Рэндалл увернул воду в кране.
— И?
Нарушив данное себе обещание, Флоримел посмотрела на него.
— Ну, я еще сделала пару намеков…
— Намеков?
— Ну да, ты же понимаешь, — сказала она быстро, отводя глаза. — Насчет развода.
— Да?
Что-то в голосе Рэндалла заставило Флоримел снова взглянуть на него. И она поразилась, каким неподвижным стало его лицо.
— Просто представился удобный случай. Я говорила с мамой, и… — Флоримел уверяла себя, что у нее нет никакого повода чувствовать себя виноватой.
Она сняла платье с доски и повесила его на обтянутую шелком вешалку.
— Так, значит, ты сказала матери, что у нас будет ребенок, а затем добавила, что мы собираемся разойтись?
— Да нет же, — произнесла Флоримел, защищаясь. Ну как же обойтись без развода? — Я же говорю, что просто намекнула, что у нас не все гладко, вот и все. — Она поправила платье на вешалке и застегнула молнию. — Уверена, об этом уже знает благодаря Синди вся семья.
— Тогда кое-что становится понятным, — сказал Рэндалл, помедлив мгновение.
— Что именно?
Рэндалл снова посмотрел на свое отражение в зеркале.
— Слова твоего отца.
— Моего отца? — Флоримел повесила платье рядом с таким же шелковым черным жакетом. — И что же он сказал?
— Велел не все принимать близко к сердцу. — Рэндалл повернулся к зеркалу другой стороной лица и начал брить вторую щеку. — Сказал, что у женщин в положении несколько портится характер.
— Портится характер? — Флоримел протянула руку за стоящими в шкафу туфлями, но застыла на месте. — Мой отец так сказал?
Рэндалл осторожно двигал нижней губой, выбривая подбородок.
— Вообще-то, если честно, твой отец сказал, что женщины становятся очень вспыльчивы.
— Вспыльчивы, — пробормотала Флоримел, хватая черные туфли на шпильках и насаживая их на ноги.
Потом она направилась к ванной. Черные колготки и туфли на высоких каблуках выглядели весьма странно в сочетании со старым коричневым платьем. Она осторожно обошла Рэндалла, мысленно сказав себе, что кожа — это всего лишь кожа и что мимолетное прикосновение ничего не значит.
— И если я… — Флоримел сделала паузу и посмотрела на Рэндалла в зеркало, — вспыльчива, так это только потому, что мужчины постоянно отпускают глупые замечания.
Темные глаза Рэндалла нашли ее глаза в зеркале.
— Ты немножко раздражена, да? — Он сделал паузу, чтобы ополоснуть бритву. — И обрати внимание, я не сказал, что ты вспылила.
— Если я и в самом деле несколько раздражена, так это не без причины, — настойчиво продолжала Флоримел, по-прежнему чувствуя себя виноватой. — Меня надоело служить единственной темой для разговоров.
Рэндалл снял с шеи полотенце и вытер остатки крема с лица.
— Нельзя же винить родных, что они радуются за тебя. Ребенок — это большое событие. А еще их волнует твое будущее. Сама дала им понять, что у нас не все ладно.
— Не защищай их! — отрезала Флоримел, расстегивая косметичку и доставая тушь для ресниц. — Вообще, все это называется «лезть в чужие дела». Почему бы людям не заниматься своими?
— Они — твоя семья. Возможно, они считают, что твои проблемы — это их дело.
Флоримел лихорадочно водила по ресницам щеточкой.
— Да уж! Особенно Синди!
— Ну, не уверен, что занес бы кузину Синди в ту же графу, что и остальных твоих родичей.
— Да? — Флоримел швырнула тушь обратно в косметичку и взяла расческу. — И в какую графу ты бы ее занес?
Рэндалл повесил полотенце на сушилку и вышел из ванной.
— Во всяком случае, не в ту, что твоих родителей и брата.
Флоримел посмотрела ему вслед и так энергично стала расчесывать волосы, что на глаза у нее навернулись слезы.
— Я знаю, куда бы ты не прочь ее занести.
Рэндалл повесил серый твидовый пиджак рядом с ее платьем.
— Правда?
— Да ладно, Рэнди, — воскликнула Флоримел, швыряя расческу в сумочку и тоже выходя из ванной. — Ты же понимаешь, что она делает!
— Что я понимаю? — поинтересовался Рэндалл.
— Перестань притворяться! — фыркнула Флоримел, расстегивая карман своего чемодана и доставая небольшой плоский футляр, обтянутый бархатом. — Она же увивается вокруг тебя с момента нашего приезда!
Рэндалл вынул из сумки угольно-черные брюки.
— И дальше что?
— Не говори мне, что ничего не понимаешь.
Он остановился и покачал головой.
— О чем ты?
Флоримел открыла футляр и достала из него жемчужное ожерелье.
— Мы говорим о тебе и о Синди.
Рэндалл снова покачал головой.
— Нет, это ты говоришь о Синди. Я говорил о том, что твои родные заботятся о тебе.
Флоримел почувствовала, как ей в лицо бросилась краска. Они не женаты, но, кажется, она говорит с Рэндаллом как ревнивая жена.
— Не оставить ли нам эту тему? Если мы не поторопимся, то опоздаем к обеду.
— Как скажешь, — отозвался Рэндалл, вынимая черную водолазку и натягивая ее через голову. — Извини, если я сказал что-то не то.
— Это не ты, — со вздохом признала Флоримел, надевая ожерелье. — Извини, я, кажется, несколько… нервная сегодня.
— Ну вот, опять извиняешься, — сказал Рэндалл, поправляя высокий ворот. Поглядев в ее сторону, он увидел, что Флоримел пытается застегнуть ожерелье. — Давай помогу.
— Спасибо, — отозвалась она и подняла волосы, чтобы Рэндалл мог застегнуть ожерелье. — И мне жаль, что я… Короче, неделю легкой не назовешь.
— И как сказал твоей отец, женщины в положении…
Флоримел обернулась и бросила на Рэндалла предостерегающий взгляд.
— Осторожнее. Не думаю, что нам стоит начинать все сначала.
— Твой отец сказал, — быстро продолжил Рэндалл, — что женщины в положении весьма эмоциональны.
— А не «вспыльчивы»?
Рэндалл чуть склонил голову.
— Я хотел быть дипломатичным.
Флоримел издала смешок.
— Ты быстро учишься.
— Он сказал, что твоя мать была весьма эмоциональна, когда носила тебя и Джефри. — Рэндалл наконец пропустил золотой крючочек в ушко застежки. — А ты очень похожа на твою мать.
Почему-то эти слова подействовали на Флоримел так, будто ей в лицо выплеснули ледяной водой. Она
