Гуров понял, Золотарев до последней фразы говорил правду, а сейчас соврал. Грек придумал, как можно использовать трусливого двойника.
– Против Волоха никаких доказательств нет. А группировка держится на нем, – рассуждал Гуров. – На дело он не ходит, значит, если даже удастся взять их на деле, то будет огневой контакт, потери с обеих сторон. Волох ни при чем, и очень быстро он пополнит людской резерв.
– Волох сейчас о налете и не думает. Для него задача номер один – поменять рубли на доллары. У него скопилось наших бумажек чуть ли не два «лимона» зеленых. Контакта с банками у него нет, а через обменные пункты такую сумму не провернешь. Найдите банк, который согласится провести такой обмен, и берите его тепленького. Валюту он никому не доверит, придет за ней лично, – сказал Золотарев.
Надо отдать должное Греку, думать он умеет и задание Золотареву определил подходящее. Операция простая, заманчивая. Гуров найдет банк, сумеет установить связь с Волохом и, конечно, полезет в дело, там его и пристрелят, и ФСБ в стороне.
Авилова осудят, убийство Голуба будет раскрыто, все очень ладненько. Одного не учел опытный полковник: Волох не поверит чужому человеку и не пойдет в банк, в закрытое помещение с вооруженной охраной. Грек не мог такого не учесть, значит, миссия Золотарева не окончена, и он не сегодня, так в следующий раз вернется к этой теме.
– Интересно, – сказал равнодушно Гуров. – Но такая операция годится для контрразведки, ментам она не по зубам. Мне надо выходить на первого зама, тому – на ближайшего чиновника премьера. Бумажная волокита, сто человек в курсе, в результате мы будем иметь дырку от бублика. Передай свои соображения Греку, там все связи короче, дела проворачиваются оперативно. Я связываться с таким делом просто боюсь.
– Не скромничайте, Лев Иванович, вы в своей конторе фигура значимая. Переговорите с генералом Орловым и прямым ходом к министру. Он сейчас в фаворе, потолкует с первым вице, с кем он там ближе, и вперед.
– Не царское это дело, налетчиков хватать. Скажет мне, ты, Лев Иванович, опер по особо важным делам, согласуй с начальником главка и действуй. А у меня своих забот хватает. Вам дай волю, вы меня карманников ловить заставите. Нет, Виталий, это не для меня. Никаких заданий я тебе не даю, ты против Грека работать не станешь, так что бывай. – Гуров остановил машину. – Ты мой телефон знаешь, – хлопнул дверью и уехал.
Среди множества воров, бандитов и иных преступников, знакомых Гурова, имелся и один сапожник. Человек немолодой, неоднократно судимый, он пользовался у братвы авторитетом, даже одно время держал воровской «общак». Звали его Митька, странное дело – авторитет и без клички. Однако как попал Митька в зону в первый раз еще малолеткой, так до седых волос Митькой остался. Связывали Гурова с ним многолетние отношения, порой они по мелочи помогали друг другу, но Митька не был агентом, никаких поручений никогда не получал, ни с кем из уголовки, кроме Гурова, даже не разговаривал. Совершенно разные, они симпатизировали друг другу, и объяснить это невозможно.
Мастерская Митьки располагалась у одного из рынков в полуподвале. Примерно раз в год опер заходил к сапожнику. Вопросов лишних не задавал, иногда выпивали по стакану, говорили о политике, футболе, о творящемся беспределе. Митька от воровских дел отошел, но порой к нему обращались за советом. Однажды Гуров пристроил к Митьке в помощники запутавшегося в жизни парня Сережку Бестаева, которого собрался было вербовать, но передумал.
После встречи с Золотаревым, анализируя полученную информацию, Гуров пришел к выводу, что Волох на самом деле хочет поменять крупную сумму награбленных рублей на валюту. Конечно, это могла быть и ловушка, сыщик подобный вариант не исключал, только здесь неизвестно, кто охотник, а кто зверь. Золотарев не сказал самого важного: кто согласен произвести обмен, примерно в какие сроки. Сейчас Гурову лезть было просто некуда. И вообще, он был человеком смелым, но не самоубийцей, и подставлять голову не собирался. А вот что Волох ищет возможность обмена, это, видимо, факт, и очень даже интересный.
