сказать ему именно в этот вечер в своем «Месте Силы», как он его называл. И Конан отправился в самый дальний и потаенный уголок придворцового сада.
По сути, это был не один, а несколько садов, заполнивших пространство между павильонами и галереями дворца. Каждый садик имел свое название, свое настроение и даже свое время года. «Когда ты входишь в сад, сад входит в тебя», — говорил Тай Юэнь.
Конан был равнодушен к нюансам взаимного расположения обломков скал, ручейков, мостиков и деревьев, но хорошо помнил сад Учителя. Тот был не просто украшением, он помогал, ободрял и успокаивал, когда надо, а мог и придать сил и здоровья.
У Тай Юэня сад был скорее сложной и хрупкой игрушкой, требующей постоянного ухода и заботы. Но у самой скалы за дворцом был дворик, полюбившийся и Конану. В него можно было попасть только из личных покоев князя. Сюда не входили служители с ножницами и лопатами, редкая трава и цветы росли в камнях, как им вздумается, и лишь стена дома и земляная скамья, обложенная дерном, говорили о том, что это сад, а не просто кусок земли. Здесь, простирая над скамьей узловатые ветви, росла огромная, тысячелетняя сосна, которую любой кхитайский ценитель выкорчевал бы с корнем — настолько она не вмещалась в крохотные мирки обычных садов, прилизанных и расчесанных.
Но Тай любил приходить к ней и касаться рукой корявого ствола, смотреть, как скачет в ветвях семейство белок, живущее в ее кроне не одно поколение, слушать вечерами сверчков в неухоженной траве. Он называл этот сад «Местом Силы» и, наверное, таким оно для него и было. Конан предпочитал говорить о силе с дубами, могучими северянами, черпающими мощь из самого сердца земли. Но на худой конец могла сойти и сосна — дубы в Кхитае были редки, а в горах не росли вовсе.
Тай Юэнь поджидал его, сидя в тени древнего дерева. Конан опустился на скамью рядом с ним. Князь молча и отрешенно смотрел на друга своими темными, чуть раскосыми глазами.
— Ну, — немного ворчливо сказал киммериец, — о чем ты хотел говорить со мной?
Ему каждый раз становилось не по себе, когда друг устремлял на него такой взгляд — всевидящий и слепой одновременно. Из Зала Четырех Драконов Конан вынес обессиленного Тай Юаня почти на руках, и с тех пор они ни разу не обсуждали того, что прошло тогда через них обоих. Сейчас кайбон выглядел точь-в- точь как в том зале. Конан уже понял, что речь пойдет о предстоящем ему пути, и заранее напрягся.
— Только не вздумай отговаривать меня идти, — сразу сказал он, хмурясь. — Я уезжаю завтра утром.
— Конечно, — без улыбки кивнул Тай, — То, что я видел, должно произойти, иначе нарушится связь. Я не собирался разубеждать тебя, но хотел просить отговорить Сагратиуса и Кинду. Ты — выберешься, я знаю это так же твердо, как то, что завтра взойдет солнце. Но их судьбы уходят во тьму.
Киммериец фыркнул.
— Отговорить! Ты думаешь, я не пытался? Они ничего слушать не хотят. — Он нахмурился, упрямая складка залегла меж прямых черных бровей. — По мне, так и правильно. Настоящий воин не бежит от судьбы — да и разве от нее сбежишь? Они решили идти. Я решил идти. Все остальное — в деснице Митры, как говорит Сагратиус.
Тай Юань опустил длинные темные ресницы:
— Хорошо, пусть будет по-вашему. У меня все готово, трое свежих жеребцов стоят в конюшне, их только вчера привели со столичной ярмарки. Но вот что я хочу, чтобы ты помнил, Конан. — Князь взглянул другу в глаза и выговорил — раздельно, с расстановкой от слова к слову: — Что бы ни случилось — не следуй за первым порывом. Белое может оказаться черным, а черное — белым, если приглядеться к нему хорошенько. Жаба — некрасива, но таит в голове лунный камень. На оперенье павлина все смотрят с восхищением, но едва он откроет рот — тут же затыкают уши. Будь осторожен в своих суждениях. Будь осмотрителен.
— Опять загадки, — усмехнулся киммериец. — Нергал тебя возьми, Юлдуз, иногда ты говоришь так, как говорят женщины. Скажи, чего я должен опасаться, и прекрати меня морочить.
