собаками. За пределами своих факторий только в этом, как его называли, Английском парке европейцы могли передвигаться относительно спокойно. Китайцам, за исключением слуг, запрещалось заходить сюда и в фактории. Всего в поселении было тринадцать зданий, вытянувшихся в один ряд, который в двух местах прерывали узкие улочки -- Хог Стрит и Олд Чайна Лейн. Дома стояли на невысокой насыпи с колоннадой по фасаду. Только Струан и Брок владели отдельными домами. Другие торговцы делили между собой остальные, занимая столько места, сколько им было нужно, и выплачивая арендную плату Ост-Индской Компании, построившей поселение его лет назад.
С севера границей поселения служила улица Тринадцати Факторий. Стены Кантона находились отсюда в четверти мили. Все пространство между поселением и городскими стенами занимал сплошной муравейник домов, домиков и лачуг. Река казалась буквально запруженной плавучими деревнями ганка. И надо всем этим, не смолкая ни на минуту, висел пульсирующий монотонный шум голосов, напоминающий невероятных размеров улей.
В одной стороне парка Струан заметил Брока, увлеченно беседующего с Купером и Тиллманом. Интересно, подумал он, о чем они говорят; наверное, американцы объясняют Броку все тонкости чайно- опиумной торговли с испанцами. Что ж, удачи им, подумал он без всякой досады. В любви и в торговле все средства хороши.
-- Где же, дьявол его забери, этот чертов Дзин-куа, чтобы мне провалиться? -- произнес он вслух.
Уже двадцать дней Струан пытался добиться встречи с Дзин-куа, и каждый раз посланный им слуга возвращался с одним и тем же ответом: 'Его назад нет все лавно. Твоя здать мозна. Завтла его назад Кантон есть, холосо, беспокойся нет'.
Кулум пробыл с ним в поселении Кантона десять дней. На одиннадцатый прибыла срочная записка от Лонгетаффа: возникли сложности с распродажей земельных участков.
Вместе с этой запиской пришло письмо от Робба. Робб писал, что. статья Скиннера о банкротстве Струана повергла торговцев в ужас, большинство из них тут же отослали депеши домой, распределяя капиталы по нескольким банкам; что все с нетерпением ожидают тридцатого дня; что кредит получить невозможно, и все предложения, с которыми он обращался к противникам Брока, не дали результата; что весь военный флот был взбешен, когда Лонгстафф официально объявил об отмене своего приказа о запрещении контрабанды опиума, и адмирал немедленно отослал домой фрегат с просьбой к правительству разрешить ему действовать самостоятельно; и что Чен-Шеня, их компрадора, осаждают кредиторы, требуя уплаты всех мелких долгов, которые в другое время могли бы подождать.
Струан понимал, что проиграет сражение, если не увидится с Дзин-куа в течение ближайших восьми дней. Вновь и вновь он спрашивал себя, действительно ли Дзин-куа нет в Кантоне или он просто избегает его. Он, конечно, старый вор, размышлял Струан, но он никогда не стал бы прятаться от тебя. Да даже если ты и встретишься с ним, приятель, действительно ли ты готов сделать этому дьяволу Ти-сену свое предложение?
За стеной сердито заспорили чьи-то монотонные голоса, и дверь распахнулась, пропустив в столовую молодую перемазанную грязью женщину-танка в вонючей одежде и слугу, который пытался вытащить ее обратно. Женщина была в традиционной огромной конической шляпе, грязных черных штанах и рубашке, поверх которой она носила грязную стеганую куртку.
-- Остановить мозна нет этот колова чилло, масса, -- сказал слуга на 'пиджин-инглиш', цепляясь за вырывающуюся девушку. Только на 'пиджин' могли торговцы переговариваться со своими слугами, а те -- с ними. 'Корова' означало 'женщина', 'чилло' -- 'ребенок'. 'Корова чилло' означало 'молодая женщина'.
-- Корова чилло вон! Очень быстро раз-раз, ясно?
-- Твоя хочит колова чилло, хейа? Колова чилло оч-чень холосо постель джиг-джиг. Два долла ладна, -- выкрикнула девушка.
