— Так, стало быть, это значит: вокруг кладбища жить да обо всех плакать?.. Это вы напрасно…
Подошел Зямка, который, весь перегнувшись набок, тащил корзинку, за ним поспешала Акулина Ивановна.
Зямка хотел сразу поставить корзинку на тележку, но Михей Михеич его остановил:
— Погоди, не спеши. Ваша будет корзиночка-то? — обратился он к Акулине Ивановне. — Придется извинить… Тележка мне самому понадобится…
— Одна корзинка? — заговорил громко Сережка, стараясь, чтоб Акулина Ивановна ни о чем не догадалась, — мы ее и так донесем! Чего там — одна корзинка! Вы, дедушка, сейчас без нас обойдетесь, да? Мы прямо к вам домой придем!
— Лады, — сказал Михей Михеич, зачем-то тщательно ощупывая колесо.
Сережка взял корзинку за одну ручку, Зямка — за другую и понесли. Акулина Ивановна шла сзади. Она еле-еле передвигала ноги, то и дело садилась отдыхать, отдыхала подолгу, так что нести корзинку было нетрудно, хоть и скучно.
По дороге Сережка потихоньку рассказал Зямке, что Михей Михеичу просто-напросто стало жалко свою тележку.
— Да ну… — пожал плечами Зямка. — Просто он ее очень бережет. Может быть, он ее сам сделал. Ты знаешь, когда человек чего-нибудь сам сделает, ему эту вещь бывает ужасно жалко, если ее кто-нибудь поломает. Это я знаю даже по себе. Помнишь, у меня был фанерный дом, купленный? Дорогая вещь, а я ее сломал — и ничего, не жалко. А потом я сам сделал из катушек тележку и сам на нее наступил нечаянно, так знаешь, как было жалко! А старикову тележку, — он, наверное, сам сделал — очень уж она плохо у него едет.
К Козьему бугру Сережка с Зямкой подошли уже около полудня.
Возле трансформаторной будки они увидели всех березовцев, которые угрюмо сидели у ее стенки.
— Прогнал? — испугались Сережка и Зямка.
— Почему? Как это он нас прогонит? — сказал Кот. — Мы у него отпросились вроде, как на обеденный перерыв. Вас вот ждем.
— А что?
— А вот этого сейчас будем судить, — Кот ткнул пальцем в грудь Пушкина, сидевшего с совершенно убитым видом.
— За что его судить? — удивился Зямка.
— Сейчас узнаешь! Из моей обвинительной речи, — сказал Кот. — Полезли в трансформатор!
Березовцы забрались на бетонную платформу. Кот открыл дверь и сурово приказал Пушкину:
— Заходи!
Пушкин беспомощно оглянулся на ребят, съежился и вошел внутрь будки. За ним — все остальные. Железная дверь захлопнулась.
— Открываем наш трибунал! — объявил Кот, когда все расселись на полу. — Сережка и Зямка, вы пересядьте вот по бокам подсудимого, охраняйте лучше, чтоб он не убежал…
— Я и так не побегу… — чуть слышно сказал подсудимый. — Я…
— Не твое дело! — оборвал его Кот. — Порядок должен быть, нет? Теперь так: Борис будет судья, я — прокурор, Алик самый добрый, назначаю его защитником. Вы знаете, что этот тип сотворил? Это я для Сережки с Зямкой говорю, остальные все знают… Этот тип украл у старика конфетку! Ты, подсудимый, молчи, лишаю тебя слова! Теперь, как дело было: послал его старик в магазин, чтоб купить хлеб и конфет двести грамм, так он вообще слабосильный и толку от него все равно мало… Приходит он, старик сразу пересчитал — верно! Конфеты поглядел, говорит: «Что-то маловато…» Ну и все… Только, значит, я нюхаю, а от этого конфеткой пахнет! А такие конфеты «Крыжовник» я знаю очень даже хорошо, ошибиться никак не могу! Подсудимый, признаешь себя виновным?
Пушкин заикнулся:
— Так я…
Но Кот его опять перебил:
— Ты не виляй! Ты говори: да или нет. А если всякие подсудимые будут тут еще разглагольствовать, получится не суд, а одна канитель! Значит, признаешь?
— Ну, признаю… Только…
— Говорят тебе — помалкивай! — рассердился Кот. — Я же тебя лишил слова. Вот вынесут тебе приговор, потом дадут последнее слово — тогда разглагольствуй, сколько хочешь!
— А мне когда говорить? — спросил судья.
— Тебе тоже пока помалкивать, — сказал неумолимый прокурор. — Я сам сейчас буду вас допрашивать, как свидетелей. Тихо! Свидетель Алик! Ты видел, как старик дал ему денег?
— Видел!
— Что сделал подсудимый?
— Говорит: «Хорошо, схожу…»
— Больше вопросов не имею. Свидетель Борис! Что сделал подсудимый дальше?
— Взял деньги и пошел!
— А потом?
— А потом пришел. Ну и отдал старику…
— Больше к свидетелям вопросов нет. Дело доказано. Трибуналу ясно, что подсудимый украл конфеты у старика и чуть нас всех не опозорил. Хорошо еще, что старик подумал, наверное, на продавщицу, а там такая продавщица, что вполне может обвесить: не дает пацанам папиросы из автомата покупать! Видели там автомат; сунешь копейку, вылезет папироска «Наша марка». А она: «А ну, мальчики, отойди от автомата», и бутылки тоже от пацанов не берет! Я говорю: дайте жалобную книгу, она не дала! В общем, это является смягчением вины подсудимого.
— Насчет смягчения — я! — сказал Алик. — Хитрый! Хочет все сам.
— Верно, это я и позабыл! — согласился Кот. — Подсудимый, пахло от тебя конфеткой?
— Ну… пахло… Наверно, пахло… раз ты учуял…
— Я учую! — гордо сказал прокурор. — Я чего хочешь учую! В общем, чтоб время зря не терять, приговор ему будет такой…
— А как же я! — возмутился защитник. — Когда же мне выступать?
— Ну, давай! Только короче!
— Я считаю, — начал защитник, — что подсудимому надо дать снисхождение: он же недавно только с ребятами стал водиться — после, как остригся.
— Вот видишь, — укоризненно обратился прокурор к понурому подсудимому, — не оправдал ты нашего доверия: тебя остригли, стал похож на человека, а ты…
— А раньше он, — продолжал защитник, — все больше с девчонками, а у них какой порядок? Поэтому нельзя, чтоб ему был такой суровый приговор…
— А какой приговор-то? — спросил судья. — Разве уж вынесли приговор?
— Конечно! — заявил прокурор. — Выгнать его от нас, пусть к своим девочкам идет конфеты есть! Слыхал, подсудимый! Сроком на две недели. Ступай, а когда исправишься — придешь! Старайся лучше!
— А как я узнаю, что исправился? — робко спросил подсудимый.
Прокурор подумал.
— Там видно будет. Устроим тебе какой-нибудь экзамен.
— А как же мне последнее слово?
— Говори. Но не разглагольствуй. Подсудимый откашлялся и начал:
— Я верно — съел конфетку. Но только одну… Надо же разобраться, как это получилось… Я ж ее только хотел попробовать, откусить кусочек, а она взяла да и вся раскусилась… Ну, тогда я ее всю съел. Произошло потому, что конфетка была некрепкая… И тут нужно…
— Ладно, хватит, — махнул рукой Кот. — Все равно тебе уж ничего не поможет, раз приговор уже вынесли!.. Ступай!
Подсудимый направился к двери, но тут спохватился судья:
