в котле.
Картины эти оказались необычно стойкими, чтобы от них избавиться приходилось моргать и настойчиво трясти головой, но это помогало плохо.
'А вот задумайся сейчас: была бы возможность что-то изменить, где-то в прошлом свернуть в сторону, не придти к этому вот финишу. Свернул бы?.. Нет, не вывернулся бы, — решил он, — к лучшему не пришел. Никак бы не удалось. Ни там ни здесь, ни тогда ни сейчас. Разве что добился возможности быть повешенным дважды, как капитан Кидд.'
Опять слышно как в глубине коридоров идет вечерняя поверка, старший смены читает список:
'Дурищев?.. Дурищев где? — В наряде он. — Кислотный? — Здесь. — Куда ты денешься с подводной лодки.' Древняя, сто раз использованная, шутка, но матросы охотно гогочут.
И совсем рядом, по ту сторону двери, послышалось:
— Ну что он там? — Тоже знакомый голос. Это Дурищев и есть — неуловимо женская фамилия.
— Живой. Бормочет что-то.
Значит, Мамонт опять говорил сам с собой.
— Что ему сделается, жрет да срет. Хлеб на говно переводит, — В дверном замке заелозил ключ. — Эй ты, на самом деле живой?.. Давай к Подсвешникову его.
Мамонт открыл железную дверь в том же тупике. Капитан спал, положив голову на стол.
— А как?.. — оглянулся Мамонт на матросов.
— Проснется. Жди.
Мамонт присел по другую сторону стола. Каюта была заполнена густыми алкогольными испарениями.
'Так и сам забалдеешь, сюда бы закуски еще'. На глаза давил, ставший непривычным, яркий свет.
Оказывается, капитан уже очнулся, лежа щекой на столе, молча моргал, открыв глаза.
— Ну что, гражданин Мамонт? — наконец заговорил он. — Сейчас звонили про тебя. Велели тебя трясти, американские секреты вытряхивать.
Капитан выпрямился, сидел в кителе, наброшенном на тельняшку.
— Я американец теперь, — произнес Мамонт. — Так что интересных показаний от меня не жди. — Капитан молчал. — Я убеждениями не торгую, вредно это, — добавил Мамонт.
Капитан почему-то по-прежнему ничего не говорил. Потом достал из открытого сейфа полный доверху стакан, медленно выпил.
— Никогда бы не поверил, что есть земля, где непочатые бутылки просто так, целыми, валяются, — наконец сказал он. — Даже зауважал вас после этого. Действительно, — райский остров. Бананы-ананасы. Жри сколько хочешь, из кокосовых орехов пей.
'Сомневаюсь, чтоб ты стал пить 'из кокосовых орехов', — подумал Мамонт.
— Американец, он ведь как, — сказал он вслух, — все на расчет хочет взять. А война — это тоже драка, только побольше. Тут без нахрапа не обойтись.
Капитан не обратил внимания на слова Мамонта, отклонив его голову длинный рукой, он крикнул в открытую дверь.
— Дневальный! Эй, Дурищев! — заорал капитан.
Никто не показывался и не отзывался.
— Бандиты, — проворчал он. — Брагу где-то на берегу ставят. Не поверишь, уже и баб на судно таскали.
— Ну, почему не поверю, — Мамонт неопределенно пожал плечами.
Капитан достал из-под стола початую бутылку:
— Выхожу на берег, а бутылки, как камни, из песка лезут. Как во сне. Сначала вашу водку пить боялся, так и хранил зря. Думал, точно отравленная- специально для нас. У нас выпивку на улице не бросают. А попробовал- настоящая. С тех пор и пью.
— Это не водка, — произнес Мамонт. — Это 'Тодди', пальмовое, — помолчав, добавил. — Конечно, — это тонкость для вас. Был уже прецедент в истории: французов в оккупированной Москве споили. У меня вот так успешно не вышло. ('Споишь такого как ты!') А сам Наполеон водку не пил. Хитрый был. Поэтому и убежать сумел.
Как ни странно, капитан не прерывал этот его бред.
