еще, на какое.
— Входи, дорогая. Добро пожаловать. Мой дом — твой дом!
Пожилой слуга появился за спиной хозяина дома. Несвоевременное появление Анны, похоже, прервало его послеобеденный отдых.
— Саверио, — сказал Комотти, — синьорина Анна Гризи поживет у нас некоторое время.
Саверио приветливо улыбнулся. Этот высокий, худой мужчина импонировал Анне своей любезностью и скромностью.
— Добро пожаловать, синьорина, — сказал он, взяв у нее чемодан. — Комната для гостей к вашим услугам.
— И принеси нам в гостиную кофе, — распорядился Пьер-Джорджо.
Просторная комната была обставлена элегантно и со вкусом. Мягкая мебель с бархатной обивкой, низкие столики, заваленные книгами и журналами, большие фарфоровые кашпо, в которых росли пальмы с широкими блестящими листьями, придавали гостиной уют.
— Если есть желание, ты можешь открыть свое сердце старому другу, — сказал Комотти, заново раскуривая свою трубку.
— Я порвала с Монтальдо. Вот и все, — призналась Анна, стараясь преуменьшить значение случившегося, но невольный вздох, который вырвался из груди, все же выдал ее.
— Фиаско! — воскликнул тот, разражаясь смехом. — Но если я достаточно хорошо его знаю, не думаю, что он это примет так легко. — Комотти старался казаться веселым, но у него это получилось не очень искренне.
— О, да! — сказала Анна. — Он принадлежит к тем людям, которые легко бросают сами, но не любят, чтобы так же поступали с ними. Но, думаю, он не слишком долго останется один.
— Возможно, — согласился Пьер-Джорджо, вспомнив кое-какие недавние слухи относительно новой хорошенькой секретарши Монтальдо.
Издатель вроде бы обронил при ком-то: «Она моложе и свежее, чем Гризи, а стоить будет мне намного дешевле». — Но раз ты так решила, у тебя были веские причины, — поспешил он успокоить свою гостью.
Анна опустила взгляд, как будто ее заинтересовал изящный узор на старинном, немного выцветшем ковре.
— У нас война, а я усложняю жизнь какими-то глупыми личными проблемами, — вздохнула она.
— Ты отважная девушка, — сказал Пьер-Джорджо и погладил ее по руке.
— Просто я предпочитаю неизвестное будущее унизительному настоящему, — возразила она.
— Говоря банально, не хлебом единым жив человек.
— Однако и без хлеба не проживешь, — заметила она.
— Это разговор, который недостоин нас, — Пьер-Джорджо разразился смехом. — Не забывай, что ты — писательница, а я — журналист.
— Вот именно, — иронически отпарировала она. — Чего можно ожидать от двух представителей таких несерьезных профессий?
Бижо, которая лежала свернувшись у ног Анны, резко вскочила, когда Саверио вошел, чтобы подать кофе.
— Моя собачка проголодалась, — сказала Анна.
— Если принцесса соблаговолит последовать за мной на кухню, я смогу предложить и ей кое-что.
Саверио взял поводок Бижо, и та, довольно завиляв хвостом, двинулась за ним. Но за мгновение до того, как за ними закрылась дверь, Анна увидела молодого человека, промелькнувшего в коридоре как тень.
— Там кто-то есть, — вырвалось у нее.
Красивое аристократическое лицо Пьер-Джорджо вспыхнуло румянцем.
— Успокойся, это не вор, — сдержанно сказал он. — Это всего лишь мой друг.
В его печальном взгляде Анна прочла глубокую боль. Она поняла, что невольно проникла в тайну, которая касалась интимной жизни Пьер-Джорджо. В первый раз Анна с сочувствием посмотрела на этого любезного и аристократического человека, который так деликатно ухаживал за ней и предлагал ей дружбу без всяких условий.
— Мне никогда не избавиться от моего вульгарного плебейского воспитания, — вставая, извинилась она. — Нельзя ни с того ни с сего врываться в дом друга и нарушать его покой. Прости меня. — Анна в самом деле была очень огорчена.
Он улыбнулся и тоже встал, чтобы обнять ее и удержать.
— Возможно, ты пришла как раз в нужный момент, — сказал он. — Возможно, мне как раз нужна дружеская поддержка, чтобы вынести то, что временами становится невыносимым. Я знаю, что могу рассчитывать на твою привязанность и скромность. Поэтому не уходи. Во всяком случае, до тех пор, пока не найдешь для себя какой-то выход. А ты его найдешь. Ведь твоя проблема из тех, которые все-таки решаются. А моя — нет.
Глава 3
Проснувшись на рассвете, Эстер и Полиссена оставили спящих детей на попечение Анджелины и няни, а сами отправились в лес. Джильда, повариха, планировала сегодня на обед кролика по-охотничьи с грибами, и они вызвались принести полную корзину.
Ночью прошел дождь, и в лесу приятно пахло сыростью. Эстер с наслаждением вдыхала лесные ароматы, слушала пение птиц. Она любила утро. По утрам она была полна энергии, и боль в сердце не беспокоила ее. Но ближе к вечеру силы обычно оставляли ее, вялость и оцепенение овладевали телом.
Чтобы не скучать, Эстер привлекла к этому походу и Полиссену, к которой относилась с нежностью старшей сестры, хоть и была моложе ее на восемь лет. На обеих были короткие шерстяные брюки, цветные гольфы и туфли на толстой подошве, которые утопали во влажной густой траве. В то время как глаза их искали добычу, Полиссена без устали повествовала о своих мечтах, о любовных радостях и горестях. Полиссена была приятной собеседницей, и слова у нее текли беспрерывно, не требуя ответных реплик. Конечно, она в любой момент готова была ответить на вопрос или уточнить обстоятельства, но в этом не было необходимости.
— А тебе не кажется, что все это похоже на приключения из романа? — спрашивала Полиссена, подняв на нее внимательные карие глаза. — Начало завлекательное, а конец, который, надеюсь, окажется счастливым, я словно бы еще не нашла.
— Рано или поздно ты его найдешь, — постаралась утешить ее Эстер.
— А ты думаешь, Эдисон мне сочувствует? — пожаловалась Полиссена, размышляя, съедобен ли найденный под кустом гриб. — Но я все-таки женщина. И если любовь — это сладкий пирог, то и я имею право на свой кусок.
Эстер улыбнулась сравнению, придуманному Полиссеной.
— Будет у тебя твой кусок, — сказала она уверенно. — И все-таки было бы лучше, если б ты не так явно проявляла интерес к мужчинам. А то стоит тебе лишь увидеть одного из них, как ты бросаешься на него, словно он — единственный представитель мужского пола на свете. А мужчины — пугливый народ и не любят этого.
Полиссену развеселили слова и мимика невестки. Женщины вышли на тропинку и уселись на стволе поваленного дерева.
— Знаешь что, Эстер? — Полиссена была неутомима, когда молола языком. — Когда я была девочкой, мои родители спросили меня, какой подарок я хочу к Рождеству. И я ответила: коробку муженьков, — такая была глупая. Малышка, а уже мечтала о муже и детях. — Губы ее задрожали при мысли, что она прожила почти сорок лет без любви, без сердечных воспоминаний и уже почти без надежды на обретение этого счастья.
— Так я и осталась одинокой, несчастной старой девой, — сказала она, и глаза ее наполнились
