— Почему не бывает? — заспорил Зямка. — По-твоему, все сироты должны быть худые?
Его поддержал Кот:
— Смотря какие сироты! Был у меня один дружок, тоже сирота, ни отца, ни матери, так ему кое в чем было получше, чем какому несироте. Все ему все дают; если чего натворим вместе, ему влетит меньше, чем нам, всем его жалко. Раз ремесленники нас били, а один говорит: «Этого не трогай, он сирота». Нам всем здорово перепало, а ему — ничего! А этих старик, наверное, кормит хорошо. Он добрый.
— Ты вот еще! — сказал Пушкину Алик. — Михей Михеич начал про бога, а он: «хи-хи-хи…» Михей Михеич отсталый, над этим нельзя смеяться, надо ему так потихоньку-потихоньку разъяснить, а то он рассердится и не захочет, чтоб мы ему помогали…
— Это я так… нечаянно… — смутился Пушкин.
— В другой раз знай, — сказал Зямка. — Это ерунда! А вот интересно про Манную Кашу — врет он или нет? А вдруг, а? А вдруг это правда? Надо как-то произвести опыт… Это же страшно интересно!
— Я проверю! — сказал Кот. — Я спрошу одну вещь. Я с месяц назад послал заявку в Москву, в радио, в детское вещание, чтоб передали по моей заявке «Агитмедведь особого отряда» — такая книжка есть. Охота медведя послушать, как он будет по радио реветь! Вот я у Манной Каши и спрошу, когда ее передадут…
Сережка тоже решил кое о чем спросить Манную Кашу, но ребятам об этом не сказал.
Глава XI
Бабушка была очень довольна. Она сказала Сережке, что наконец-то в нем пробудилось трудолюбие и общественное сознание, и сама разбудила его в пять часов утра.
Наспех глотая завтрак. Сережка думал про Манную Кашу — правду ли говорил вчера о нем Михей Михеич — и решил осторожно расспросить бабушку:
— Бабушка, а бабушка, а что вот, например, старик такой… не очень старый… может он быть вруном или нет? Это я просто спрашиваю…
— Не знаю, кто тебя учил так думать о людях, — ответила бабушка, — зачем старику врать, ты задавал себе такой вопрос? Конечно, если человек сам склонен к вранью, он и других считает врунами. Соврав хоть раз в жизни, он уже теряет…
— Я не об этом, — быстро перебил ее Сережка. — Я вот что хотел узнать. Вот сумасшедший — так. И вдруг этот сумасшедший совсем не сумасшедший, а умный? И даже умней, чем просто умный? А его все считают сумасшедшим, он вообще-то и есть самый настоящий сумасшедший, но только все знает? Понимаешь?
— Понимаю! — сказала бабушка. — Хоть ты и не научился четко выражать свои мысли, но я поняла, что чепухой у тебя голова забита, вот что!
Сережка хотел еще поговорить об этом с Зямкой, да не было времени, потому что Михей Михеич уже ждал их у своих ворот с тележкой.
На тележке столько было увязано всяких мешков и корзин, что Сережка сперва испугался, удастся ли стронуть ее с места. Они с Зямкой запряглись впереди, Михей Михеич подпер сзади, и тележка покатилась.
Без самого малейшего отдыха провезли они тележку и по дороге с пылью, и через песок, и по булыжной мостовой, и на гору, и с горы — до самого базара!
Только там они остановились и выпрямили спины.
Даже Михей Михеич и тот удивился такой выносливости, сказав:
— Молодцы! Силенка имеется! Отдохните теперь, мне тут по делу нужно, а вы за тележкой приглядывайте! А то враз оберут!
— Кто? — спросил Зямка.
— Найду-утся! Жулье везде кишит! У любого человека только и на уме, чего бы слямзать! Так что — гляди в оба!
Ребята сели в тень возле тележки и стали присматриваться ко всем, кто шел мимо. Жалко, что до этого с жуликами им встречаться не приходилось, и они не знали, как жулики выглядят. Поэтому трудно было разобрать в толпе, кто жулик, а кто нет. Были просто обыкновенные люди. На всякий случай ребята с подозрением осматривали каждого, кто к ним приближался, ни на секунду не теряя из виду тележку. Из всей толпы только двое подвыпивших дядек были с виду похожи на жуликов. Но оказалось, что они — знакомые Михей Михеича, который появился следом, забрал мешки и корзинки, а дядьки ему помогали, и опять ушел, наказав ребятам караулить тележку, чтобы ее никто не увез.
Сережка заметил в толпе Манную Кашу. Он важно шел вдоль рядов и ел вишни из кулька.
— Глянь, Манная Каша, — сказал Сережка Зямке. — Ишь какой важный, прямо — генерал! Ты посиди, а я пойду с ним поразговариваю.
Зямка кивнул:
— Ладно. А потом я.
Сережка пробрался к Манной Каше и сказал:
— Здорово, Лень!
— Здорово, пацан, здорово, пацан, — заулыбался Манная Каша, протягивая Сережке кулек с вишнями. — Хочешь вишни, пацан? На вишни, пацан…
— Нет, сам ешь. Я у тебя хочу узнать… Только ты сейчас, чур, не притворяйся, хорошо?
— Хорошо, пацан, хорошо, пацан…
— Тут есть одна девочка… Светлана звать…
— Как же, как же… знаю, знаю… хорошая девочка… Как не знать, как не знать… Я всех знаю… и меня все знают… В кино пускают за так… Хорошего человека все знают… Вот вишни дали… Хочешь вишни, пацан? Хочешь вишни, пацан?
— Так вот… Кого она… любит?
— Меня любит, меня любит, — ухмылялся Манная Каша. — Я — хороший человек… Хорошего человека все любят… Вот вишни дали… Хочешь вишни, пацан?
Сережка понял, что от Манной Каши толку не добьешься, и вернулся к тележке.
— Чего он? — спросил Зямка.
— А ну его! — махнул рукой Сережка.
— А ты о чем с ним говорил?
— Да так…
— Ну, я сейчас тоже схожу.
Зямка подошел к Манной Каше, что-то у него спросил, но Манная Каша вдруг рассердился и заголосил на весь базар:
— Чего ты ко мне привязался, чего ты ко мне привязался? Светлана, Светлана! Я сам Светлана!
Зямка вернулся красный. Сережке было интересно, как Зямка станет оправдываться. Зямку выручила Акулина Ивановна, которая, откуда ни возьмись, появилась возле них:
— Я гляжу: да это наши ребята! Да с тележкой! Я вас, ребята, вот о чем хочу попросить: вам нетрудно будет корзиночку мне небольшую подвезти?..
— Ну, конечно, бабушка! — обрадовался Зямка. — Обязательно! Где она у вас? Пойдемте, я ее вам принести помогу!
Только они ушли, пришел Михей Михеич;
— Сейчас пойдем. А где другой-то? Ай заленился?
— Нет, — сказал Сережка. — Он просто пошел с одной бабушкой — помочь ей корзинку сюда принести. Мы эту корзинку вот на тележке подвезем. Михей Михеич покачал головой:
— Ну, это вы напрасно без меня распоряжаетесь. Тележка не казенная, чтоб ее зря по камням-то трепать. Она от этого не получшеет. Ободья, брат, тоже денег стоют… А ты думал как? Если эти деньги зачесть за починку тележки… Она сколько заплатить-то сулилась?
— Что вы! — испугался Сережка. — Что вы! Разве мы возьмем? Разве мы такие?
