Наверное, она испугалась и поэтому приготовила мясо!
– Так, вечер пантомимы окончен, пошли жрать! У нас сегодня пир! – сказал Вадик.
– Ура! – закричали мы и, с улюлюканьем похватав запасы, побежали в наш барак.
– Извините, – сказала Пирет Наталья Ивановна и побежала следом, чтобы не отстать.
Пирет стояла столбом и с ужасом смотрела на разгромленную столовую.
Пир был отменный. Мы наелись так, что дышать не могли. Впервые за все время. Мы пели песни под гитару, танцевали под магнитофон и решили завтра не ходить на завтрак, потому что еды оставалось «во!», по самую шейку.
На следующее утро Наталья Ивановна, бледная и измученная, трясущимися руками набирала телефон ближайшей больницы. С пяти утра все тридцать человек стояли, сидели или лежали в очереди к двум туалетам. Некоторых рвало в те же тазики, где замачивались трусы и варилась капуста. Наталья Ивановна раздала все запасы активированного угля, но лучше не становилось. Дети лежали вповалку. Запах в бараке стоял чудовищный.
Нас увозили в больницу пачками – «Скорой» пришлось сделать несколько рейсов, чтобы загрузить всех. Мы дружно отравились.
Наталья Ивановна, как капитан корабля, отказывалась ехать в больницу, собираясь умереть в нашем бараке, но ее тоже кое-как запихнули в машину и увезли. На хозяйстве оставили Вадика – единственного из всех, кто не отравился.
– Это потому что вы не пили, а я пил, спирт все дезинфицирует, – объяснял всем Вадик.
– Я тоже пила, – сказала Наталья Ивановна перед очередным приступом рвоты.
– Значит, мало, – убежденно отозвался Вадик.
В больнице было хорошо. Нас там кормили три раза в день. Только на еду мы смотреть не могли. А тех, кто через силу пытался поесть «про запас», опять скручивало диареей.
Постепенно нас одним за другим выпустили, прописав покой и диету. Хуже всего было Пирет, которую обязали носить нам еду из столовой прямо в барак, причем строго по диете – кашки, пюрешки, супчики- бульончики, никакого ревеня.
Пока мы лежали в больнице, начали приходить посылки от родителей, которые Вадик получал на почте и расставлял на тумбочках. Вадик даже отбивал телеграммы одинакового содержания: «Уважаемые родители. Посылку получил (а). Спасибо. Я в больнице. Состояние стабильное». Но после больницы и неожиданного, хоть и недолгого полноценного питания, которым обеспечивала нас Пирет, вожделенные шпроты, тушенка, вареная сгущенка в жестяных банках, конфеты и сервелат оставались нетронутыми.
Нет, хуже всего было нашим родителям, которые пили валокордин после получения телеграмм от Вадика, потому что уловить смысл в таком полуофициальном сообщении было невозможно. Связь с детьми отсутствовала. Телефона в бараке не было. Наталья Ивановна раз в неделю ходила на переговорный пункт и заказывала разговор с Москвой, с директором школы, но связь с ней по уважительным причинам – запой, а потом больница – тоже прервалась. Так что директор школы, к которой вломились очумевшие родители, тоже ничего не знала.
Там же, в кабинете директора, когда родители потрясали телеграммами, выяснилось, что текст в них один и тот же. Соответственно, все пришли к выводу, что писал один человек. Зачем? Почему? Мамы рыдали, папы мерили кабинет шагами и потрясали кулаками. Директор школы тоже хлестала валокордин, но не знала, кому звонить.
– Надо ехать, – сказала моя мама.
– Куда? – ахнули родители.
– Туда!
Родители загалдели, зашумели и накинулись на маму.
– А с чего вы взяли, что я поеду? – начала отбрыкиваться она. – Я в принципе идею подала. У меня работа. Я не могу.
– Вы же юрист, кому еще ехать, как не вам? – сказала директриса.
Родители опять загалдели – конечно, надо ехать непременно юристу, который быстро разберется в ситуации и призовет всех к ответственности по закону.
