Катя так и сделала, а потом, испытывая зверский голод, набросилась на принесенные Мириам турецкие деликатесы. Семейство Чаглар держало ресторан, в котором работали все дети патриарха Гази. Однако Мириам открыла Кате страшную тайну — она мечтает учиться в университете.
— Хорошо бы на программиста. Я ведь обожаю компьютеры! А отец об этом и слышать не желает. Он даже не в курсе, что у меня имеется Интернет, а то бы немедленно запретил. Он хочет, чтобы я, как и мои старшие сестры, вышла бы замуж, родила детей, занималась хозяйством. А мне это претит. Но он не понимает. Отец — радушный и добрый, но ужасно упрямый и умеет быть подчас жестоким. Вот если бы кто-то из моих братьев захотел пойти в университет, он бы с радостью поддержал эту идею. А женщины, как он думает, не должны слишком много знать. Мне и так с большим трудом удалось попасть в гимназию, а то он хотел отправить меня в реальную или общую школу. И тогда путь к высшему образованию мне был бы закрыт. Я сейчас в тринадцатом классе и на будущий год буду подавать документы в Гамбургский университет!
В общем, как поняла Катя, у каждого свои проблемы. Она рассказала Мириам обо всем, что произошло с ней — и в России, и в Германии. Та, широко распахнув карие глаза, слушала затаив дыхание.
— Сколько тебе пришлось пережить, — сказала она, когда Ипатова закончила рассказывать. — И ты не сдалась! Я бы давно уже позвонила отцу и попросила его забрать меня! Ты молодец, Катя! И вместе мы что-нибудь придумаем!
— А почему ты носишь платок? — не удержалась и задала вопрос Катя. — Мириам, ты производишь впечатление современной девушки, которая придерживается западных ценностей. А платок…
— И что? — сказала с некоторым вызовом турчанка. — Почему-то вы, европейцы, думаете, что платок — это символ отсталости и угнетения. Да ничего подобного! На моей родине, в Турции, где я бываю только летом, в период каникул, вообще официально запрещено носить платки в учебных заведениях. Поэтому многие турчанки и учатся за границей, чтобы иметь возможность следовать своим религиозным убеждениям. А тс почему-то думают — если носишь платок, значит, ты угнетаемая женщина Востока или, что еще хуже, пособница Саддама. Меня никто не заставляет в семье носить платок, отец далеко не религиозный фанатик. Я сама приняла такое решение и буду его выполнять. Я платок ношу, даже когда играю в баскетбол! И вообще, знаешь, какие бывают платки? Они же подвержены моде, как и другие аксессуары!
Гази Чаглар, отец Мириам, приехал в Германию как гастарбайтер еще совсем молодым, в конце шестидесятых. Работал везде — на стройках, в больницах, на овощных плантациях. Там, где коренные немцы работать не хотели. Затем познакомился с соотечественницей, они поженились, появились первые дети. Чаглары занялись бизнесом, открыли небольшую кебабную. Так и потекли деньги, предприятие стало расширяться, они завели ресторан, купили дом… Наконец, даже получили немецкое гражданство. В Турцию они теперь ездят как за границу. Другие ветви обширного семейства Чагларов были раскиданы по всей Германии — кто-то жил в Штутгарте, кто-то — во Франкфурте, другие — в Берлине, а некоторые даже в Голландии и Дании.
Катя проговорила с Мириам большую часть ночи. Она чувствовала, что это принесло ей облегчение. Ей требовался кто-то, кому она может излить душу, поделиться сокровенным и наболевшим. Мириам проявила максимум сочувствия и участия. Наконец, в половине пятого, Катя уснула.
Открыв глаза, она поняла, что давно наступил день. Катя заглянула в комнату Мириам. Никого. Конечно, у той же занятия в гимназии!
Катя спустилась на второй этаж. Госпожа Чаглар, мама Мириам, опекала гостей из Штутгарта. Увидев Катю, она улыбнулась и пригласила ее к столу. Чего там только не было! У Кати потекли слюнки. Семейство Клумпс было состоятельным, даже богатым, Фредди как-то хвастался, что сделал свой первый миллион, когда ему не исполнилось и тридцати. Но питались они продуктами из дешевых магазинов. И у этих продуктов не имелось ни вкуса, ни запаха, яблоки вообще были как ватные, быстро гнили, а хлеб походил на картонный и плесневел, если его не успевали съесть в течение дня.
