бандит!
Минут пять я успокаивала Анжелу, вытирая ей слезы салфетками.
О том, что Лавочкин не пришел на показательный бой, и о том, что я нашла в мусорном баке клоунский нос, я решила не говорить. Зачем, если я сама пока никак не могу увязать два эти события?
Анжеле и так нелегко живется с таким, с позволения сказать, мужем и двумя веселыми бабками.
– Ты, знаешь, – сказала я ей, засовывая квитанцию в кармашек ее кружевного передничка, – симптомчики, конечно, не очень хорошие, но они ничего не доказывают. Только то, что жив твой Лавочкин, не повесился от депрессии и даже деньжатами где-то разжился. Может, наследство ему досталось от богатой тетушки? Мой шеф, например, так и разбогател.
– Какой к черту тетушки?! – взвыла Анжела, и все мои старания по утиранию слез пошли прахом. Опять начались всхлипы и причитания о том, что Лавочкин бабник, а не бандит.
– Все, – вдруг резко оборвала она свои собственные стенания и вытерла кухонным полотенцем лицо. – Все, мой обеденный перерыв кончился, мне нужно в зал, а я бабок покормить не успела. Если хозяину донесут, что я вовремя не начала работу, меня уволят.
– Ты бегаешь домой кормить бабушек?
– Зачем домой? Они тут, во дворике, на детской площадке сидят. Пока я работаю, они свежим воздухом дышат, мне так спокойней. Хася в инвалидной коляске, Маня при ней. Мы же тут живем рядом, идти недалеко. Я когда в дневную смену работаю, всегда их с собой беру, чтобы дома ничего не натворили. Слушай, может, отнесешь им обед?
– Конечно, отнесу!
– Мне хозяин разрешает бабок с кухни кормить. Он говорит, что таких боевых подруг нужно всегда держать в тонусе. – Анжела взяла два пластиковых контейнера, и быстро накидала в них со сковородок, стоявших на плите, жареного мяса, тушеной фасоли, картошки фри и куриных ножек. – Пожалуйста, отнеси, а то они какой-нибудь магазин ограбят. Хватит с меня одного грабителя в семье.
Я взяла контейнеры и через служебный вход вышла в маленький скверик.
– Ась, – крикнула мне вслед Анжела, – мне деньги-то по квитанции получать? А то за квартиру не плачено, за садик долг, телефон отключен...
– Получай, – кивнула я ей. – Садик – это святое.
Хася и Маня сидели в тенечке, под старыми липами.
Хася вязала пушистый носок, Маня сноровисто щелкала семечки.
На голове у Мани по-прежнему красовалась газетная пилотка, а на нижней губе висела длинная гирлянда из шелухи.
Хася выглядела вполне респектабельно: ноги ее прикрывал клетчатый плед, голову украшали тугие седые кудри, а спицы в руках летали, отблескивая на солнце.
Неподалеку, в песочнице, копошились детишки.
– Бабули, – радостно сказала я, выныривая из-за кустов, – а вот и ваш обед!
– Глянь, Манюнь, – отложила Хася вязание, – какая Чингачгучка нам сегодня пожрать принесла! А что, Анжелка решила у шеста подработать?! Время на нас не нашла?!
– Ой, Хаська, тина ты болотная, плесень слепая, это же опять Аська Басова, краса всей страны ненаглядная! Ай-я-яй!! Что же это с рожей-то у нее стало? Прям не узнать! Только по маслам и опознала!
Поняв, что сильно погорячилась, согласившись передать бабкам обед, я быстро сунула контейнеры на колени Хасе и попыталась сбежать.
– Стой! – схватила меня за руку Маня. – А поговорить?
– Так тороплюсь же... – Я попыталась вырвать руку.
– Поторопилась ужо, мордой вон об асфальт тормозила!
– А я смотрю, вы очень даже неплохо слышите! – подколола я Маню.
– А у нее слух гаснет, только когда она винца вмажет! – объяснила мне Хася.
