— С удовольствием возьму. В нашей библиотеке в Хоукфорте есть несколько старинных книг, я знаю, как с ними нужно обращаться.
— Ну, эта еще не очень старая, ей не более восьми веков. Если хочешь увидеть по-настоящему древние книги… вообще-то, это даже свитки… нужно забраться гораздо дальше.
— Да нет, не нужно. Я думаю, пока мне вполне хватит и этого, — указал он на книгу. — Может, в другой раз.
— Может быть, — сказала она, не желая думать о будущем. Значение имел лишь настоящий момент. В библиотеке было так тихо! Лампа отбрасывали тени, то скрывая, то освещая лицо Ройса. До ее сознания вдруг дошло, что они остались наедине. — Нужно идти, — тихо сказала Кассандра.
Он протянул руку и погладил ее по плечу:
— Почему?
— Потому что… тебе нужно отдохнуть перед Играми.
— Я хорошо отдохнул. Почему ты так нервничаешь?
— Я не нервничаю.
— Лишь мгновение назад у тебя комок стоял в горле… вот здесь.
Кончиком пальца он коснулся ее шеи, там, где пульсировала жилка. Дотронулся и не стал убирать руку.
— Не надо, — сказала она и хотела было отодвинуться, но почему-то не смогла.
Он сразу убрал руку.
— Ладно. Но ты не ответила на мой вопрос. В Лондоне, когда я тебя поцеловал, ты так не переживала.
— Нам не следовало этого делать.
— Но ты позволила мне.
— Я просто… потеряла голову.
— Потеряла голову?
— Ну да… Что, у тебя никогда не было подобных ощущений?
— Да, — сказал он очень нежно, — я знаю, о чем ты говоришь, знаю, как теряют голову. И именно так я сейчас себя чувствую.
Он наклонился к ней, медленно, как бы что-то обдумывая. Она понимала, что именно он собирается сделать, — и у нее все еще было время, чтобы остановить его.
Но руки ее безвольно опустились, и, казалось, она была просто не в состоянии пошевелиться… или даже вздохнуть… или сделать хоть что-то еще… могла только ждать, пока…
Прикосновение его губ лишило ее остатков самообладания. Она застонала и приникла к нему, принимая его жар… принимая, отбирая… и даря свой. Его прикосновение, вкус его губ заполнили ее целиком. Он прижался к ней грудью и бедрами, крепко обнял сильными руками, она чувствовала всю его мощь и силу, которых так жаждала, и поняла, что не может больше сопротивляться этому.
Но она должна! В уголке сознания, словно немеркнущий огонек, ни на секунду не оставляла ее мысль о том, что она не имеет права следовать велению сердца. Она должна была — вынуждена! — помнить, что долг превыше всего.
Что-то вдруг заныло в груди, где-то глубоко внутри разгоралось жидкое пламя, пульсировало согласно собственным законам, она была готова принять его. И было бы так просто…
Задыхаясь, Кассандра вырвалась из его объятий. Это причинило ей боль, пронзившую все тело. Она сдержала слезы, на секунду взглянула в его горящие глаза и прибегла к единственной своей защите, к правде.
— Я… — сказала она и услышала, как дрожит ее голос. — Я, — еще раз начала она, на этот раз тверже, — не имею права этого делать.
Она увидела в его глазах боль, отразившую ее собственную, и едва не кинулась к нему. Лишь огромным усилием воли она смогла подавить этот порыв.
Они стояли в круге света лампы, окруженные старинными книгами об истории страны, ради спасения которой она вскоре отдаст свою жизнь. Отдаст… скорее всего уже очень скоро. Видения были очень четкими. Как-то, каким-то образом ее смерть спасет Акору. Пусть так и будет. Никогда, даже на долю секунды, она не задумывалась о том, чтобы уклониться от исполнения своего долга. Но, видит Бог, соблазн поступить иначе был так близко — в этих золотых отблесках его глаз!
Поскольку у них была только одна лампа и она не могла оставить его в темноте, Кассандра ушла одна. Далеко впереди, там, где был стол библиотекаря, мерцал крохотный огонек. Не обращая внимания на слезы, обжигавшие лицо, она направилась туда.
Во время ужина Ройс все время молчал. Он отведал понемногу разных кушаний, выпил чуть-чуть превосходного вина, послушал разговоры — за столом собрались Атрей, Джоанна, другие члены семьи и друзья, — но сам практически ничего не говорил. Кассандры не было. Слуга передал, что она нездорова. Елена хотела пойти к ней, но она отказалась, сказав, что в этом нет необходимости.
Что, черт побери, было не так? Что могло помешать им проявить свои чувства?
Допустим, он и сам не мог разобраться в себе. Она связала его, свела с ума, обманула и просто- напросто сбила с толку.
А если это любовь — почему-то у него было странное ощущение, что это так, — Господи, помоги?
Позже, провожая Джоанну в ее комнату, он спросил:
— А что, Кассандра помолвлена?
Она резко остановилась и уставилась на него.
— Что? Ну конечно же, нет. Если бы она была помолвлена, я бы сразу же тебе сказала, или Алекс, или Атрей обязательно бы об этом упомянули. Мы бы не стали оставлять тебя в неведении.
— Это еще почему?
Сестра притворилась смущенной:
— Вообще-то ни для кого не секрет, что вас друг к другу тянет.
— А я-то думал, мы это хорошо скрываем, — сухо сказал Ройс.
— Боюсь, что нет, — с улыбкой ответила Джоанна. — А почему ты спросил, помолвлена ли Кассандра?
Да потому что она явно подавляет влечение к нему, потому что верность другому мужчине была бы менее болезненной, чем вероятность того, что она просто считает подобные чувства недостойными принцессы Акоры. Конечно, ненамного менее болезненной, но, цепляясь за соломинку, ему особо не из чего выбирать.
Но об этом он промолчал.
— Да никаких особых причин нет. Уже поздно. Хочу завтра показать себя с хорошей стороны, а потому лучше пойду лягу.
Прекрасно осознавая, что сестру вовсе не удовлетворили его слова, он ретировался, прежде чем она смогла задать еще какой-нибудь вопрос, на который он не хотел отвечать.
Она избежала ужина, но пропускать Игры было нельзя, да ей и не хотелось так поступать. Проворочавшись всю ночь без сна, то коря себя за чувства к Ройсу, то мечтая о нем, она страстно хотела развеяться.
Кроме того, там будет Ройс.
Издав усталый стон, Кассандра выбралась из постели, дошла до ванной комнаты и там стояла под душем до тех пор, пока призраки прошлой ночи не исчезли, пусть и на время.
Сквозь высокие окна своей спальни она слышала шум толпы, собиравшейся на Игры. Великолепие самой жизни окружало ее, такое привычное, такое милое сердцу. Желание окунуться в нее, пока не поздно, было слишком сильным. Она второпях оделась и вышла из комнаты, сбежала по ступенькам во двор, как она привыкла делать с тех пор когда была маленькой девочкой. Иногда она так быстро скакала со ступеньки на ступеньку, что поскальзывалась и обдирала коленки. Кассандра и не подозревала, что и сейчас появилась внизу раскрасневшаяся, запыхавшаяся и растрепанная, но, к счастью, все были слишком ошеломлены, чтобы обращать на это внимание.
Огромный внутренний двор в центре дворца был заполнен желтыми плакатами. Некоторые свисали со стен, другие были укреплены на земле, и на всех было только одно слово: ГЕЛИОС.
