Женского рода

— Так мы идем, мадам?!

Всю дорогу они обменивались междометиями, не пы­таясь донести друг для друга никакого особого смысла: «Ого, мадам…» — Рэй одобрительно косилась на грудь не­знакомки. «Хи-хи!» — отвечала та в ответ, строя глазки и решаясь на вопрос; «А ты это… да?» Поймав взгляд блон­динки на широком кольце вокруг большого пальца, Рэй с уважением кивнула: «Ну да, pink, «тема»… Даже хуже!» Женщина удивленно мотала головой и заливалась смехом. Днем раньше или днем позже Рэй не простила бы ей этот смех, но сейчас, в момент торжественного возрождения своей философии пофигизма, Рэй отрывисто хохотала в ответ — прохожие оглядывались, и она вспомнила, что, слыша ее смех, Кирш обычно восклицала; «Инферно! Мефисто!»

Рэй проводила свою случайную спутницу до самого подъезда и, сунув мимо кармана ее блестящую визитку, отправилась на «Пушку», купив по дороге маленькую книжку в мягком переплете, а газету с объявлениями сунув в урну.

В метро Рэй уселась, расставив ноги, и, раскрыв книгу, исподлобья посмотрела на девушку, сидящую напротив. Если бы однажды Кирш не обратила ее внимание на то, как бучи читают книги, Рэй иногда сомневалась бы, при­числяя тот или иной персонаж к «теме», но это был безо­шибочный метод определения девочки-мальчика-девочки, которая по ночам ласкает отнюдь не мужское тело… Руки Рэй посмотрела на руки незнакомого буча и усмехнулась, погрузившись в собственное чтение, так же, с нажимом прихватив книжку большими пальцами рук. Девушка напротив — лет двадцати, тридцати — не понять: маленько­го роста, с хрупким овалом лица и хмурыми бровями под темной гладкой стрижкой — сидела, втянув тонкую шею в грубый воротник короткого мужского полупальто. Она опиралась руками на широко расставленные колени и низ­ко склонялась над книгой, вцепившись в нее согнутыми пальцами — так, чтобы скрыть от посторонних глаз их предательскую тонкость, такую же слишком женскую, как узкие запястья, старательно упрятанные в просторные длинные рукава.

Рэй снова покосилась на девушку напротив: когда той пришла пора перевернуть страницу, она сделала это так, как делали все бучи: не отвернув ее сверху с помощью ука­зательного пальца, а сдвинув снизу нажимом большого — опять-таки не выдавая своих рук, Рэй усмехнулась: она делала так же, хотя ей повезло больше, чем этому хрупко­му созданию — Рэй от природы досталась широкая кость.

Несколько вечеров подряд Рэй приезжала в переход на «Пушкинской», будто заново вглядываясь в лица «тема­тической» тусовки: бучи раздражали ее, клавы казались потасканными и недостойными ее внимания… Если бы рядом была Кирш, они на пару выпили бы пива, Кирш цыкнула бы; «Опомнись, одни бэ!» — и увела бы Рэй под локоть прочь; но Рэй была одна, поэтому она пила водку, отпихивала от себя назойливых худосочных бучей, наби­вающихся в компанию, и уходила домой в сопровожде­нии малоприятных ей поутру созданий с клочковатыми прическами неестественных оттенков. Первые два вечера отец пытался сопротивляться, начинал ворчать, едва зас­лышав из своей комнаты посторонние голоса, тогда Рэй молча подходила к его двери и закрывала се, с силой уда­рив по ней ногой — так, что та едва не слетала с петель.

В субботу Рэй впервые после больницы появилась в «Перчатке».

Жизнь в таких клубах не имеет обыкновения меняться: если приглядеться, изменяются только лица, но не их вы­ражения, не прически, не одежда, не позы, не жесты, не отношения. Когда Рэй подошла к стойке бара, по дороге взглядом зацепив несколько выжидающих взглядов под короткими челками и танцующие бедра с кокетливо при­спущенными джинсами, она забыла, что долгое время не была в этих стенах. Это ощущение закрепило хрустящее рукопожатие Кот и слюнявое лобзание Феклы, от которо­го Рэй, матерясь, брезгливо увернулась. Эти тут же подня­лись на танцпол, а Рэй, прислонившись к стойке спиной, проводила их сморщенной гримасой. Ей казалось неспра­ведливым, что в грязном переходе, где собирался всякий сброд, она часто встречала милую девушку Аду с неизмен­ным аккуратным хвостом на затылке, мелькавшую там в своей белой курточке как светлячок — и все в ожидании этого сутулого долговязого существа, а оно — Кот — от­давало предпочтение этому бесформенному персонажу с вечно грязной красной головой. Это раздражало Рэй, но казалось удивительным: такие, как Фекла, были в этом мире удобными, беспроблемными спутниками ленивого самолюбия: рядом с ними невозможно чувствовать стес­нения, нет нужды что-то менять в себе, зато можно постоянно считывать в их взглядах жгучую, ревностную потреб­ ность в своей персоне. Рэй отвернулась от танцпола и со­бралась было заказать бармену водку, но икнувшее рядом существо отвлекло ее внимание.

