С ними вместе остались Лиза и Михаил. Лиза все смотрела на разбитое Семеново лицо и всхлипывала.
– Перестань! – сердито унимал ее Семен. – Что я, покойник, что ли?
– Тебе больно, Сеня? – спрашивала она жалобно и еще пуще заливалась слезами.
Катя была бледная, глаза ее горели и казались теперь совершенно черными. Михаил держался поодаль, старался не смотреть на нее, отшучивался:
– Ничего себе история с географией. Придется ночную оборону вести.
В зале осталось еще несколько монтажников. Ими распоряжался бригадир:
– Запереть дверь! А теперь парты сюда! Живо! Дверь забаррикадировать!
Из классной комнаты стали сносить к двери парты и громоздить их друг на друга. Работали молча, в томительном ожидании, что скоро придут. И они пришли. Сначала по лестнице громыхали сапоги, потом сгруживались перед закрытой дверью, и слышно было тяжелое дыхание поднимавшихся людей. Наконец раздался громкий стук в дверь и голос Дербень-Калуги:
– Рябой, открывай!
Из зала никто не ответил.
– Послушай, бугор! – примирительным тоном сказал Дербень-Калуга. – Ты нам не нужен, и людей твоих мы не тронем. Выпусти этого щенка, я с ним посчитаюсь. И девчонку: проучить надо. Ну?
– Пеняй на себя. Навались, ребята!
В дверь начали ломиться; она глухо задрожала от сильных ударов, но выдержала напор.
– Ну-ка вниз за бревном, живо! – кричал Дербень-Калуга. – Да потяжелее принесите.
Бригадир отвел Михаила к окну.
– На улице никого не видно?
Михаил приоткрыл створку, посмотрел:
– Никого.
– Нужно бежать в клуб. Там сейчас народ. Позвать сюда… И кого-нибудь из начальства.
– Но ведь отсюда не спрыгнешь… Тут, слава богу… – Михаил снова опасливо посмотрел в раскрытое окно. – Метров двенадцать будет.
Бригадир сходил в классную комнату и принес моток электрошнура. Привязав один конец за радиатор, он бросил второй в окно:
– Спускайся!
– Господи благослови! – Михаил криво усмехнулся и осторожно полез на подоконник.
Шнур показался ему слишком тонким. Он глубоко, до режущей боли впивался в руки. Михаил кряхтел, корчился и отталкивался от стенки коленями. Но его снова тянуло к стене, словно кто-то толкал его, хотел вдавить в эту шершавую, обдиравшую руки и лицо штукатурку. Наконец он почувствовал ногами землю, бросил шнур, огляделся – никого. Быстро отряхнул с пиджака белый известковый налет и побежал.
Недалеко от школы ему встретилась на дороге большая толпа. Впереди шли Синельников и комсорг Пятачков, быстрый круглолицый крепышок.
– Забродин, вы из школы? – спрашивал он своим пронзительным тенорком. – И вы допустили драку? Кто участник? Саменко? Безобразие! А еще член бюро…
– Саменко тут ни при чем, – пытался возразить Михаил.
– Молчите! Нам все известно.
– Пошли! – сказал Синельников. – Скорее, ребята!
Эти «ребята», молчаливые пожарники, держались кучно возле Синельникова, как телохранители. Толпа двинулась к школе, сохраняя свой особый порядок: впереди Синельников, за ним пять молодцов, Пятачков и Забродин, а уж потом все любители потешных зрелищ.
Дербень-Калуга со своими приятелями, выломав дверь, уже разбрасывали парты, когда подоспела неожиданная помощь. Увидев перед собой хладнокровно приближавшегося Синельникова, он понял, что терять ему больше нечего.
– Ах, главный инженер! – осклабился Дербень-Калуга. – Давно не виделись… А поговорить есть о чем… Свет! – вдруг рявкнул он и бросился к Синельникову.
Два пожарника, словно по команде, выдвинулись вперед и через мгновение сидели верхом на Дербень-Калуге.
– Тихо, милый, тихо, – ласково уговаривали они его, связывая.
Один из приятелей Дербень-Калуги, толстошеий, с медвежьим загорбком, побежал к выключателю, но там его встретил появившийся из зала рябой монтажник. Он поднес к его лицу увесистый кулак и сказал:
– Чуешь?
Синельников, кивнув на Дербень-Калугу, распорядился:
– В холодную его! – Потом через пролом в дверях вошел в зал.
За ним двинулась вся толпа.
