— Нет. Просто устала.
Какая дурацкая отговорка! Но чего он ко мне пристает!
Последняя мысль показалась настолько нелепой, что Тэсса не сдержалась и хрипло засмеялась. Смех вышел нервным и надтреснутым.
— Похоже, вы сегодня здорово переволновались, госпожа. Может быть, вам стоит пойти поспать?
Она передернула плечами, хотя не была до конца уверена: вызвано ли это ее противоречивыми чувствами или же нервной лихорадочной дрожью, которая не желала униматься.
— Весьма насыщенная ночь, было от чего переволноваться. Поспать? Ну, вам ведь тоже не спится.
Теперь настал черед Талигхилла вздрагивать и поводить плечами.
— Да, верно. Весьма насыщенная ночь. И все же — прислушайтесь к моему совету.
— Вы так заботливы.
— Это мой долг, госпожа. И кроме того…
Она резко обернулась:
— А вот кроме — не надо. — Поклонилась: — С вашего позволения, я прислушаюсь к вашему совету и отправлюсь спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Талигхилл посмотрел вслед этой женщине и пожалел, что поварские примеси не оказывают на него своего антиразвратного действия. В другой бы ситуации… Но ситуация — именно такова, а что-либо изменить — не в моей власти, увы.
Самым мучительным было то, что с некоторых пор даже возможность забыться сном у него исчезла. Потому что с завидным постоянством стали являться сны, одни и те же. где со всех сторон кричали, и кто-то толкал его коня, и появлялся потусторонний (потому что — «не отсюда») голос. Талигхилл не знал, как трактовать то, что снится, но подозревал, что оно обязательно сбудется И последствия превысят результаты того сна, с черными лепестками.
Он еще некоторое время понаблюдал за лагерем хуминов и за уползающей во тьму уцелевшей катапультой, а потом все же отправился в спальню. От себя ведь не сбежать…
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
— Господа, перерыв на обед, — сказал Мугид. — Несколько поздновато, но — ничего страшного. Через час продолжим. А сейчас я вынужден покинуть вас.
Он встал и вышел, прямой и бесстрастный, как всегда. Почти всегда, — поправил я сам себя. — Интересно, что на сей раз стало причиной его беспокойства?
Как ни удивительно, но я уже навострился различать состояния старика, и на сей раз под его безразличной маской скрывалось волнение. Но выслеживать повествователя мне что-то не хотелось, а вот перекусить — не помешало бы.
Помешали. Карна тронула меня за локоть и полуутвердительно спросила:
— Вы ведь не голодны, Нулкэр. Может быть, уделите мне несколько минут внимания?
— Да, разумеется. Я же все-таки внимающий.
Галантность прежде всего. В конце концов, что значит банальный голод по сравнению с удовольствием пообщаться с этой прекрасной девушкой? В последние дни мы почти не разговаривали, что меня, в общем, не совсем устраивало. Я, конечно, помнил о том, что работа и собственное здоровье — прежде всего… Но, демон меня сожри, имею же я право и на личную жизнь! А устраивать оную за меня никто не будет.
Она улыбнулась:
— В таком случае пойдемте-ка ко мне. И не беспокойтесь о своем желудке — надолго я вас не задержу. По крайней мере, сегодня.
— Ну что вы, Карна, мой желудок сворачивается клубком и тихонько замирает, когда речь заходит о выборе между его требованиями и вашими просьбами! Более того, здесь, по сути, и выбора быть не может!
— Спасибо, Нулкэр Пойдем, я боюсь, мне придется немного разочаровать вас. Я хотела бы поговорить о вещах иного плана.
— О чем же?
Она отперла дверь своей комнаты и впустила меня. Усадила меня на стул, сама присела на кровати и спросила:
— Вас ничего не настораживает? Из случившегося в последние несколько дней?
Я задумался, а потом медленно покачал головой:
— Представьте себе, ничего конкретного. Да, по-моему, ничего особенного-то и не случилось. За последние несколько дней.
Она кивнула так, словно получила подтверждение своим подозрениям:
— В этом-то все и дело! После того как в продолжение целой недели по башне бегали олени, падали камни, Данкэн видел сквозь стены и так далее, короче говоря, после недели чудес — совсем ничего не происходит Мне это не нравится.
Я деланно рассмеялся:
— На вас не угодишь, госпожа! Вам не нравилось то, что по башне бегали олени, но вам же не нравится и то, что теперь они перестали бегать!
— Я понимаю. Но меня настораживает… Получается, что вы с Данкэном договорились делать вид, что больше не интересуетесь происходящим в башне, рассказали обо всем мне, сделали своей помощницей (можно сказать, сообщницей), и тотчас все события прекратились. Как отрезало.
— Ну, на сей счет у меня как раз есть одна мысль, — сказал я. — Мне кажется, что в течение первой недели, поскольку повествования в основном касались Пресветлого, обладающего даром, это каким-то непостижимым образом отразилось на нас. А потом повествования стали более обширными, захватывают большее количество людей, даже хуминов, и влияние уменьшилось, перестало быть ощутимым.
Она задумалась:
— М-м, возможно, что и так.
— Меня волнует другое. Вы не подбрасывали мне записку «Будьте осторожны»? И — не знаете — Данкэн этого не делал? Карна медленно покачала головой:
— Н-нет, кажется, нет. А что?
— Да вот, какой-то шутник развлекается. Она подняла брови:
— Так ведь вроде бы некому. Генерал и Валхирры — да и господин Чрагэн, кстати, тоже — не похожи на людей, способных на розыгрыши. И этот молодой человек — он, как мне кажется, не из таких.
— Остаются слуги и Мугид. Но поскольку записку подбросили как раз после разговора с ним — помните, старик меня тогда задержал после повествования — я не думаю, что это сделал он. Да и слуги, честно говоря, тоже… Ладно, оставим. Я ведь и так осторожен.
Неожиданно Карна всхлипнула:
— Боже, Нулкэр, еще это! Мне начинает казаться, что мы никогда отсюда не выберемся. Если бы не моя дурацкая мышебоязнь…
Я обнял ее и понадеялся, что господин Мугид освободится не скоро.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ (несколько позже)
— Карна! Вы здесь?
Разумеется, этот писака. Кажется, от него нигде не скрыться