Когда сидящая рядом девушка — впрочем, «девушкой» назвать ее было так же трудно, как и Рэй, — она была та­кой же широкой кости, когда она, глядя куда-то в пустоту перед собой, потерла скулу коротким пальцем с малень­ким некрасивым ногтем, Рэй решила, что встретила двой­ника, и рассмеялась.

Здесь, в царстве больного самолюбия, можно было оби­деть даже неосторожной улыбкой, не то что рассмеявшись в лицо, и девушка с силой ухватила Рэй за рукав, требова­тельно заглядывая в глаза. Рэй сжала незнакомке запяс­тье, поняла, что встретилась с куда более сильным, но пья­ным противником, и рассмеялась еще громче. Девушка отвела мутный взгляд и постучала ладонью по стойке:

— Два!

— Чего именно «два»? — не понял бармен.

— Два пива! — ответила за соседку Рэй и отвернулась от нее, выглядывая среди вновь пришедших кого-нибудь достойного ее внимания.

— Ищешь кого-то? — Перед лицом Рэй снова возник­ли мутные глаза.

— Ага, сексоточку какую-нибудь…

Девушка с пониманием кивнула и протянула руку:

— Я Пуля.

Рэй, не глядя, пожала ей руку:

— Рэй.

То, что в ту ночь они оказались в одной постели, было потом непонятно обеим: Рэй, потому что на ночь она при­глашала девочек совсем другого вида, Пуле — потому что еще несколько дней назад ей казалось невозможным лечь в постель с какой-то женщиной, кроме Галины, с кем угод­но, кроме нее. Но уже был Поль — все равно что женщина и теперь — эта коренастая, похожая на нее саму Рэй в се­мейных трусах. Утром они лежали на раздвинутом диване как два друга: каждый на своей половинке и, глядя не друг на друга, а на потолок.

— Тебе на работу-то не надо? — спросила Пуля, думая о том, что еще одну ночь посчастливилось провести не на вокзале: возвращаться в спортивный клуб после скандаль­ного исчезновения по одному движению Галининого паль­чика — по сути, после побега — было невозможно.

Рэй лежала поверх смятого пледа в спортивном топи­ке и широких трусах, Пуля — в футболке и плавках. Рэй озадаченно почесала живот и, случайно соприкоснувшись с Пулей локтями, резко отдернула руку. Пуля, не обратив внимания на этот жест, закрыла глаза и вспомнила утро, начинавшееся с полупрозрачных всполохов темно-бордо­вого пеньюара в зашторенной спальне…

Рэй потерла лоб:

— Слушай, это… у нас что-то было?

Пуля открыла глаза:

— В пять утра пошли на кухню пить чай, разбудили отца твоего, подрались с ним и заснули.

— Это-то понятно. — Рэй снова потерла лоб. — А до этого-то ничего же не было?.. У меня бывают провалы…

Рэй затаила дыхание и с опаской ждала, что девушка рядом ответит так же, как однажды после очередной пьян­ки пошутила Кирш: «Ничего особенного не было, доро­гая: две голые девушки и одна у другой между ног!» После этого Кирш пнула Рэй в бок и повернулась к ней спиной, продолжая спать. Больше Рэй не задавала ей глупых воп­росов и уяснила, что отсутствие секса между ними — не явление амнезии, а факт— причем, скорей, приятный. Пуля не была ей ни другом, ни приятелем, она была ее отражением в зеркале, куда более юной, но копией, и иметь с ней какие-то отношения кроме разговоров казалось Рэй идеей еще более кощунственной, чем постель с другом,

Но Пуля молчала; она помнила: две девушки в майках и немного орального секса.

— Ну?! — Рэй забеспокоилась,

— Да не было ничего, не бери в голову.

Они помолчали с минуту и повернулись друг к другу. Пуля хотела что-то сказать, и Рэй услышала, как