А здесь! Какое разнообразие цветов и запахов. И Катя не знает, к стыду своему, ни одного из названий этих яств. Ей, как и большинству жителей Германии, скорее всего, известен только кебаб — булка с нарезанным мясом, приправленная салатами, овощами и соусом. Катя позавтракала (или уже пообедала), затем спросила хозяйку, чем может ей помочь. Госпожа Чаглар даже всплеснула пухлыми руками.
— Ничем! — воскликнула она. — Ты — наша гостья, поэтому ничего не должна делать! Мой муж сказал, что ты можешь жить у нас сколь угодно долго. А раз он так сказал, то ты должна считать наш дом своим! И какие бесстыжие те люди, у кого ты работала. Взяли девушку из чужой страны, издевались, а затем ночью выбросили на улицу! Да так никто даже с кошками не поступает!
В разговор включились гости из Штутгарта, Чаглары перешли с немецкого на турецкий. Катя поднялась в комнату и стала ждать Мириам. Та появилась через несколько часов. Бросив в угол рюкзак, она сказала:
— Катя, я провела кое-какое расследование. У меня в классе учится Дитер, отец которого работает в газете «Гамбургер Моргенпост». Так вот, кажется, твой случай их заинтересовал. Дитер обещал поговорить с отцом, чтобы тот помог сделать о тебе репортаж. И о том, как по-свински поступила семья Клумпсов по отношению к тебе.
— Но Мириам, — заикнулась было Катя. — Я все равно решила уехать в Россию, так что все это ни к чему. Я очень благодарна тебе и твоим родителям, вы замечательные люди, спасли меня, приютили и накормили, но не надо никакого скандала…
Мириам сердито посмотрела на Катю и сказала:
— Это не я, а ты забитая женщина Востока. Рассуждаешь, как моя мать. Той тоже нужно, чтобы все было тихо и мирно. Она не понимает, что времена изменились, и если сама не будешь себя защищать, то никто этого не сделает. Поэтому-то я и не хочу идти по ее стопам, выходить замуж в шестнадцать, рожать десятерых детей и посвящать всю себя без остатка мужу. Я выйду замуж, но только когда сделаю карьеру. А до этого окончу университет, а затем займусь бизнесом. Отец еще ничего не знает о моих планах, а то выдаст меня замуж за моего троюродного кузена Руама. Для этого родственники из Штутгарта и пожаловали! Видела бы ты этого Руама — плешивая башка, весь в прыщах, а строит из себя мачо. Да еще старше меня на пятнадцать лет. Зато — уважаемый человек, у него в Штутгарте несколько фирм по продаже домашней техники. Но к чему мне этот остолоп, я сама хочу добиться в жизни всего!
— Но ты уверена, что это поможет? — спросила Катя. Она не знала, что делать.
— Я ни в чем не уверена, — ответила Мириам. — Но попытаться надо. Дитер обещал мне позвонить.
Звонок от Дитера раздался под вечер. Мириам, выслушав его, сказала Кате:
— Все в порядке. Их эта история заинтересовала, из нее можно сделать душещипательный репортаж. Ты же знаешь «Моргенпост» — бульварный листок без всяких претензий на элитарность. Но зато его читают и в Гамбурге, и в соседних городах. Завтра во второй половине дня к нам заглянет журналист. Так что будь готова! И выбрось из головы эту ересь о возвращении. Вернуться ты всегда успеешь.
Катя ждала следующего дня в нетерпении. Утром она позвонила госпоже Хаммель. Та сразу набросилась на нее:
— Почему ты не позвонила вчера, как мы договаривались? Я не терплю девиц, которые не держат обещания! Что тебе надо, милочка? Я уже говорила, что семьи у меня для тебя подходящей нет. Да и вообще, я вижу, ты скандальная особа с раздутыми претензиями. Такие мне не нужны. У тебя скоро истекает виза? Ну, это твои проблемы! Госпожа Бригитта Клумпс-Диргенхоф официально отказалась от твоих услуг. Они не хотят иметь с тобой дела. И я, если честно, тоже!
