– Морским узлом, я тебе говорила, вяжи, а не бантиком! Кошелка глухая! Татаро-монгольская баба- яга!
– А я морским не умею! Я тебе что – капитанша дальнего плаванья, чтоб морские узлы вязать?! Я барышня хорошего воспитания, я бантиками всегда все завязываю! А ты чумичка в памперсоне вонючем! Морские узлы ей тут подавай! Упустила пацана на та-аком танке! А я... а ты...
Из подъезда жилого дома стали выбегать мамаши в халатиках, хватать своих малолетних детей и уносить домой. Из служебного входа во двор выскочила Анжела и с тревогой начала озирать окрестности. Бабки привычно и не зло переругивались на всю округу, не стесняясь в выражениях.
Я махнула Анжеле рукой и, огибая дом, побежала к тому месту, где меня в машине ждал Нарайян. Я бежала и чувствовала, что сил моих больше нет бегать сегодня на шпильках, что лицо горит, душа болит, а сердце ноет от неизвестности. А еще я подумала, что правильно сделала, что ушла с телевидения, положив конец популярному шоу «Девушки, на абордаж!». Концепция шоу была весьма спорная, о чем я всегда говорила начальству.
– Поехали! – сказала я Наре, ввалившись в машину. – Плохие новости.
Я вкратце рассказала о том, что мне удалось узнать про Лавочкина.
– Не такие уж и плохие, – не согласился Нара со мной. – Лавочкин, жив, здоров, процветает и, – что немаловажно, не очень-то и скрывается. Это довольно странно, если он причастен к ограблению банка.
В офисе царил идеальный порядок. От безжалостного разгрома и следа не осталось. Ковролин был чистый, мебель стояла на своих местах, цветок пересажен в новый горшок и водружен на подоконник, стены отмыты, оконные стекла сияли прозрачной, сверкающей чистотой. Вот только ни факса, ни ксерокса, ни компьютеров на столах еще не было – видимо, новую оргтехнику не успели подвезти.
Зато, у меня на столе в высокой красивой керамической вазе стоял огромный букет желтых роз. Неужели...
– Уютненько, – усмехнулся Нара и деликатно постучал в кабинет шефа.
– Зайдите! – раздался усталый голос Константина Жуля.
Жуль сидел за своим столом с мученическим выражением лица, а напротив него, в глубоком, кожаном кресле, предназначенном для клиентов, восседал Тимофей Педоренко. Сегодня он выглядел гораздо лучше: его не терзал насморк, а глаза не слезились. Шея не была обмотана нелепым шарфом, на руках не было жутких перчаток, а вместо прокурорского мундира на следователе была одета голубая рубашечка в веселенькую полосочку и синие, весьма новые джинсы, о чем свидетельствовала неоторванная магазинная этикетка, болтавшаяся на левом кармане. О напасти, преследовавшей прокурорского работника, напоминал только красный, шелушащийся кончик носа.
– Как хорошо, что вы пришли! – Педоренко молитвенно сложил ручки под подбородком. – А я вот решил не вызывать вас в прокуратуру. Неформальная обстановка больше располагает к доверительной беседе!
Жуль растянул губы в вымученной улыбке. Судя по его виду, «доверительная беседа» длилась давно, и никаких тенденций к ее завершению не намечалось.
– Присаживайтесь! – гостеприимно указал Педоренко на подоконник.
Мы с Нарой переглянулись и синхронно залезли на узкий приступок перед окном. Я с наслаждением скинула босоножки.
– А мы тут с Константином Эдуардовичем подробно восстанавливаем картину всего, что произошло пятнадцатого июня! Константин Эдуардович рассказал мне много чего интересного! Милда оказалась не Милдой! Юноша по фамилии Лавочкин после ограбления как в воду канул! Кстати, друзья мои, для полноты событий, хочу сообщить вам, что тело настоящего клоуна со следами огнестрельных ранений было обнаружено сегодня утром на берегу реки Радунки. По заявлению экспертов он был убит не менее трех суток назад, то есть на момент ограбления, клоун был уже мертв!
– Как тело?! – прошептала я. – Почему тело?!
– Так, милая барышня! Кстати, что такое у вас с лицом? В костер упали?