– Ась?! – заорала Маня, дурашливо приложив руку к уху.
– Ася она, Ася! Слушай, Асечка, ты в своем телешоу чему нас учила? – хитро прищурилась Хася.
– Чему?
– Что для нас, девушек после четырнадцати и моложе ста двух, нет ничего невозможного!
– И что? – не поняла я.
– А ты думаешь, чего это мы на лавочке так тихонько сидим, да носки как старые дуры вяжем?
– И чего?
– А то! Видишь, машинка черенькая стоит?!
– Вижу.
Недалеко от подъезда жилого дома стоял черный огромный «Хаммер». К нему быстрой походкой подходил крепкий лысый мужик лет пятидесяти.
– И что?! – снова не поняла я.
– А то, что мужчина больно прикольный. Он нам давно нравится. Живет в этом доме, холостой, при деньгах, и жуть симпотный какой! А главное – не импотент. К нему женщины знаешь, какие ходят?! И все, все выходят довольные!
– Ну и?.. – Я никак не могла понять, к чему клонит Хася.
– Чему ты нас в своем шоу учила?!
– Что если девушке нравится парень, она должна, она просто обязана, обратить на себя внимание, – обреченно продекламировала я подводку из своей передачи.
– Обратить так, чтобы ему некуда было деваться, чтобы он немедленно понял, что она и только она – его судьба! Чтобы он увидел, запомнил и сдался! – повторила наизусть Хася слова, которые неизменно звучали в начале каждой моей программы. – Девушки, на абордаж!!! – вдруг во весь голос заорала она.
Одновременно с этим «Хаммер» взревел движком и рванул с места. Я вдруг увидела, что между Хасиным инвалидным креслом и задним бампером джипа стремительно натягивается веревка, до этого змейкой вившаяся по газонной траве и оттого мной не замеченная. Веревка вмиг натянулась, тихонько хрястнула и, не успела я рта раскрыть, как Хася на коляске понеслась за джипом, рыхля газонную землю, перескакивая через бордюры и заставляя жирных голубей неумело взлетать.
Пластиковые контейнеры и недовязанный носок полетели на землю.
Маня зааплодировала, прокомментировав зрелище: «Получилось!»
Дети в песочнице закричали, захохотали и отчего-то даже заплакали.
– Давай! Давай! – хлопала Маня сухонькими ручонками по коленкам.
От ужаса я даже не смогла заорать. Ведь если водитель заметит, что за его джипом мчится какая-то бабка на инвалидной коляске, скорее всего, он даст по тормозам и тогда Хася по инерции влетит ему в зад.
Но водитель, ничего не замечая, увеличивал скорость, коляска уносилась все дальше и дальше, рискуя вылететь вслед за «Хаммером» на проспект с оживленным движением.
От полной беспомощности что-либо предпринять, я побежала за «Хаммером» и за коляской.
– Стойте! Прошу вас, остановитесь, то есть нет, ни в коем случае резко не тормозите! – попыталась докричаться я до водителя. – Умоляю, плавно притормозите, к вам там девушка, то есть бабушка, на абордаж... прицепилась... – Я неслась как угорелая, летела, не касаясь ногами дороги, и понимала, что если с Хасей что-то случится, я никогда себе не прощу это дурацкое шоу, которым забивала мозги девушек и, оказывается, даже бабушек.
Неожиданно веревка лопнула, Хася медленно, но верно начала останавливаться, «Хаммер» скрылся за поворотом, так и не заметив случившегося, а я... я первый раз в жизни громко и нецензурно выругалась.
– Ну и сука же ты, Манюнь, драная! Калоша обосраная! Ну кто ж так привязывает?! – заорала Хася, ухватившись рукой за дерево и благополучно затормозив. – Из какого отверстия у тебя руки растут?!
– Сама ты калоша такая, Хасечка! Кто говорил, вяжи бантиком? Кто?! Дрындень ты парализованная!