Слуга схватил ее в охапку, шляпа свалилась на пол, и Стру-ан в первый раз отчетливо увидел ее лицо. Он едва смог узнать ее, так она была заляпана грязью, а узнав, рухнул в кресло, задыхаясь от хохота. Слуга, разинув рот и отпустив девушку, смотрел на него во все глаза, как на сумасшедшего.
-- Этот корова чилло, -- со смехом проговорил Струан, -- остаться можно, ладно.
Девушка с гневным видом привела в порядок свою засаленную, кишащую вшами одежду и скороговоркой выпустила вслед удаляющемуся слуге новую порцию оскорблений.
-- Колова чилло оч-чень холосо есть твоя видеть, Тай-Пэн.
-- И мне тебя тоже, Мэй-мэй! -- Струан изумленно смотрел на нее сверху вниз. -- Какого черта ты здесь делаешь, и что, черт побери, означает вся эта мерзость, которую я вижу на тебе?
-- Колова чилло думать твоя делай джиг-джиг с новый колова чилло, хейа?
-- Кровь Христова, сейчас здесь уже никого нет, девочка! Прекрати говорить на 'пиджин'! Я потратил достаточно времени и денег, чтобы ты могла говорить по-английски не хуже королевы! -- Струан поднял ее на вытянутых руках. -- Боже милостивый, Мэй-мэй, от тебя разит прямо до небес.
-- От тебя бы тоже разило, если ты наденешь эти вонии одежды.
-- 'Если бы ты надел эту вонючую одежду', -- механически поправил ее Струан. -- Что ты здесь делаешь, и к чему все эти 'вонии одежды'?
-- Отпусти меня, Тай-Пэн. -- Он поставил ее на пол, и она печально поклонилась ему. -- Я прибыла сюда тайно и в большой печали, потому что ты потерял свою Верховную Госпожу и всех детей от нее, кроме одного сына. -Слезы покатились по ее перемазанному грязью лицу, оставляя светлые бороздки. -- Жалко, жалко.
-- Спасибо тебе, девочка. Да. Но это уже в прошлом, и никакая печаль не способна вернуть их назад. -- Он погладил ее по голове и провел рукой по щеке, тронутый ее состраданием.
-- Я не знаю вашего обычая. Как долго мне следует носить траур?
-- Никакого траура, Мэй-мэй. Их больше нет. Не нужно ни плача, ни траура.
-- Я воскурила благовония за их благополучное возрождение.
-- Спасибо. Ну а теперь, что ты здесь делаешь и почему ты уехала из Макао? Я же сказал, чтобы ты оставалась там.
-- Сначала мыться, потом переодеться, потом разговаривать.
-- У нас здесь нет для тебя женской одежды, Мэй-мэй.
-- Моя ни на что не годная ама. А Гип ждет внизу. У нее с собой моя одежда и вещи, не беспокойся. Где ванна?
Струан дернул шнур звонка, и в гу же секунду на пороге появился слуга с расширенными от удивления глазами.
-- Корова чилло моя ванна, ясно? Ама войти можно. Принеси чоу! -Повернувшись к Мэй-мэй, он добавил: -- Твоя говорить, какой чоу можно.
Мэй-мэй высокомерно протараторила ошеломленному слуге меню и вышла.
Ее необычная ковыляющая походка неизменно трогала Струана. Ступни Мэй-мэй были перевязаны. Их длина не превышала трех дюймов. Когда Струан купил ее пять лет назад, он разрезал повязки и пришел в ужас от увечья, являвшегося, согласно древней китайской традиции, основным признаком женской красоты -- крошечных ступней. Только девушка с перевязанными ногами -ступнями лотоса -- могла стать женой или наложницей. Те, у кого ноги оставались нормальными, становились крестьянками, слугами, дешевыми проститутками, амами или работницами, и их презирали.
Ноги Мэй-мэй были искалечены. Боль, которую она испытывала без тесных сдавливающих повязок, вызывала жалость. Поэтому Струан позволил восстановить повязки, и через месяц боль утихла, и Мэй-мэй снова смогла ходить. Только в преклонном возрасте перевязанные ноги становились нечувствительными к боли.
Струан расспросил ее тогда, пригласив Гордона Чена в качестве переводчика, как это делалось. Она с гордостью поведала ему, что мать начала перевязывать ей ступни, когда ей исполнилось шесть лет.
