– Ася-сю-сюся! – пулеметной очередью застрекотала она. – Скажи-ка ты этим гундосам погонистым, что мы тут шоу снимаем! Скажи, что я их специально на задержание развела, потому что влюбилась! В оба- два!
– Это ваша бабушка? – строго спросил меня молодой милиционер.
– Ее! – ответила за меня Хася.
– Нехорошо так, гражданочка, – укоризненно покачал головой другой милиционер, постарше. – Зачем посылаете пожилую старушку лук воровать?!
– Я не...
– Штраф тыща рублей! – рубанул воздух ладонью молодой.
– Ой, там лук-то, как у колибри яйца! Я думала, это кто-то перловку рассыпал, собирать стала, а тут эти солдаты Швейки, бравые как никогда!..
– Вот, возьмите, пожалуйста, – я протянула милиционерам две пятисотрублевые купюры. – Только не надо на бабушку протокол составлять!
– Нет, почему не надо? – вдруг ожила Хася. – Почему не надо-то? Хочу протокол на Маньку!
– Замолчи, – шикнула я на нее, – а то сейчас домой бегом побежишь, а Маня в твоем кресле лук повезет!
– Ой! – Хася закрыла руками рот. – Не хочу протокол на Маньку.
– Ну и ладненько, – повеселел молодой милиционер, и поделился со старшим товарищем пятисоткой. Они по-военному развернулись и, печатая шаг, пошли в шашлычную.
Я сделала очередную попытку сбежать, но Маня повисла у меня на руке:
– Минуточку! Хочешь лук по дешевке?
От такой наглости у меня перехватило дыхание. Я только что отдала свои деньги, чтобы отмазать ее от милиции, а она впаривает мне ворованный лук!
– Он же мелкий! – прищурилась я.
– Где мелкий? Где?! – Маня выхватила из сумки и сунула мне под нос огромное красное яблоко.
– Ах, ты еще и яблок наворовала?!
Хася выхватила яблоко из рук Мани, и с хрустом его надкусила.
– Хочу протокол на Маньку, – твердо заявила она и вдруг закричала: – Милиция! Инвалида русско- японской войны насилуют! Помогите!
Из шашлычной с шампурами в руках выскочили милиционеры и с добросовестной свирепостью начали озирать окрестности.
Маня швырнула сумку с продуктами на коленки к Хасе и, толкая впереди кресло, побежала через дорогу.
– Ну и дура же ты, Хасечка, русско-японская!
– От дуры слышу! Слышь, Манька, а ну к, тарань вон тот сиреневый джипчик, там такой водитель симпатичный сидит, на Тихонова похож! Манька-а, на абордаж!! Аська, снимай, дубля не будет!!
Визг тормозов слился с милицейским свистком. Я побежала к своей машине. Не успев отдышаться, я увидела, как темно-зеленый «БМВ» скрывается за поворотом. Забыв про бабушек, рисковавших погибнуть под колесами неизвестного джипа, я с пробуксовкой сорвалась с места и трижды нарушила правила, прежде чем снова увидела машину Дьяченко.
«БМВ» оказалась опять припаркована, на этот раз – возле офисного здания с высоким крыльцом.
Дьяченко посигналил два раза, и вниз по ступенькам сбежала высокая, белокурая девушка, такая тоненькая и миловидная, что у меня защемило сердце. Она хотела сесть к Дьяченко в машину, но он вышел ей навстречу.
Я зажмурилась, потому что она повисла у Щита на шее. Повисла, несмотря на свой офисный вид, несмотря на любопытных прохожих и на коллег, наверняка подсматривающих из окон.
Почему я зажмурилась, и отчего мне сердце словно кипятком обдало? Ведь, я точно так же не имела на Щита никаких прав, как и он на меня.
Я приоткрыла один глаз. Между ними происходило нечто неуловимое, страстное и очень интимное. Нет, они не целовались, но уж лучше бы целовались. Щит что-то шептал ей на ухо, а она, расцепив объятия, била его по плечам кулаками и что-то кричала, а потом снова сцепила на его шее руки и, прижавшись щекой к щеке, повисла на нем так, что ноги оторвались от асфальта.
Сил не было на это смотреть, но я понятия не имела – почему.
В отчаянии я нажала на сигнал так, что от меня шарахнулись проезжающие мимо машины. Щит хотел оглянуться на сумасшедший гудок, но девушка не дала ему это сделать; она липла к нему, демонстрируя всему миру свои исключительные права на Сергея Щита Дьяченко.
Какое мне было до этого дело?! Исключительно никакого, но я визжала автомобильным клаксоном то длинно, то прерывисто, то опять длинно, как пароход, отправляющийся в плавание.
В боковое стекло постучал полосатый жезл.
– Что за истерика, красавица? – миролюбиво спросил гаишник, когда я опустила стекло.
– Вон, видите, он с ней целуется! – едва сдерживая рвущуюся из горла истерику, я показала гаишнику на мешающую пешеходам парочку.
– Да?! – гаишник пристально на них посмотрел. – А по-моему, он пытается ее от себя отодрать, а она не дается.
– Целуются!! – я ударила кулаком по клаксону.
– Ну хочешь, я его оштрафую за неправильную парковку?
Кто сказал, что в гаишниках нет ничего человеческого?!
– Хочу! Очень хочу! А еще у него труп в багажнике, в бардачке наркота и оружие!
– Ну, насчет трупа, наркоты и оружия это ты сильно загнула, а вот за вольную парковочку я его, пожалуй...
Постукивая по руке жезлом, он направился к парочке, а я вдруг вспомнила, что у меня уже две недели, как не работал клаксон.
Может, машины и правда понимают хозяина?
Он уже третий час гонял меня по городу.
Мы побывали в редакции какой-то газеты, на телевидении, сорок минут я проторчала у ресторана, поджидая, пока Дьяченко поест, а потом он вдруг бросил машину возле центрального парка и почти час бродил по аллеям, разговаривая по мобильному телефону. Я отлично видела его через чугунный ажур ограждения и уже решила, что напрасно убила день, как увидела, что Щит сунул мобильник в карман и побежал к машине.
Куда это он так спешит? На очередное свидание с очередной блондинкой?
«Бээмвуха» рванула с места и развернулась через двойную полосу, развеяв мою уверенность в том, что Дьяченко не умеет нарушать правила.
На этот раз мне туго пришлось. Он подрезал, перестраивался из ряда в ряд, проскакивал на красный свет и даже не думал пропускать пешеходов на «зебрах».
Я вспотела, несмотря на кондиционированную прохладу в салоне. Моих водительских навыков не хватало и на половину тех трюков, которые он вытворял, но я старалась, я очень старалась. Я даже утратила осторожность и висела у него на хвосте. Я хотела знать, куда он торопится, хотя, по большому счету, была уверена, что он опаздывает на какую-нибудь фотосессию для глянцевого журнала. Но город вдруг остался позади, мы вылетели на Андреевское шоссе.
Сердце упало и сделало три перебоя: значит, я не ошиблась, значит, Щит причастен ко всей этой истории гораздо больше, чем мне рассказал.
Пришлось отпустить его далеко вперед, чтобы он не «срисовал» меня в зеркало заднего вида.
А я-то дура, почти поверила в его неземную любовь!
«Счастье – это мираж, Аська!»
Да что там – «почти», – поверила! Иначе бы не совершила глупого безрассудства на пыльных