– Аллергия...
– У вас очень тяжелый случай, сочувствую! Советую попробовать дыхательную гимнастику, хотя ни черта она не помогает! Так вот, рыбаки, приехавшие утром на рыбалку, обнаружили тело, лицом лежащее в уже погасшем костре. Зрелище было ужасным, они сразу же вызвали милицию. От лица, конечно, ничего не осталось, но на человеке был клоунский наряд! Он был убит выстрелом в грудь и брошен лицом в тлеющие угли. Эксперты сказали, что выстрелы были произведены из того же оружия, из которого убили инкассатора и охранников банка. Никаких документов, денег и ценностей при трупе не обнаружено. Его личность пока не установлена. Это был мужчина лет шестидесяти, среднего роста, седой, с залысинами, впрочем, вот фотография с места происшествия... – Он выхватил из своего портфельчика фото и сунул мне под нос.
Я отвернулась и заревела. В голос, никого не стесняясь.
Жуль подскочил, отпихнул от меня руку следователя со страшным снимком и устало, раздраженно сказал:
– Ну, зачем вы так! Уберите немедленно.
Он обнял меня за плечи, притянул к себе и неловко погладил по голове:
– Ась, ну не плачь! Не плачь, пожалуйста! Ну, чего ты рыдаешь, будто этот клоун был твоим родственником?!
– Он был... больше, чем родственник! Бубон – это часть моей жизни, символ всего доброго, счастливого, вечного... Он символ моего детства и юности, олицетворение улицы, на которой я прожила почти всю свою жизнь!
– Так уж и символ, – усомнился Жуль и погладил меня по плечу. – Ты пойми, Ася, он был живой человек, со своими грешками, причудами, недостатками. Может, он был занудой, а может – жадиной или неряхой. И потом, ты ведь сама догадывалась, что его убили, ну догадывалась же! Никто не поверил, что это он грабил банк, поэтому было сразу понятно, что ряженого убили! Кстати, – обратился он к Педоренко, – повозку и коня так и не обнаружили?
– Пока нет, – вежливо сообщил Тимофей Федорович. – Ищем, и я думаю, скоро найдем. Повозка – это вам не ... – Он замялся, подыскивая определение.
– Вы сказали, – пробормотала я, утирая слезы, – что Бубон был в своем костюме. Скажите... а нос на нем был? Красный клоунский нос?
– Н-не знаю, вроде бы не было, – замялся следователь и предположил: – Может, нос сгорел? Ведь, скорее всего, он был из картона и...
– Вот, возьмите, – Нара вытащил из кармана пакет с носом и протянул его Педоренко. – Я думаю, это поможет следствию.
– Что это?! – в ужасе отшатнулся Тимофей Федорович от пакета.
– Нос. Ася утверждает, что это нос Бубона. Она нашла его в мусорном баке во внутреннем дворике Дворца Спорта.
Нара вкратце рассказал Педоренко, при каких обстоятельствах мы обнаружили нос.
– Очень, очень занимательная история получается! – воскликнул Тимофей Федорович и все же чихнул. И замер, ожидая аллергическую атаку, но не дождался и продолжил: – Значит, Лавочкин на бой не пришел! Очень интересное обстоятельство! Обязательно отработаю эту версию!
Я вопросительно переглянулась с Нарой, глазами спрашивая, рассказать ли следователю о том, что Лавочкин вдруг разбогател. Нара еле заметно пожал плечом, мол, – делай, как знаешь! – и я не стала ничего говорить. Хватит на Анжелкину голову неприятностей. Пусть этот Педоренко сам копает, сам расследует, анализирует, разыскивает и вынюхивает. На минуту у меня возник огромный соблазн рассказать, где прячется наш первый клиент, но я соблазну не поддалась. В конце концов, в злоключениях Яши, действительно, виновата я, поэтому напускать на него следствие несправедливо.
– Так, так, значит, вы не сидите, сложа руки, а проводите самостоятельное расследование? – весело спросил Педоренко.
– Не расследование, а восстановление доброго имени нашего агентства! – сказал резко Жуль, встал и вышел из кабинета. Не успел Педоренко и рта раскрыть, как шеф вернулся с вазой, в которой стояли
