Через минуту, поднимаясь на крыльцо, он все еще ворчал:
– Весь доход мой в снег бросает…
6
В добрую зимнюю пору, когда жизнь на селе катится легко и ровно, словно розвальни по хорошему санному пути, неожиданно свалилась беда на Волгина.
Однажды в его тесный кабинет вошла агрономша Селина и удивила:
– Игнат Павлович, проверила я семена… Всхожесть всего шестьдесят процентов.
– Ну и что?
– Придется покупать новые… Я подсчитывала – центнеров сто шестьдесят надо пшеницы. Да кукурузы сотню.
– Посеем тем, что есть. Не первый год.
– А звенья? Они не пойдут на это.
– Да вы что, помешались на этих звеньях?! Хватит с меня ваших перестроек! Вопросов больше нет. Все!
Волгин почти силой выпроводил Селину из кабинета и в сердцах укатил в райцентр. Надо было отвезти в чайную мед; дорога накатанная, снег неглубокий, покамест проскочить можно. А там хоть отдохнуть часок, отойти от этой канители.
Меняются времена… Или народ избаловался, или уж старость подходит, не поймешь, в чем суть, только труднее становится с каждым годом. Там начальство жмет на тебя: сей то, а не это, делай так, а не эдак, а тут свои умники завелись. «Ох, уж эта жердина длинноногая! – с неприязнью думал он об агрономше. – Два года в печенках у меня сидит. А мужики тоже хороши. Каждый для себя норовит урвать. Стервецы, кругом стервецы!»
В такие мрачные минуты размышлений Волгин любил подкрепиться. Спасибо, хоть чайные есть на белом свете.
Пока Сенька-шофер сдавал мед и оформлял накладные, Волгин ушел в парикмахерскую «подъершиться», как он говаривал, то есть подстричь, подровнять местами свой густой седой ежик, похожий на платяную щетку из отборной щетины. Затем отвели им кабину в чайной и принесли ящик пива. По мере того как бутылки пива опорожнялись, большой нос Волгина все более краснел. И на душе вроде бы полегшало, и воспоминания пришли хорошие.
– Пошли, Сеня! Раздувай свой самовар. Мы еще погремим!
А ведь бывали времена, гремели… Не раз Волгин завоевывал районное знамя досрочной сдачей хлеба. Выезжал его обоз раньше всех колхозов. Не гляди, что мы на отшибе… А чуем что к чему. Нюх у нас тоже имеется. Волгин сам паромы наводил, сам и въезжал в райцентр впереди на тучном вороном жеребце…
– Вот казак! – говорил про него секретарь райкома Стогов. – Любит блеснуть перед народом. Раньше себя никого не пустит… Жить умеет…
И жили… По крайности знали, на чем верх можно взять. Одна торговля чего стоила. Уж, бывало, Волгин не повезет с осени рис на базар, не продешевит, подождет, пока цена не поднимется. Однажды в Приморске он костью подавился. Сидит в докторском кресле – сипит, язык не шевелится. А все ж поманил шофера знаками, написал ему: «Сходи на рынок, узнай, почем рис…» А кто на Сахалин баржу лука отвез? Игнат Волгин! С Сахалина приволок корабельный дизель – в сто семьдесят сил. Всех переплюнул! Осветил село, что твой город… А теперь обрезали торговлю. Одни разговоры – повысим урожай! Да что ж он, поля свои не знает? Земля добрая, да не в ней суть. Мужики не больно стараются… Медведи! Обленились… А все орут – повысим! Как будто бы кто против. А как повысить? Есть семена, удобрения… И сей на здоровье, только по норме. А Селина чего выдумала? Не по сто семьдесят килограммов высевать, а по двести пятьдесят. Ишь ты, семена плохие! Десять лет хорошими были, а теперь вдруг плохие… Нет уж, дудки! Семена перерасходовать он не позволит. Нашли причину – всхожесть низкая! А ты повысь, на то ты и агроном. А перерасходовать не позволю… Легко сказать – семян купить. Где? На что? В долг?! А вот этого не хочешь! – и Волгин выкинул кукиш в смотровое стекло грузовика.
– Ничего, посеем тем, что есть, – продолжал он рассуждать, не обращая внимания на улыбающегося шофера. – Будет и урожай не хуже, чем у других. Так, что ли, Семен?
– Принято единогласно…
Словом, возвращаясь домой, Волгин чувствовал в себе уверенность и силу. Сегодня же он решил отчитать агрономшу… И чтоб не чирикала попусту. Вовремя не пресечь, такой гвалт подымут, срамота.
Агрономшу он встретил возле правления.
– Придержи-ка! – сказал он шоферу и, вылезая из кабины, крикнул: – Селина, зайди ко мне!
Через минуту агрономша сидела перед ним на стуле. Игнат Павлович некоторое время стучал волосатыми пальцами по столу и внушительно покрякивал – выдержку делал. Потом еще для острастки смерил ее с ног до головы крутым взглядом белесых в красных прожилках глаз и наконец спросил:
– Не передумала еще?
– Нет.
– Так вот, сто семьдесят на гектар – и не больше! Понятно?
– Нельзя сто семьдесят – зерно имеет всхожесть всего шестьдесят процентов.
– Повысь!
– Пожалуйста. Но для этого надо купить еще семян.
– Так-то и дурак повысит. Ты повышай не покупая.
– Это невозможно! Семян не хватит…
