тихо. Жара, городской шум, смог, суета, остались далеко в стороне, – за забором, ограждающим территорию мертвых.

– Привет, бабуль! – Я положила цветы на могилку. – Соскучилась по тебе! Сейчас подмету здесь, поставлю цветочки в воду и поболтаю с тобой.

– Зачем ты купила бледно-голубые гвоздики? – ожил голос бабки. – Они, наверное, еще и голландские?! Да в них удобрений больше, чем непосредственно самих цветов! Холодные, бездушные, словно пластмассовые! И опять ровно шесть штук!!

– Не ворчи! – засмеялась я. – Тебе не угодишь. Если бы я принесла семь красных роз, ты тоже осталась бы недовольна.

– Но ведь ты не принесла семь красных роз, откуда ты знаешь?!

– Знаю и точка.

– Ну хорошо, ладно, спасибо! – неожиданно смирилась бабка.

Я взяла веник, припрятанный за оградкой, подмела гранитную плиту, протерла портрет на памятнике, выбросила старые цветы и поставила в пластиковую бутылку с водой новые. Потом скинула босоножки и устроилась на скамейке с ногами.

– Асечка, кажется, ты запуталась, – грустно сказала бабка.

– С чего ты взяла?! – возмутилась я.

– Не забывай, я нахожусь в такой форме существования, что скрыть от меня ничего невозможно.

– Тогда ты должна знать, что...

– Что Константин Жуль не твой человек.

– Не смей так говорить!

– Не забывай, я нахожусь в той форме существования, что ты не можешь мне ничего запретить, а я могу говорить все, что вздумается! – Бабка захохотала.

– Давай не будем ссориться, ведь только что помирились!

– Давай. Тебе нужно срочно поехать куда-нибудь и перекусить, иначе испортишь желудок.

– Не хочу есть.

– Хочешь! Не зарабатывать же гастрит из-за того, что в твоем доме поселилось какое-то чмище с матерщинной фамилией!

– Бабуля! Ты не можешь знать слово «чмище»!

– Я теперь тут все знаю, – вздохнула бабка. – И прям не знаю, куда от этих знаний деваться.

Я глянула на часы. Было около восьми – на сборы для похода в самое дорогое заведение в городе оставалось чуть более двух часов.

– Ладно, бабуль, мне пора. У тебя тут теперь полный порядок.

Я помахала портрету рукой, взяла сумку и пошла по дорожке к воротам.

Птицы прекратили свой веселый галдеж, а верхушки деревьев стал трепать внезапно поднявшийся ветер. Вокруг не было ни души, только памятники – старые, покосившиеся, почти падающие кресты и огромные, монументальные постаменты, отсвечивающие мрамором или гранитом. Даже в смерти нет у людей равенства...

И вдруг я услышала чье-то тихое бормотание. Голос был спокойный, мужской, он с кем-то беседовал, но ответа не получал и солировал в негромком шелесте листвы, которую теребил ветер.

Меня одолело жуткое любопытство. Я замедлила шаг, огляделась и заметила, что неподалеку, у скромной могилы с деревянным крестом сидит парень и, размахивая руками, говорит что-то, обращаясь к памятнику. Я улыбнулась. Значит, не одна я, как сумасшедшая, разговариваю со своей умершей три года назад бабкой. Значит, есть еще люди, которые верят, что, закончив земное существование, их близкие не уходят...

Я подошла ближе, прислушалась...

– Я прямо не знаю, как мне выкручиваться, – расслышала я слова.

Парень, сидевший ко мне спиной, показался очень знакомым.

И голос этот я слышала...

