– Я не меньше твоего в палатках прожил.
– Скажи, чем хвастается! А я вот не хочу больше в палатке жить!
– Так заведи себе тещу с блинами и полезай на печь.
– А зачем мне теща? Может, я к себе жену хочу привести.
– Ну и приводи.
– Куда? В палатку?
– Слушай, жених! Ты что-нибудь про город Комсомольск слыхал?
– Например?
– Например, любителей мещанского уюта там презирали.
– А еще то, что там мерзли в землянках?
– Мерзли!
– А потом в сороковых годах мерзли в окопах?
– Было и такое.
– А теперь, в пятидесятых, ты предлагаешь мерзнуть в палатках? Прямо сплошная Антарктида. Да, энтузиаст ты с довольно однообразным воображением.
– А ты нытик.
Семен коротко хохотнул:
– Эге! Просто я хочу, чтобы люди не располагались на каких-то биваках и не занимались всякими штурмами. Время теперь не то. Не штурмовать, а работать надо и жить.
– Кончай философию! – неожиданно предупредил Михаил.
– Чего это Катерина сюда идет? – спросил Семен. – К тебе, что ли?
– Наверно, Воронова ищет. Хочет проститься, – тоскливо ответил Михаил.
Воронову стало не по себе: вставать теперь – неловко перед ребятами. Оставаться – Катя может найти… Еще хуже! Она и в самом деле взяла расчет – уходила в производственный отдел.
Сегодня она все ходила вокруг конторы, видимо, хотела наедине поговорить с Вороновым. Но он все время просидел в конторе в окружении то десятников, то экспедиторов… Он избегал этого прощального разговора, – еще сцену какую-нибудь разыграет. И теперь он решил притвориться спящим, – может, не найдет. А так выйдешь – и тут как тут: «Здрасте… я вас давно ищу»…
– Ты чего не уехала? – спросил ее Семен. – Обеденные машины уже ушли.
– Ей карету надо… – сказал Михаил. – С принцем на запятках.
– И запряженную двуногими ослами, – подхватила Катя.
– Да что в самом деле? Иль обходной лист не подписали? – спросил опять Семен.
– Какое тебе дело? – ответила Катя. – Я вот, может, с Мишей хочу побыть наедине. В укромном местечке… Отвернитесь! Видите, я раздеваюсь.
– Хоть донага, – сказал Семен и пошел прочь, грохая сапогами.
– А чего ты по сторонам смотришь? – спросил Михаил. – Или ждешь кого?
– А ты чего не раздеваешься? Или боишься?
– Пожалуйста! Как тебе угодно. Я тень души твоей.
– Какая несуразная тень!
– Это я заморился, – Михаил скинул майку и заботливо осмотрел свои крупные выпирающие ребра. – От любви сохну.
Катя залезла на скалу и оглядывала дальние извивы бухты, не догадываясь, что тот, кого она искала, лежит тут же, в пятнадцати шагах, за выступом.
– Ну что, не видать его… в «тумане моря голубом»? – спросил Михаил.
– Кого это?
– Ну, этот самый… парус одинокий.
– Давай сюда… Погляди – во-он он…
– Я за тобой и в небо поднимусь.
– А вот посмотрим, как ты летаешь, сокол небесный. Лови! – Катя прыгнула, вытянувшись ласточкой, с отвесной скалы. А через минуту, вынырнув, потряхивая блестящей, черной от воды головой, позвала его: – Ну, что же ты?
Михаил набрал побольше воздуха, угрожающе надул щеки, потом вытянулся во весь свой длинный рост и выбросил из руки камень.
– Подходящая высота, – произнес он, прислушиваясь к падению камня и, кряхтя, медленно стал спускаться вниз; потом поплескался возле берега и вылез за Катей.
– Какой ты все-таки трусливый, – сказала она пренебрежительно.
