управления и защиты реакторов. Гореть нечему, куда не кинь взгляд – нержавеющая сталь. И самое главное – автономная вентиляция, с многочисленными хитроумными фильтрами. Кури, не хочу. На нашей же подводной лодке сигналы ревуном на открытие клапанов вентиляции цистерн главного балласта означали для курильщиков только одно – забыть о сладких затяжках до очередного всплытия. Иногда находились хитрецы, считавшие, что система вентиляции в состоянии справиться с дымом сигареты одного единственного человека. Это были новички, полагающие, что если их не видят, значит, не поймают. Наивные, они еще не знают, как обостряется обоняние в замкнутом объеме, а запахи по трубопроводам вентиляции распространяются в самые невероятные места. Провинившегося предупреждали так, что он раз и навсегда понимал, на К-30 курить нельзя!
Интендант Шахисламов как раз был таким новичком. Володя считал, что ночью, когда коки под его руководством на камбузе пекут хлеб, он имеет полное право отвести душу в сигаретном дыму. Интенданта предупредили, но он продолжал делать все по-своему. Всего три месяца прошло с того момента, как он окончил школу техников ВМФ на Русском острове, но уже считал, что неограниченный доступ к провизионке, дает ему право не считаться с мнением простых смертных! Но не так думала кают-компания мичманского состава и, прежде всего, возглавлявший ее старшина команды рулевых-сигнальщиков старший мичман Орлов. По праву считавшийся хранителем традиций корабля, он ревностно следил за их соблюдением и сурово пресекал любые попытки нарушения. Стоявшему на вахте в ночь специалисту-рефрижераторщику, обслуживающему кормовую холодильную машину, было дано задание держать под давлением баллон гальюна. Расчет был такой, что любой подготовленный подводник, прежде чем нажать на педаль смыва, посмотрит на манометр, показывающий давление в баллоне, и откроет клапан вентиляции. Закончив выпечку хлеба, накурившийся, ничего не подозревающий Шахисламов, спустился в находящийся на нижней палубе восьмого отсека гальюн. Посидев минут пять на чаше унитаза, как и все порядочные люди, интендант наступил ногой на педаль, для того чтобы смыть его дурно пахнущее содержимое. Дальше, те, кто не спал, услышали дикий мат и почувствовали расползающееся по отсеку зловоние.
– Вахтенный! – орал, вперемежку с нецензурными выражениями, благим матом интендант. – Позови кого-нибудь из коков, нагрузи цистерну на душ!
– Душ только с разрешения центрального поста, – зажав нос пальцами и держась на почтительном расстоянии от высовывающегося из кабинки Шахисламова, – отвечал вахтенный. Интендант попытался выйти из душа к динамику «Каштана», но наткнулся на предупреждение вахтенного:
– Стойте, а кто убирать будет? Я сам доложу!
Из динамика послышался хохот в центральном посту, и разрешение:
– Ну, если он такой засранец, нагрузи!
Дежурный кок опасливо передал своему дурно пахнущему начальнику разовое белье и мочалку с мылом:
– Где это Вы так, товарищ мичман?
На следующий день половина корабля от смеха держалась за животы. Некоторые при появлении Володи Шахисламова зажимали нос: «Откуда-то пованивает!» А во время вечерней приборки, Орлов ненароком заметил интенданту, что если тот еще раз закурит, вообще из дерьма не вылезет. Шахисламов наконец понял, что все было подстроено, да и ему наверняка уже кто-нибудь рассказал, чья это задумка. Схватив тесак на камбузе, он бросился на боцмана. А дальше было то, что уже Лавров видел.
Интендант простил боцмана, а тот извинился перед ним. Они даже стали друзьями. Но после этого случая Шахисламов в подводном положении больше не курил и каждый раз, прежде чем воспользоваться гальюном, внимательно осматривал манометры.
Возвращение с моря всегда приятно. Не только предчувствием встречи с родными и любимыми, но и первым глотком свежего воздуха, запахом сигаретного дыма, смешавшегося с ароматами моря. В голове только одно – «Домой, домой, домой!!!». Уже не собирает морячков гитара под нарочитые отчаянно- грустные слова песни:
В отсеках какая-то особенная, торжественная атмосфера! Каждому кажется, что на берегу его ждет что-то новое, другое, интересное.
Лавров не был исключением. Но на этот раз он всерьез переживал за Любу. Как она там, в новой квартире? Переживания его усилились, после того как его, еще на траверзе Находки, вызвали в центральный пост. СПС ознакомил с содержанием радиограммы, о том, что ему необходимо после швартовки немедленно прибыть в политотдел к капитану первого ранга Артющенко. Лавров не стал спрашивать зачем, он это и так знал.
К родному пирсу пришвартовались где-то в районе семнадцати часов. Зам с вещами поторопил:
– Владимир Васильевич, нас ждет начальник политотдела!
Но командир остановил Астапова:
– Пока не сбросим АЗ, никто с корабля не уйдет.
Только через полтора часа, вместе со съезжающими сменами, комдив-три смог сойти с корабля. Готовясь к длительной беседе с начпо, он оставил надежду уехать на корабельной «коломбине». Дежурный по политотделу, седой, худой и высокий, строгого вида мичман, сказал ему, что Артющенко срочно вызвали в штаб соединения.
– Ваша фамилия случайно не Лавров? – поинтересовался он.
– Лавров! – ответил комдив-три.
– Езжайте домой, Александру Николаевичу сейчас не до Вас.
– А что случилось?
– До Вас доведут!
Лавров не стал допытываться до сути загадочных заявлений дежурного и, развернувшись, побежал, чтобы успеть на отходящий транспорт.
Через час подводников привезли в поселок. Думая о завтрашней встрече с начпо, Лавров незаметно дошел до двери у которой он простился с Любой одиннадцать дней назад. На стук ответил знакомый голос:
– Кто там?
– Я! – произнес он, и услышал звук открываемого замка. Нежные руки обняли его. Соскучившиеся губы нашли друг друга и слились в поцелуе.
– Ну, хватит, – через некоторое время сказала она, отстраняя его, – ты, наверное, голодный, а у меня как раз жареная картошка!
Володька прошел в комнату. На окне висели занавески, а у стены стояла новая двуспальная кровать.
– Другой не было! – заметив его взгляд, сказала она. – Еще четыре табуретки купила!
Ужинали на кухне. Столом были табуретки поставленные рядом. Вся кухонная утварь размещалась на широком подоконнике и электроплите.
– Как ты одна? – спросил он, когда они сели за импровизированный стол.
– Ничего! Скучно без тебя!
– Кто-нибудь приходил?
– Приходили двое в форме, я в окно разглядела. Один мичман, а второй офицер, с одной большой звездой!
– Что им было нужно?
– Они хотели посмотреть документы на квартиру.
– А что ты им сказала?
– То, что ты говорил. Ничего не знаю, разговаривайте с мужем.
– Не пугали?
– Нет, только сказали что, квартира заселена незаконно!
– Все законно! – успокоил ее Володька, с тревогой подумав о завтрашней беседе с начальником политотдела. Он еще не знал, что их беседе уже не суждено состояться. Ни завтра, ни на неделе. Чужая общая беда, несоизмеримая своими масштабами с обычным человеческим горем, заставила Артющенко на