И Гуров начал перебирать картотеку своей памяти в поисках человека, знающего воровской мир, законы, с которым можно было посоветоваться. И наконец всплыл Митька. Сыщик знал, старый вор убийц не уважает. А группировка Волоха была по маковку в крови. Это совсем не значит, что Митька кого-то из банды сдаст. Но поговорить со старым «законником» было делом отнюдь не лишним.
Гуров припарковался у рынка, направился к подвалу, но тот исчез. На его месте стояла деревянная палатка, имеющая странную надпись: «Можно починить обувь». Вдоль палатки тянулась скамейка, на которой размещалась очередь. Возможно, то была единственная очередь в Москве. Люди носили обувь до ее естественной кончины. Неожиданно настало время, когда починить туфли стало проблемой. Богатых людей она не касалась, а бедные сидели на деревянной скамье и ждали своей очереди.
Гуров хотел войти в мастерскую, но женщины возбужденно загалдели, одна заявила:
– Молодой человек, очередь видите?
– Я к мастеру по личному вопросу, – Гуров обаятельно улыбнулся, – мне не требуется ничего чинить.
– Вот и подожди обеденного перерыва! – решительно сказала другая женщина, прижимая к груди потертые сапоги.
Сквозь стекло изнутри мастерской Гурова увидел упомянутый выше Сергей Бестаев. Некогда парень слишком следил за своей внешностью; сейчас, в рабочей одежде, чумазый, он нравился Гурову больше. Он открыл дверь, встал на пороге, уперев кулаки в бока, и громко спросил:
– Гражданочки-мадамочки, можно я друга в хату пущу?
Бестаев занимал в мастерской вторую позицию после хозяина, и вообще вопрос был чисто риторическим. Гуров кивком поблагодарил расступившихся женщин, прошел внутрь. Вдоль стен располагались станки, работало несколько человек, хозяин тоже что-то тачал, сидя на небольшом возвышении.
– Здорово, Дмитрий Батькович, – Митькино отчество Гуров если когда и знал, то забыл начисто.
Они не виделись больше года. Митька сильно поседел, что облагораживало его, подчеркивало природную смуглость. Сейчас он возился с парой женских туфель явно заморского происхождения, головы не поднял, на гостя не взглянул.
– Суров, особенно когда работа не ладится, – заметил Бестаев.
– Рад тебя здесь видеть, – ответил Гуров. – Ты похож на русского мастерового с гравюры прошлого века. Молодец.
– Прежнее забыто и похоронено, Лев Иванович, – Серега сверкнул сахарными зубами. – Вы знаете, сколько я зарабатываю? Особо крутые из района у меня в должниках ходят.
– Извиняй, Лев Иванович, – Митька слез со своего дощатого настила, подошел. – Живой. Большое дело по нынешним временам. – Взглянул на часы, сказал громко: – До обеда пятнадцать минут, я с гостем в контору пройду. – Он кивнул Сергею. – Пригляди тут без меня.
Контора оказалась довольно просторной комнатой, обставленной скромно, но современно. Особенно умилило Гурова, что на письменном столе было два телефонных аппарата. За одним сидела миловидная девушка лет двадцати.
– Елена, иди обедай, телефон отключи, он нам мешать будет. – Митька снял фартук, сел за стол, жестом пригласил присесть и Гурова. – Значит, живой, большое дело. – Он говорил легко, а смотрел настороженно.
– Дмитрий, я мимоходом, вспомнил по старинке, – сказал Гуров, оглядывая стол. Не найдя пепельницу, спросил: – У тебя курят?
– Тебе можно, – Митька подвинул блюдце. – Я от дел-то отошел, что ты мимоходом заглянул – врешь, у тебя времени на то нет.
– Волоха знаешь? – прямо спросил Гуров и закурил.
– Как и все в округе, знаю, что верх держит, людской крови не жалеет. Он летом заходил ко мне, не сговорились.
– Серьезный мужик или больше рисуется?
– Вполне серьезный, старой закваски, полагает, что шибко хитрый, – ответил Митька.
– Полагает, – повторил Гуров, – значит, не шибко.