'Вышестоящим, вылезшим наверх, серьезность заменяет ум, — подумал Мамонт. — Это во многих вызывает уважение, а юмор, и даже самый умный, — неуважение и презрение.'
— Ох и вдарило в голову этим твоим 'Тодди', — медленно произнес капитан. — Сколько ни пытался слушать тебя — сплошь бред несешь. Да, не слишком ты умен, — Казалось, что он прочел мысли Мамонта. — Видимо, изменять Родине — не слишком мудреная вещь. Слова смысл должны иметь, а не только интонацию твою глумливую. С дома звонят — работать с тобой! А какая, на хрен, работа, если гадов, подельников твоих, уже амнистировали. Может и обратно интернировать будут, насчет тебя переговоры идут. Такие большие люди из-за тебя должны головы ломать. Не хотел тебя радовать, а вот приходится. Да такому якорь на шею и за борт.
Капитан до самой макушки долил стакан. — Алкоголизмом страдаю, — неожиданно пояснил он. — Не смотри- выпить не дам.
'Это что, новый вид пытки?' — Кажется, Мамонт собрался что-то сказать, но забыл что, помнил только, что хотел возразить.
— Ладно, пуганы мы уже, и сажены, и резаны, — пробормотал он. — Как говорил один мой подельник.
— Американцы для тебя особого помилования добиваются, — капитан говорил все громче. — Но этого заслужить ты у меня должен. Я еще должен подумать, от меня многое зависит. Думаешь, Колька Подсвешников — просто болван? — Капитан высокомерно вздернул голову. Он напрасно пытался сфокусировать взгляд на Мамонте: глаза у него, как у зайца, смотрели в разные стороны. — Может еще и героя дадут. Задание секретное, выполнено как надо.
— Слушай, Колька, может я пошел? — осторожно предложил Мамонт. — В какую-нибудь камеру вашу.
— Сидеть! — преувеличенно грозно рявкнул капитан и даже дернулся в сторону полуоткрытой двери, будто собираясь удержать Мамонта.
— Дневальный! — опять дико заорал он. — Дневальный проводит. Ладно, сиди пока, — Капитан встал и, оттолкнув Мамонта, выбрался в коридор.
Его вопли, затихая, исчезли в глубине судна. Оказалось, надолго. Вокруг было тихо и пусто, будто почему-то на корабле никого не осталось. В клетке что-то с хрустом грыз попугай.
'Матросская тишина', — пробормотал Мамонт что-то непонятное самому себе. Взгляд притягивала картонная папка на столе. Оказывается, он совсем не забыл, и так сильно не забыл! эту папку 'Дело', каждое жирное пятно, этот как будто неповторимый особый цвет. Где-то в глубине памяти зачем-то хранился ее облик, знакомый со времени, когда он получил первый срок за бродяжничество. Пятен, впрочем, прибавилось, появились еще и кляксы попугаичьего говна. Внутри — несколько побуревших листов, глубже — какое-то прибавление. Мамонта остановили какие-то фотографии среди этих бумаг. Тамайа в американской морской форме, стоящий у старинного морского штурмовика 'Корсар',только сейчас, глядя на фотографию, понятно, что Тамайа гораздо старше, чем до сих пор казалось. Почему-то Мамонт почти не удивился:
'Оказывается, ты, хитрый канак, покорял демонов и побольше.'
Другие фотографии. Кент — еще подростком. Неузнаваемо молодой Демьяныч в форме рядом с каким-то старшиной. Какой запас жизни в его глазах на этом снимке. Пенелоп, на увеличенной фотографии 'с уголком'. 'Люди позади',как выражался когда-то Тамайа.
Оказалось, под столом — много бутылок, пустых и полупустых. Там же — стоптанные туфли с рванными стельками. Кажется, капитан ушел куда-то босиком. Мамонт выбрал бутылку, надолго присосался. Бросил пустую к остальным, сидел.
Наконец, послышались шаги, в каюту заскочил какой-то маленький ушастый матрос.
— Осталось? — спросил он знакомым голосом.
