— Вы с Быстровым провели годы на чужой стороне… Дружба! А мне даже поговорить толком с Антоном не удалось: в спешке сталкивались, в напряжении всех сил. Небось замечал: пролетит в ночном поднебесье звезда и скроется, но ты еще долго видишь и не можешь забыть ее искристого света? Так и Семенихин прожег след в моей жизни!
Мысли сразу перенесли Терехова на своих крыльях в осеннюю пасмурь Петрограда, с подмерзающими дождевыми лужами у подъездов и молочно-сизым туманом над беспокойной Невой Казалось, он слышал плеск холодной волны о гранит, свист ветра по крышам домов и твердые шаги патрулей на торцовых мостовых проспектов…
— Расскажи, как это там произошло, — попросил Степан.
— О революции-то? Не по плечу мне нагрузка! Что может рассказать боец о генеральном сражении? Простое зрительное впечатление — не больше. Стратегия! Но, понятно, и на мою долю кое-чего досталось… Накануне Октябрьского восстания получил солдатский комитет нашего полка из Смольного приказ: овладеть тюрьмой «Кресты» на Выборгской стороне и освободить заключенных большевиков — руководителей июльской демонстрации. Мы стояли недалеко от «Крестов». Затомились в казарменной обыденщине. Тотчас разобрали винтовки из пирамид, гранаты к поясам — и за дело! В числе узников был Антон Семенихин. Он тут же, во дворе тюрьмы, создал рабочий отряд, вооружил отнятыми у стражи винтовками и револьверами и повел к Смольному.
— Знал, стало быть, где Ленин ковал ударную мощь народа?
— Безусловно! К Смольному в то время стягивались воинские части и фабрично-заводская Красная гвардия. Из Кронштадта мчались на катерах, тральщиках, миноносцах балтийские моряки. Гарнизон Петропавловской крепости выкатил пушки против Зимнего дворца. Зорко следила за врагом от Николаевского моста «Аврора», И вот вечером, перед главным делом, чтобы не допустить осечки, товарищ Ленин решил послать в Зимний разведку…
— Прямо во дворец?
— В самое, то есть, логово зверя. Не хотел Владимир Ильич вслепую штурмовать. Берег и жалел он каждую человеческую жизнь, каждую каплю пролетарской крови!
— На такое задание нужны смельчаки, — взволнованно сказал Степан.
— Это верно, — согласился Терехов, — а только и на одной смелости далеко не уедешь! Случалось мне раньше ходить в немецкие окопы за «языком», но здесь обстановка была куда сложнее… Одним словом, вызвалось поиграть со смертью до семидесяти охотников. Я тоже приткнулся. Командиром — Антон Семенихин.
Распаленный воспоминанием, Терехов как бы вновь спешил по темным, настороженно-глухим, таинственным улицам столицы… Фонари не горят. Сырой, порывистый ветер пронимает до костей. Чем ближе к Дворцовой площади, тем чаще встречаются вооруженные люди. Они греются возле костров, раскинутых по набережной Фонтанки, у Летнего сада, на Марсовом поле. Золотисто-алые отсветы пламени вырывают из мрака фигуру мастерового, опоясанного поверх пальто пулеметной лентой, кожаные подсумки на ремне солдата, блестящее жало штыка рядом с флотской бескозыркой… Люди коротают минуты предгрозья, обложив плотным, железным кольцом берлогу старого мира, ждут сигнала к штурму—красного фонаря на бастионах Петропавловки.
На Мойке, у Певческой капеллы, сердитый окрик:
— Стой, кто идет? — Свои…
— Пропуск!
Пустынно стелется площадь с Александровской колонной посреди. Дальше чернеет громада дворца, зазубренная античными статуями над карнизом, без единого огонька в мертвых окнах этажей. Вдоль фасада горбится баррикада из дров, целые штабеля дефицитного топлива, а за ними — торопливая возня, голоса команды, лязг оружия… Там защитники Временного правительства и министров-капиталистов готовятся к обороне.
Семенихин, невысокий ростом, стройный, с щегольскими усами, закрученными в стрелку, шепотом излагает план действий. Надо разбиться на мелкие группы и просачиваться к разным подъездам! Тем временем он свяжется с больными и ранеными солдатами в дворцовом лазарете, занимающем первый этаж, чтобы тихонько открыть разведчикам двери.