– Ладно, – согласилась мама.
Домой разошлись уже за полночь. Кто-то сбегал за вином, кто-то достал шоколадку. Разрабатывали план действий. Мама выступала в роли судьи.
– А может, их захватили в плен? – спрашивала одна родительница.
– А может, над ними издевались, и поэтому они в больницу попали? – плакала другая.
– А что значит – «состояние стабильное»? – спрашивала чья-то бабушка. – Значит, до этого было нестабильное?
– А почему они
Ответов на эти вопросы не было.
Пока мама доставала билеты, пока добиралась, наша жизнь в лагере шла своим чередом. Нас освободили от работы, мы быстро шли на поправку, и разморенные бездельем молодые организмы требовали еды и развлечений – много еды и много развлечений.
Каждый вечер мы готовили «посылочный» ужин: выставляли на общий стол посылки и пытались составить меню. Вареная сгущенка – это обязательно. Мы еще придирались. Вот мама Ленки Осиповой варила сгущенку лучше всех: она получалась «правильной» – не темно-коричневой, а нежного цвета молочного шоколада. Вкуснотища. Тушенку самую вкусную, свиную, прислала мама Лариски Абросимовой. А моя мама отличилась конфетами с ликером, которые мне есть запретили по причине несовершеннолетия, но именно они были лучшей закусью для Вадика и Натальи Ивановны.
Хлеб мы воровали у Пирет, хотя воровать не было необходимости – она молча выставляла поднос с нарезанным батоном и скрывалась в подсобке. Но почему-то мы не могли взять хлеб просто так, а хватали тайком и распихивали по карманам. Пирет считала, что воровские замашки заложены в нас на генном уровне, хотя что она себе думала, никто не знал.
За ту неделю, что мы бездельничали, Вадик устроил День Нептуна и окунул пьяную Наталью Ивановну, которая была русалкой, в бочку с водой. То есть он хотел ее туда посадить, но Наталья Ивановна добровольно нырнула в бочку с головой и долго не выныривала, пока Вадик не вытащил ее за волосы. Видимо, Наталья Ивановна решила утопиться.
Девочки на заднем дворе барака устроили огород – копали грядки, сажали какие-то отростки и маниакально их поливали в надежде на скорый урожай. Мальчики ходили за два километра в соседнюю деревеньку и приносили фрукты – воровали яблоки и сливы. А в один из дней мы пошли в лес за грибами и набрали несколько ведер, после чего ворвались на кухню Пирет, прогнали ее и сами пожарили грибы. Странно, но никто не отравился, а, наоборот, было очень вкусно.
Мама появилась в дверях барака как раз в тот момент, когда в тазу варилась цветная капуста, на столе лежала сушеная вобла из чьей-то посылки, Вадик орудовал открывалкой над банкой сгущенки, а слегка нетрезвая Наталья Ивановна терла на терке овощной салатик. На столе стояли две бутылки «Вана Таллина», из магнитофона орало «Бона сера, синьорита, синьорита чао-чао». Было прохладно, как всегда по вечерам. Поскольку в бараке не топили, мы привычно ходили в двух штанах, двух свитерах, надетых один на другой, и почесывались, поскольку банный день – в летнем душе была только ледяная вода – был только раз в неделю, как раз завтра.
– … – сказала мама, уронив на пол сумку.
Надо сказать, что она женщина крепкая и выдержанная, ее мало чем можно удивить в жизни, но тут даже ей поплохело.
– Здрасьте, – вежливо поприветствовала незнакомку Наталья Ивановна.
– Пить будете? – спросил Вадик, давно взявший на себя роль главы большого, из тридцати душ, семейства. Поскольку мама выругалась матом, Вадик решил, что предложение выпить будет самым логичным в такой ситуации.
– Маня? – поймала мама за локоть одну девочку.
– Мам, я здесь, – подала голос я. – Это моя мама приехала, – сообщила я окружающим.
Мама тогда села на сумку, не с первой попытки прикурила сигарету, выпустила дым и только после этого взяла предложенный Вадиком стакан с ликером.
