Мне вдруг захотелось сделать ему больно. Залепить пощечину было бы глупо, поэтому я сказала:
– Не отвечает. Но ничего, мимо меня Жуль не пройдет. Все его вещи в моей квартире: костюмы, галстуки, портрет мамы и даже ручная змея.
Я увидела, что он побледнел под своим загаром, что профиль его заострился, и четче стала видна горбинка на носу, и желваки у виска дернулись, глаза прищурились, губы сжались.
Вот так-то, получите и распишитесь, Бубон Бубонович, Сергей Щит Дьяченко! Это вам не грушу по утрам молотить. Это вам тонкий психологический хук под дых. Настолько «тонкий», что мне даже стыдно стало. Я порылась в сумке и протянула ему свидетельство о смерти Якушева.
– Возьми. Мне кажется, что это должно храниться у тебя.
Дьяченко забрал свидетельство и упаковал его в поясную сумочку.
– Там была еще и кассета, но я оставила ее дома.
Он махнул рукой, и я поняла, что плевать ему на кассету.
– Корчагина обещали вернуть. Он старый, ему уход нужен, – тихо сказал Дьяченко, не глядя на меня.
– Это хорошо.
Повисла неловкая пауза. Пожалуй, я дура, что сказала ему про вещи Жуля, но ведь он сам говорил, что никаких прав у него на меня нет! Мы сидели, молчали, а Клара Сергеевна бросала на нас с лавочки любопытные взгляды.
– Ну что ж, пока! – вдруг усмехнулся Дьяченко. Он помахал мне рукой, вышел из машины и, наклонившись, сказал: – Хорошего тебе дня, Мисс Вселенная.
И мягко закрыл за собой дверь.
Забыв про голубей, соседка во все глаза уставилась на него. Щит поспешно нацепил темные очки и пошел прочь от дома.
Мне стало совсем скверно. Если честно, я рассчитывала, что Дьяченко начнет выяснять отношения, признаваться в любви, извиняться, каяться, строить совместные планы на день, а он... помахал рукой в дурацкой перчатке, и пожелал хорошего дня.
– Гад! – вслух сказала я. – Получил, что хотел и теперь стоит из себя супермена! Скотина.
Я перелезла за руль и едва успела завести машину, как зазвонил телефон.
– Жуль! – обрадовалась я. – Костя! – крикнула в трубку.
– Ася, – сказал голос Нары. – Не вздумай приезжать на работу.
– Это еще почему?
– Тут... митинг.
– Какой еще митинг?!
– В защиту морали, Ася! Около дома бродят злобного вида тетки и таскают плакат «Долой агентство „Алиби“ – рассадник зла и разврата!» Они орут: «Выгоним поганой метлой защитников супружеских измен!» Ася, они так враждебно настроены, что тебе лучше не появляться. Меня побили при попытке попасть в офис. Если бы не Чесалов, мне бы все ребра переломали! Я уже вызвал милицию, чтобы зафиксировать побои, но ты пока лучше не приезжай.
– Жуля освободили, – сказала я Наре. Известие о митинге раздраженных теток меня почему-то не впечатлило.
– Знаю, Ася. Он мне звонил.
– Тебе?! – Обида захлестнула меня с такой силой, что голос предательски задрожал.
Мне, значит, шмотки, портрет мамы и любимую змею, а первый звонок – Наре?!
– Да, Ась. Он сейчас у мамы. Отключил все телефоны и отмокает в ванной под шапкой пены. Говорит, что жутко провонял в каталажке. Про пожар я ему сообщил, но он, по-моему, даже не очень расстроился. Тюрьма, Аська, меняет приоритеты.
– Понятно.
Я выключила телефон, выжала сцепление и с визгом сорвалась с места, распугав всех голубей, которых кормила Клара Сергеевна.
