И рядом – другая книга. На ней написано:
Роман «Время и место» был опубликован в летних номерах «Дружбы народов» за 1981 год, как обещал Баруздин. В тексте были сделаны (с моего согласия) небольшие, но существенные купюры.
И все равно опубликовать такой роман, как «Время и место», в восемьдесят первом году было для редакции подвигом, потому что, как сказал мне директор издательства «Советский писатель»: «Есть мнение, что роман издавать не следует».
Были купюры и в другой посмертной публикации – романе «Исчезновение» (первый номер «Дружбы народов» за 1987 год).
Да и в восемьдесят седьмом этот роман проходил со скрипом. И только предельно бережное отношение к тексту редактора уберегло посмертные публикации от искажений и непоправимого урона.
Я же нуждаюсь в absolutio,[283] и, может, эта история хоть немного оправдает меня.
Был у Юры задушевный друг: знаток русской литературы, критик, редактор из ГДР – Ральф Шрёдер. Юра его любил, бесконечно доверял ему. С ним беседовал дни напролет.
Ральф – бессребреник, чистая душа, яркий тип немца-мыслителя, живущего идеями. В прошлом веке он был бы знаменитым философом, но ему выпало родиться в веке XX, да еще в ГДР.
Человека такой же энциклопедической образованности, такой же бескорыстной любви к литературе отыскать нелегко.
Один пример. При Ульбрихте Ральф, как диссидент, провел несколько лет в тюрьме, в одиночке.
Потом наступили времена, когда Ральф – узник совести – мог уехать в ФРГ (правительство Западной Германии выкупало таких людей), более того, там, за Берлинской стеной, Ральф стал бы благополучным профессором и получил бы немалую компенсацию за проведенные в тюрьме годы (платили, кажется, 7 марок за день неволи). Возможно, я ошибаюсь в цифре, но дело не в этом, а в том, что Ральф на мой вопрос, не задумывается ли он о том, чтоб переместиться на Запад (жилось ему трудно), взглянул на меня с изумлением своими очень немецкими голубыми глазами и сказал что-то вроде: «Ольга, это невозможно! Абсолютно невозможно! Я же не смогу приезжать в Москву и беседовать с Юрием и Володей».
Помню, как в августе восемьдесят четвертого он приехал на похороны Володи Тендрякова. Я тогда просила одного из секретарей Союза писателей ГДР Макса-Вальтера Шульца и тогдашнего министра культуры Клауса Хёпке помочь Ральфу срочно выехать в Москву. Оба оказались на высоте, и Ральф без проволочек прибыл в Москву. Приехал растерянный, несчастный. Ушел последний друг.
Назад Ральф увозил с собой текст «Времени и места» без купюр, текст, якобы подаренный ему Юрой три года тому назад.
Надо сказать, что мы с Ральфом являли собой странную пару в аэропорту «Шереметьево»: Ральф – в босоножках, без носков, расхристанный, заплаканный, и я – напряженная до окаменелости. Дело могло закончиться большими неприятностями. Время текло суровое. Таможенники, глянув на Ральфа с сочувствием и некоторым изумлением, беспрепятственно пропустили его, и рукопись уехала в издательство «Фольк унд Вельт».
И все-таки эта авантюра чуть не обернулась для Ральфа гибельными последствиями.
Одна дотошная славистка из Америки, знавшая немецкий и русский, специалистка по творчеству Трифонова, сравнила два текста и обнаружила «лишнее» в немецком издании. Об этом она радостно сообщила в письме на имя директора издательства.
Тот вызвал Ральфа в кабинет и, спросив что-то вроде: «И себя и меня под монастырь решил подвести?» – показал письмо.
Ральф как-то выворачивался. Директор хоть и был высокопоставленным чиновником, все же крови не жаждал, да и к творчеству Юры относился с пиететом. В общем, не дал делу хода. Так и обошлось.
Потом времена изменились, и я в первом же книжном издании вернула купюры и в «Исчезновение», и во «Время и место». Сейчас кажется смешным: нельзя было упоминать, что кто-то из героев эмигрировал, кто- то ударился в буддизм, что тоже «было эмиграцией», невозможна была фраза: «Мы разные, хотя бы потому, что едим разную колбасу» (намек на спецраспределители!), нельзя было, чтобы герой умирал в бедности, всеми позабытый, много чего было нельзя, и потому тогда в Шереметьеве нам с Ральфом было совсем не до смеха.
И все же в восемьдесят первом публикация романа стала событием. Как были событием в жизни читающей России все книги Юрия Трифонова.
Из груды писем восемьдесят первого года это письмо я вынула наугад.
Вот оно.
Москва 31 дек. 81 г.
Уважаемая Ольга Р........
Прошу Вас извинить меня, что, не зная Вашего отчества, обращаюсь к Вам так именно.
Я рискнула написать Вам, не будучи с Вами знакома, так как являюсь горячей поклонницей творчества Юрия Валентиновича Трифонова.
Написала и поняла, что это не те слова.
Дело в том, что это моя «духовная среда», если можно так выразиться.
Я не мыслю своей жизни без трифоновской прозы.
Для меня он то же, что Чехов (но Чехов не ранний, а поздний: «Скучная история», «Три года», «Моя жизнь» – и особенно писем.)
Время покажет, но мне кажется, что Ю. В. Трифонов будет через энное количество лет для потомков тем же, чем Чехов для нас.
Возможно, я субъективна.
Я человек уже немолодой, по образованию художник, живу с дочерью и зятем, которые разделяют мою любовь к творчеству Ю. В. Трифонова.
Известие о его смерти было так больно, что мне кажется, я постарела сразу на несколько лет. Я перечитываю его вещи вновь и вновь. Недавно читала его беседу с Л. Аннинским в «Новом мире», его мысли о Достоевском, и было щемяще грустно, что мы уже больше никогда ничего не прочтем в «Дружбе народов». Ждать нечего.
Я не была знакома лично с Ю. В. Трифоновым, но мне кажется, что я его знаю давно и хорошо, настолько сильно всегда было потрясение от каждой его вещи.
Простите, что накануне Нового года пишу Вам об этом и бережу (не знаю, можно ли так сказать) Вашу рану.
Простите, я не успела сказать всего этого самому Ю. В. Трифонову и пишу это теперь Вам, как близкому ему человеку.
Примите мой низкий поклон и поздравления с Новым годом, желаю Вам счастья и душевного равновесия, счастья Вам в творчестве!
С. Г-ко
Ради Бога простите за детский, корявый почерк, всегда этим страдала.
Я опускаю имя и фамилию автора письма, поскольку публикую это письмо без ее согласия. А адреса на конверте нет. Не захотела обременять меня обязательностью ответа. Может, такие письма и помогли мне не пропасть, да еще помощь друзей Юры со всего мира.
Уважаемая т. Трифонова!
Мне наконец довелось прочитать последний роман Трифонова Ю. В. «Время и место». Пожалуй, более красноречивого описания грозных событий 1937 года (за исключением 2–3 повестей других писателей, много лет назад читанных) – к тому же очень лаконичного изложения, с очень меткими характеристиками, – мне читать не приходилось. Одни сцены заводской жизни, где Антипову пришлось работать во время войны, чего стоят.
