постоянно чем-то был занят: он и моторист, и механик, и студент-заочник, и даже изобретать может. Она все ждала, когда Семен объяснится ей в любви, но он звал ее по-смешному то пуговицей, то кнопкой, часто грубил ей. И Лиза потихоньку ото всех плакала. Но она совсем не умела сердиться, душа ее быстро обретала радость и спокойствие, как хорошо укрытое камышом светлое озерцо; кинешь в него камень – всколыхнется оно, подернется мелкими колечками, зарябит, потемнеет. Но быстро уляжется мелкая дрожь, и глядишь, снова голубеет эта глубинная чистота, и снова разливается спокойная гладь от берега к берегу. И опять звенит ее детский заливчатый смех, и снова раздаются ее наивные упрашивания: «Ох, мальчики, не надо так!», «Ой, девочки, миленькие, не сердитесь!».
– Миша, Миша, скорее сюда! – вдруг закричала она. – Вон видишь – Катя идет!
Забродин отправлял машины с людьми, но, увидав Катю, подошел к конторе.
– Ты еще не переоделась? – удивился Михаил.
На Кате был комбинезон; она широко распахнула ворот, запрокидывала голову, выгибая свою тонкую шею, озорно поводила глазами и говорила, кокетливо обмахиваясь платком:
– А вы меня ждете?
– Не валяй дурака. Осталась последняя машина, – Михаил говорил строго, но, встретившись с ее взглядом, невольно улыбнулся: – Ждем, да не тебя.
– Что ж это за важная персона появилась?
– Тебе хорошо знакомая. – Михаил помолчал. – Начальника участка ждем.
– Так я сейчас! Подождите минутку…
Но Воронов приоткрыл дверь конторы и сказал:
– Поезжайте, ребята. Я сегодня занят.
– Как же, Сергей Петрович? – невольно спросила Катя и, словно опомнившись, сказала другим тоном, улыбаясь, нарочито растягивая слова: – Ведь у вас первая получка… Кажется, с вас положено…
Воронов после того вечера избегал ее и на вызывающие насмешливые улыбки, которые она бросала при встрече, хмуро отворачивался. Его мужское самолюбие было уязвлено – какая-то пьянчужка из притона «вороных» разыграла перед ним сценку увлечения недотроги-десятиклассницы. И он поверил… Болван!
– Спасибо, что вы надоумили меня, – сухо ответил ей Воронов и крикнул в сторону машины: – Поезжайте, ребята! Не держите машину.
Затем он ушел в контору и тщательно притворил за собой дверь.
– Ну что ж, поехали, – равнодушно сказала Катя, комкая платок в опущенной руке.
– Ты что, Катька, с ума сошла! Ведь мы же в клуб пойдем. Танцевать будем, – набросилась на нее Лиза.
– Ну и что?
– Беги переодевайся.
– Если тем, которые в галстуке, стыдно танцевать со мной, так пусть не танцуют.
Все посмотрели на синий галстук Михаила, словно впервые заметили его.
– Если он не подходит к твоему комбинезону, то я сниму. Ну? – Забродин наклонился к ней, взял галстук за узел, потом произнес повелительно: – Поехали!
– Да что вы в самом деле! – взмолилась Лиза, округляя глаза. – Я хоть за твоими туфлями сбегаю.
И, боясь, что ее задержат, она опрометью бросилась к бараку.
Туфли Кате пригодились. На этот раз танцевали в спортзале новой школы. Полы еще не успели покрасить, поэтому никто особенно не возражал. Правда, здесь жили монтажники. Но их попросили перенести свои матрацы и рюкзаки в соседнюю классную, комнату. И они уступили.
– Только до десяти часов, – сказал бригадир монтажников, флегматичный рябой детина. – У меня ночная смена. Проводку ведем. Нам тут не до танцев будет.
– Милый, по ночам работают слоны да китайцы, ибо первые сильны, а вторых много, – возразил ему косматый горбоносый парень, известный на всю округу по кличке Дербень-Калуга. – А порядочные люди веселятся; Может быть, тебе меню не подали? Так я распоряжусь. Выбор у нас подходящий. – Он положил на плечо монтажнику сухую костистую ладонь. – Ну, как? Твое помещение, наш продукт… Гуляем?
Монтажник хладнокровно снял руку Дербень-Калуги со своего плеча:
– Я предупредил вас. Только до десяти.
– А-я-яй, какой несговорчивый!
Дербень-Калуга появлялся на стройке, или, как здесь говорили, «спускался вниз», дважды в году – весной и глубокой осенью. Все остальное время он пропадал в сопках, работая экспедитором геологических партий. Появлялся он всегда с деньгами; одни говорили – с крадеными, другие утверждали, что деньги он заработал, накопил. Приходил он каждый раз на стройку с желанием осесть, закрепиться… Но всегда пропивался и после скандалов, драк снова уходил в сопки. На стройку его влекла еще давняя властная страсть к Неле. Но он скрывал эту страсть и говорил о своей возлюбленной нарочито пренебрежительным тоном: «Старуху пришел навестить».
На танцы привела его Неля. Семен заметил, что был он выпивши. Неля шептала ему что-то на ухо, он усмехался, подозрительно поглядывал в сторону Кати и Михаила. Все это настораживало Семена, и он старался ближе держаться к Забродину.
Танцевали под баян. Пол был шершавый, сухой, весь заляпанный известью и краской. Взбитая сапогами и туфлями известковая пыль белесым туманом висела в воздухе, садилась на разгоряченные лица, першила в горле. Но люди не замечали ее; тесно прижимаясь друг к другу, обхватив руками талии и спины, покачиваясь и шаркая ногами, они награждали друг друга довольными бессмысленными улыбками. В эти