Вывернув на Патриотическую, я поехала по правому ряду, не зная, что мне дальше делать. На работу нельзя – побьют. Домой не хочется – с тех пор, как там поселился, Яша, это вроде как и не мой дом вовсе. Жуль совсем не стремится увидеть, или хотя бы услышать меня в трудную минуту своей жизни. Мама и Нарайян ему куда ближе. Щит, он же Дьяченко, он же Бубон, он же звезда и надежда мирового кикбоксинга, даже и не думает сохнуть, страдать и сходить с ума обо мне. Всучил букетик, но, поняв, что на нежности меня не развести, благополучно свалил в своем малоизвестном, звездном направлении. Ну и ладно... Гад!
На Щита я была почему-то злее всего. На Щита и на бабку. Строила из себя леди, а сама... «Маты, маты, там такие удобные маты!» Тьфу!
Я на полную катушку включила радио, прибавила скорость и... увидела вдруг Дьяченко.
Он шел по тротуару пружинистой, легкой походкой и на его лице не было ни малейших следов душевных переживаний. Он выгодно отличался от других прохожих звериной грацией и хорошей осанкой. На нем были темные очки и, наверное, поэтому ему удавалось оставаться неузнанным.
Я сбавила скорость и... вдруг придумала, чем занять себя.
Буду следить за Дьяченко.
А что? Имею полное право.
Вдруг он чего-то не договаривает? Вдруг ведет двойную игру? Вдруг... имеет к ограблению самое непосредственное отношение?! Я слышала, спортсмены часто состоят в бандитских группировках.
От этих мыслей мурашки по спине побежали.
Я ехала за ним, поодаль и чуть сзади.
Дьяченко остановился у киоска, купил мороженое и пошел дальше, откусывая от пломбира большие куски. Ну что ж, тайна номер один раскрыта: без пяти минут чемпион – большой сладкоежка.
Щит прошел метров десять и опять встал, на этот раз у аптеки, возле сидевшего на крылечке одноногого Толи Журавля. Я так резко затормозила, что чуть не получила удар в зад от двадцать первой «Волги», ехавшей следом. Пока я в зеркало заднего вида читала по губам, что говорит обо мне водитель раритетного автомобиля, Щит успел ссыпать в коробку Журавля приличную пачку бумажных купюр и поздороваться с ним за ручку.
Тайна номер два! Толя Журавель, прекрасно знаком с Дьяченко и, скорее всего, знал, кто срывался под маской Бубона последние полтора года.
Как он мне тогда сказал? «Я скажу тебе, где он живет, но не за деньги, а потому, что Буб любит тебя и считает самой красивой девушкой в мире!»
Точно знал! И водил меня за нос.
Плохое настроение и головную боль как рукой сняло. Я почувствовала прилив сил и нечто похожее на вдохновение. Я даже не глянула в сторону офиса, возле которого, по словам Нарайяна, проходил несанкционированный митинг злобных тетушек.
Поболтав с Журавлем, Дьяченко махнул ему рукой и двинул дальше.
Судя по всему, он не очень-то торопился.
Судя по всему, он направлялся в сторону частного сектора, к дому Бубона.
Я свернула за ним и поехала по межквартальной, узкой дорожке. Оставаться незамеченной здесь было труднее, поэтому пришлось сбавить скорость, чтобы увеличить расстояние между Щитом и машиной. Зато я вдруг поняла и прочувствовала на собственной шкуре безрассудный азарт, охвативший Жуля, когда он преследовал черный джип, в котором сидела Самойленко.
Я не ошиблась, Дьяченко подошел к дому Бубона.
У калитки стояла машина – новенькая, блестящая, судя по всему, только что купленная «БМВ». Брякнула сигнализация, Щит похлопал машину по капоту, погладил по колесу и, судя по умильному выражению лица, сказал что-то ласковое. Я знаю, есть порода людей, которая относится к своим машинам, как к живым существам. Эти люди разговаривают со своими машинами, – здороваются, прощаются, делятся своими проблемами и даже ругаются с ними, когда те ломаются. Похоже, Щит принадлежал к этой