Ипатова поняла: Бригитта, применив свой дар красноречия, убедила владелицу агентства в том, что Катя — исчадие ада. Можно позвонить в другие агентства, но зачем? Скорее всего, придется на самом деле уезжать. Ведь виза истекает тридцать первого декабря, а сегодня уже девятое.
— Ну что, наш журналист появится с минуты на минуту, — сказала Мириам, появляясь у Кати в комнате. — Ага, я слышу звонок. Уверена — это он и есть!
Катя ожидала увидеть немца, но вместо этого с удивлением отметила, что журналист — русский по происхождению. Его звали Вадим. Молодой человек лет двадцати шести, высокий, с русыми волосами. Родители Вадима, знаменитые ленинградские диссиденты, бежали в Германию больше двадцати лет назад, еще во времена Советского Союза. Это была приключенческая эпопея, в которой оказались замешаны американские спецслужбы. Вадим закончил немецкую школу и университет в Германии и теперь работал в «Моргенпост». Его родители жили в немецкой столице, занимались журналистикой, писали мемуары и работали в нескольких политических фондах.
— Привет, — сказал он Кате по-русски. — Ну что, это и есть наша жертва? Значит, семья тебя выбросила на улицу? Ну-ка, расскажи мне обо всем, что с тобой произошло…
Катя начала свой рассказ. Вадим записывал ее монолог на диктофон, изредка делая пометки в лежащем перед ним блокноте. Когда Катя закончила, он сказал:
— Гут.[12] Думаю, я смогу очень много выжать из этого интервью. Получится душещипательная история о девушке, которая, полная надежд, приезжает в Германию и попадает в семью к монстрам. В особенности этот противный Жако… И как ты у них еще так долго вытерпела! Нужно показать материал редакторам, затем, если они дадут «добро», а я смогу их убедить, сделаем репортаж. «Русскую красавицу вышвырнули немцы, а дали ей кров турки» — представь себе жирный заголовок! И призыв ко всем помочь тебе. Думаю, тогда новая семья найдется очень быстро. И дай-ка мне телефон той госпожи из агентства, она сказала, что это твоя вина и твои проблемы и вообще ты можешь ехать обратно? Ага, очень интересно! Посмотрим, захочет ли она и мне повторить эти слова. Но я, конечно, не буду говорить ей вначале, что я из газеты, а представлюсь твоим другом. Ведь ты считаешь меня своим другом? И кстати, Катя, ты не откажешься, если я приглашу тебя сегодня в кафе?
— Соглашайся, — шепнула Мириам, толкая Ипатову в бок. — Он мне нравится.
Кате Вадим тоже понравился. Они провели замечательный вечер, бродя по Гамбургу, а затем наслаждаясь в кафе мороженым и глинтвейном. Подходило время Рождества, появлялись рождественские базары, город начал готовиться к самому важному немецкому празднику. Кате в тот вечер удалось забыть о проблемах и сбросить с себя все тревоги. С Вадимом было так легко!
Через пару дней к Чагларам снова пришел Вадим и сказал:
— Мою статью одобрили, поместят ее на первой полосе. И вообще, если правильно подать информацию, то этим делом могут заинтересоваться власти города. И я постараюсь сделать так, чтобы они подали в суд на Клумпсов за то, что те нанесли урон репутации Гамбурга — города либерального, открытого миру и гостеприимного. И это — серьезно. Прецеденты имеются. Власти вправе потребовать от них официальных извинений, а также штрафа тысяч в пять евро. Правда, эти деньги пойдут исключительно в казну города, тебе, Катя, ничего не достанется. А я бы предложил им также запретить семейству Бригитты когда бы то ни было еще брать к себе опэр. Я взял мини-интервью у госпожи Хаммель, ее слова: «Эта русская во всем виновата сама!» мы вынесем в подзаголовок. Надо проучить эту тетку, а также указать се полные координаты и адрес в Интернете и предложить читателям выразить ей свое мнение. Кроме того, мне удалось добыть имена тех девушек, которые работали у Клумпсов до тебя. Одна из Чехии, другая из Венгрии. Я свяжусь с ними, думаю, им тоже есть, что сказать в адрес Клумпсов. В общем, материал получится убойный!
Катя уже сама была не рада, что дала согласие на публикацию, но делать нечего. Статья появилась через несколько дней. Отклики последовали незамедлительно. В «Моргенпост» стали приходить предложения о помощи. Вадим приносил и приносил Кате материалы.