— «Учтите, — предупреждает Антон, — публика за теми поленницами набралась с бору по сосенке, и вряд ли кто может отличить своих от чужих. Всех нас равняет одинаковая форма — неподдельная матушка серая шинель Вперед, братцы! Место сбора — внутренний двор».
— Бывалая голова — твой Антон! — сказал Степан и забыл о вынутой изо рта трубке. — Ну, что же, просочились?
Терехов покачал головой.
— Просочились, только не все. Одну группу постигла неудача — судьба ее осталась неизвестной… Тут, понимаешь, каждому надлежало роль сыграть, выкинуть какой-нибудь номер. Мы, например, вшестером пробирались к подъезду, крайнему от. Эрмитажа, и вдруг натыкаемся у Миллионной улицы на телегу с кирпичом. Видать, привезли баррикадные строители и впопыхах забыли… Не долго думая, набираем кирпичей по охапке, несем через узкий сквозной лаз в поленнице и сваливаем поверх дров. «Куда, черт вас подери, сектор обстрела закрыли!» — шипят юнкера-пулеметчики. Они, как и следовало, приняли нас за своих приспешников, занятых возведением укреплений.
— Препотешная штука!
— Потешаться-то рано еще! К неприятелю придешь, когда вздумаешь, а уйдешь, когда дозволят… Смешались мы с их солдатней — никто даже внимания не обращает. Подсчитываем силенки: батальон ударниц — пьяных шлюх, сформированных женой Керенского, много офицеров и нижних чинов, десятка полтора пулеметов и две трехдюймовки у ворот. Но бросается в глаза подавленное настроение, бестолковщина, неорганизованность. Лишь юнкера храбрятся — зеленые барчуки, щелкают, каблуками, бегают вприпрыжку по распоряжению начальства. Мальчишки! А вскорости нам действительно совсем незаметно открыли подъезд… Я, прямо скажу, перетрухнул, когда очутился в царских апартаментах. Шутка ли — тысяча комнат и сто семнадцать лестниц! Поблудили малость в полуосвещенных коридорах, потыркались туда-сюда, разыскали внутренний двор…
— Там основные войска, что ли, спрятаны были?
— Нет, голуба! Там укрылся подвижной отряд — пятьдесят грузовиков с пулеметами и семь бронеавтомобилей. Контрреволюция рассчитывала использовать этот увесистый кулак при отражении штурма. Но пока шоферы и пулеметчики грелись в отведенной им комнате, Семенихин шепнул: «Братцы, ни одна машина не должна выйти со двора! Терехов, займись-ка с водителями, чтобы не помешали!» Я взял у солдат гармошку, затеял в комнате шоферов пляску, песни… Собрал вокруг себя толпу! А наши люди в тот момент снимали с машин магнето…
— Значит, когти у льва вырывали? Это вам пофартунило!
— Семенихин ко всякой случайности, можно сказать, изготовился. Были с ним шофер Карпов и механик Митрофанов — парни хоть куда. Размундиривают технику! Глядь, в самый разгар дела появился дежурный офицер, с ним вооруженные юнкера. Идут через двор, фонариком посвечивают — проверяют свой резерв. Разведчики затаились под машинами, в руках — гранаты… Уж если наступят на пятки, то умереть с музыкой! Однако дежурный и юнкера кончили обход и, не подозревая лиха, подались в караулку. Семенихин довел дело до точки, вызвал меня из веселой комнаты и — скорей на Дворцовую набережную. Выбрались мы благополучно, вынесли мешок с магнето. …А в Мошковом переулке дожидался нас представитель Военно-революционного комитета.
Рассказчик умолк. Вокруг разливалась звенящая тишина. Белесый Дымок поднимался в огороде, донося горький запах созревающей конопли. Капли янтарного клея выступили от жары на стволах вишен и слив.
Степан выбил трубку о каблук сапога и взглянул на Терехова с благодарностью и уважением, Он увидел в этом сухом, костистом ткаче из Иваново-Вознесенска совсем нового человека, который беззаветно кидал свою жизнь в огонь сражений за счастье народа, за хлеб и вольный труд. Терехов, брал, приступом Зимний дворец, отгонял от Волги красновских казаков, а сейчас помогал жердевской бедноте в смертельном бою с мироедами.
— Так и не удалось барчукам вывести со двора автомобили?