— Мороков тебе будет и без меня, — ответил князь почти сурово. — И один лживее другого. А потому, повторяю тебе, не кидайся на них, не рассмотрев как следует. Граница меж светом и тьмой тонка и зыбка… — Тай Юэнь вздохнул, словно повторял это кому-то уже не единожды. — Храни тебя Митра и твой Кром, Конан. Завтра утром я поеду с вами — провожу до границы моего княжества.
— Хорошо! — искренне обрадовался Конан. Он уже собирался вставать, полагая, что беседа окончена. Но князь положил ладонь на узкий лаковый ларчик, лежавший на скамье подле него, и велел:
— Ну-ка, помоги мне.
В ларце, как и ожидал киммериец, хранился свиток. Но это было не вертикальное живописное полотно, не изображение древней битвы или стадий обработки риса, сопровождаемое подробными пояснениями в виде бесконечных столбиков витиеватых знаков. Это была карта, причем карта превосходная. Единственная надпись в начале свитка гласила, что это был «Вид Старого Военного Пути через Юго-Восточные провинции Великой Кхитайской Империи с высоты ласточкиного полета». Конан тянул свиток на себя и сворачивал, словно тянул и сворачивал ленту дороги, по которой ему предстояло пойти, а тонкий смуглый палец Тая скользил по темному от времени шелку, отмечая вехи этого пути.
— Я провожу вас до восточной границы, — говорил Тай, следуя тропой, которая по мере приближения к большой дороге становилась все шире, словно ручей, набирающий силу на пути к реке. — То есть до самого Старого Пути. Раз ты решил плыть до края света, тебе нужно выйти к Внешним островам. Сейчас Старый Путь не так оживлен, как во времена войны с дикими племенами, двести лет назад хлынувшими с севера. Нынче от них мало что осталось, и торговцы снова ведут караваны по этой дороге — Старый Путь по-прежнему единственный способ добраться до северной части Лемурийских островов. Но будь осторожен: в последнее время до меня доходили слухи о новой банде кочевников-гирканцев. Они каким-то образом обогнули Великую Стену и промышляют теперь в наших северных землях…
— Гирканцы? — удивился Конан. — Так далеко на востоке? И много их в этой шайке?
— Доподлинно я не знаю, но говорят, что не менее пяти сотен, — ответил Тай Юэнь. — Но ты же знаешь, что означает «говорят». У страха глаза велики. Их может быть и пять сотен, и три десятка. Сам я ни разу их не видел. Говорят еще, что это не просто банда разбойников, а изгнанники, отверженные истинными почитателями Эрлика и Пророка его Тарима. Что у них появился какой-то свой новый Пророк, обещавший им в северных степях золотые горы. По-моему же, это самые обычные грабители — может, две-три шайки, слившиеся в одну. А если это все-таки осколок кочевого племени, то поскольку сейчас весна, они должны быть слишком заняты приплодом табунов, а потому вряд ли вас побеспокоят. Смотри, вот здесь дорога минует Перевал Зимних Гроз и выходит на ту сторону гор. Там вдоль дороги довольно поселений — когда-то, еще во время войны, там строились оборонительные опорные крепости.
Так что и еду, и вино вам будет где раздобыть. Потом идет еще один перевал — Морской Страж, а за ним уже близок и Пайтал — самый крупный порт на всем северном побережье. Там вы наймете любую лодочку и переправитесь через пролив Чеджуд-Ла — «Реку Тысячи Джонок». Потом, перебираясь с острова на остров…
— Там уж как-нибудь разберемся, — отозвался киммериец, внимательно изучая карту. — Не стоит загадывать слишком далеко вперед. Значит, сейчас — до Пайтала. Не дашь ли ты мне с собой эту карту — не в путь, разумеется, а на сегодняшнюю ночь? Я бы как следует рассмотрел ее…
Тай Юэнь медленно свернул тонкий шелк, уложил в черный футляр с вытесненными на нем знаками доброго пути, и протянул Конану.
— Она твоя. Я велел скопировать ее для себя еще год назад — на всякий случай. Так что бери, у меня есть другая точно такая же. Если бы в сундуках Дворцовой Канцелярии хранились карты Лемурийских и Внешних островов, я с радостью отдал бы тебе и их. Но — увы — их нет. Быть может, ты узнаешь больше в самом Пайтале.
— Вот поистине княжеский дар, клянусь Кромом! — восхитился Конан. — Благодарю тебя, брат. Это гораздо лучше, чем пророчество!
На это Тай Юэнь лишь печально улыбнулся.
— Из пророчества можно хотя бы узнать конец пути, — сказал он. — Как ни хороша эта карта, она будет тебе бесполезна там, где кончается край земли. Ну, если ты и в самом деле хочешь выехать до света, вам обоим пора в постель. Время за полночь.