– Понятия не имею, батя, что делать! – Парень руками обхватил голову. – Меня подставили так, что от этого дерьма теперь не отмоешься. В милицию что ли идти?! Да не могу я в милицию! – вдруг во весь голос заорал он. – Что ты в этом, бать, понимаешь, что?! У меня спарринги каждый день, тренировочные бои! Я заявлен на претендентский бой! Если я его выиграю, то смогу сразиться в официальном бою за звание чемпиона мира! Батя, я не могу сейчас в милицию, ты пойми! Дело получит большую огласку, меня начнут таскать на допросы, журналисты переврут все факты и обстоятельства, мое имя начнут трепать на каждом углу и чемпионства мне не видать! А самое главное, батя, она, она больше не сможет относиться ко мне хорошо!! Я очень, очень боюсь ее потерять, хотя, в общем-то, у меня ее никогда не было... Я боюсь ее, люблю ее, любуюсь ею издалека, мечтаю о ней, ну ты же все знаешь про это, бать... Только если я стану чемпионом мира, только тогда у меня появится шанс....

Я рассмеялась. Я узнала его.

– Здравствуйте, Щит! – вышла я из-за дерева. – Как странно, что мы с вами здесь встретились!

Он подскочил со скамейки и покраснел так, что его смуглая кожа стала пунцовой. А на шее сильно задергалась какая-то жилка, выдавая бешеный пульс. Вот уж не думала, что такие сильные и тренированные парни способны так испугаться на кладбище. Впрочем, скорее, он смущен тем, что...

– Не волнуйтесь, – успокоила я его. – Пожалуйста, не волнуйтесь! Я сама только что точно так же разговаривала со своей бабушкой, которую похоронила три года назад. Я понимаю! Я вас так понимаю! Поверьте, я не побегу рассказывать журналистам о нашем с вами маленьком сумасшествии! Тут похоронен ваш отец?!

Краска, заливавшая щеки Дьяченко отлила, и он сделался таким бледным, словно собрался грохнуться в обморок. Жилка на шее продолжала пульсировать.

Я почувствовала себя очень неловко.

– Извините, не хотела вас напугать.

– Я не напуган. Я удивлен. – Дьяченко вздернул вверх подбородок. Кажется, он хотел показаться мне выше своего среднего роста. На нем были синие джинсы и черная майка-боксерка, открывавшая смуглые мускулистые плечи. – Действительно, странно, что мы с вами здесь встретились, – пробормотал Щит, подхватывая со скамейки маленькую поясную сумочку, темные очки, ключи от машины с брелком сигнализации и быстро закрывая калитку оградки. – В любом случае рад вас видеть, но, извините, тороплюсь, тороплюсь! – Он сказал это официально-вежливо и оттого очень обидно. И быстрым шагом направился к тропинке, ведущей к воротам.

Я тут перед ним про бабушку, про тайну, про свое понимание, а он: «рад вас видеть, но тороплюсь, тороплюсь!» От возмущения я в горле ощутила комок. Чертов кикбоксер! Говорят же, что спортсмены тупые! Я тут вся из себя Мисс, улыбаюсь ему, сочувствую, а он...

Я посмотрела на его удаляющуюся спину, а потом на памятник, возле которого он сидел. На портрете был изображен дядька средних лет, с небольшими залысинами, приятной улыбкой и лучистыми, смеющимися глазами. «Якушев Григорий Акимович. 1938-2005» – было написано под фотографией.

Якушев!

Я быстро вытащила из сумки свидетельство, найденное в доме Бубона.

Якушев Григорий Акимович!

Так вот почему это имя мне показалось знакомым! Его могила недалеко от бабкиной, я не один раз проходила мимо, фамилия примелькалась!

Но почему Дьяченко называл его батей?.. Почему он так называл человека, свидетельство о смерти которого я нашла в доме Бубона?! Почему Щит так испугался меня? Почему...

Самого Бубона убили три дня назад на берегу реки Радунки. А нос, его накладной нос, я обнаружила на территории Дворца Спорта, где большую часть времени проводит на тренировках Дьяченко.

Мое бедное сердце заколотилось у горла, а несчастная голова готова была развалиться на части от разрозненных, страшных выводов, которые напрашивались сами собой. Да еще ветер разгулялся совсем не на шутку, и верхушки деревьев зашумели уже не умиротворенно, а тревожно и угрожающе.

– Стойте! – крикнула я Дьяченко. – Пожалуйста, подождите, нам надо поговорить!

Дьяченко на мгновение обернулся и вдруг побежал. Я побежала за ним, но он бежал все быстрее и

Вы читаете Щит и меч Венеры
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату